— Значит, сегодня мы ее не увидим

— Не пойти ли нам отсюда куда-нибудь выпить по рюмочке? — Господин Т., разумеется, тоже принадлежал к числу поклонников Ирины.

— Может быть, все-таки останемся на следующее действие?

Скорее всего упомянутый мною разговор с Данченко произошел как раз в антракте перед вторым действием.

Следующий акт оказался не менее скучным, чем предыдущий. Однако не прошло и пяти минут после того, как мы уселись на свои места, как в ложу, находящуюся напротив нашей, вошло человек пять или шесть иностранцев во главе с Ириной Бурской. Опустившись в кресло в первом ряду, она, обмахиваясь веером из павлиньих перьев, с невозмутимым спокойствием стала смотреть на сцену. Но этого мало — по ходу действия она оживленно переговаривалась и даже смеялась со своими спутниками (в числе коих, надо полагать, был и ее американский покровитель).

— Смотри: Ирина!

— Вижу.

Мы так и не покинули своей ложи до самого конца оперы, когда Хосе, сжимая в объятиях мертвую возлюбленную, рыдает “Кармен! Кармен!” Разумеется, все это время мы смотрели не столько на сцену, сколько на Ирину — эту русскую Кармен, которой, как видно, совсем не было дела до того, что из-за нее погиб человек.

Спустя дня два или три мы с господином Т. ужинали в ресторане. Наш столик находился в самом углу зала.

— Интересно, ты обратил внимание, что после того вечера у Ирины забинтован безымянный палец на левой руке? — спросил меня господин Т.

— Да, в самом деле, припоминаю.

— В тот вечер, вернувшись в гостиницу, Ирина...

— Погоди! Не пей! — воскликнул я, перебивая его. Несмотря на тусклое освещение, я заметил в бокале приятеля перевернувшегося на спинку маленького майского жука. Выплеснув на пол вино из своего бокала, господин Т. со странным выражением лица продолжал:

—...разбила о стену тарелку, взяла в руки осколки вместо кастаньет и, не замечая, что из пальца течет кровь...

— Пустилась в пляску, словно Кармен?

В этот миг седовласый официант, которому не было дела до охватившего нас волнения, невозмутимо поставил перед нами тарелки с лососиной.

¹ “Банкноты погребальных денег” — золотые и серебряные круглые бумажки, имитирующие металлические деньги.

² Даос — последователь даосизма, учения о Дао — Пути, возникшего в Китае в VI—V вв. до н. э.

³ И — старинная китайская денежная единица большого достоинства.

⁴ Люйцзу — один из восьми знаменитых даосских мудрецов Древнего Китая.

⁵ Тао Чжу — знаменитый китайский богач.

⁶ “Винные черви” — Пишется двумя иероглифами, первый из которых — вино, второй — червь, а также — чувство. Обычно ими обозначается слово пьяница. Здесь использована игра слов.

⁷ Цао Цао (154—220) — знаменитый китайский полководец

⁸ Сутра Лотоса (санскр. “Садхарма Пундарика Сутра”) — священная сутра секты Нитирэн.

⁹ Идзуми-сикибу — выдающаяся поэтесса эпохи Хэйан (976— 1034).

¹⁰ “...был он родным сыном дайнагона Митицуны...” — Фудзивара Митицуна (954—1021). Дайнагон — одна из высших правительственных должностей.

¹¹ “...не соблюдал ни Трех Заповедей, ни Пяти Запретов” — В основе буддийских морально-этических принципов лежат Три Заповеди — слово, дело, мысль — и Пять Запретов — убийство, воровство, прелюбодеяние, ложь, пьянство.

¹² Брахма — один из трех высших богов религии брахмаизма и индуизма. Бог — творец вселенной.

¹³ Индра — один из великих богов ведической религии, Царь богов, Бог-воин, Бог-громовержец.

¹⁴ Бодхисаттва — достигший первой ступени просветления на пути превращения в Будду.

¹⁵ Эсин (942—1017) — глава-настоятель секты Тэндай.

¹⁶ Нирвана — достижение полного блаженства и полного просветления.

¹⁷ Царица Мая — мать Будды.

¹⁸ Дхарма — установление, образец, которому нужно следовать.

¹⁹ Малая Колесница — хинаяна, одно из двух основных направлений буддизма. Другое направление — махаяна, Большая Колесница.

²⁰ “Весною — рассвет...” — начало знаменитого произведения “Записки у изголовья” Сэй Сёнагон.

²¹ Годы Тэмпо — 1830-1844 гг.

²² Годы Ансэй —1854-1860 гг.

²³ Бодхисаттва Дзидзо — Буддийское божество — покровитель детей и путников.

²⁴ “...по истечении часа Пса” — Час Пса — с 7 до 9 часов вечера.

²⁵ Годы Мэйдзи - 1867-1911 гг.

¹⁶ “...читаю коданы...” — Имеются в виду устные рассказы для эстрады.

²⁷ “...пляски “ясукибуси”...” — народные пляски, созданные в районе Ясуки, префектура Симанэ.

²⁸ “...под стать борцу Татияме...” — Татияма Минъэмон — известный японский борец конца XIX—начала XX вв.

²⁹ “...тяжеловес Оодзуцу” — Оодзуцу Манъэмон — известный борец конца XIX в.

³⁰ “...борца Инагаву” — Инагава Сэйэмон — борец конца XIX в.

³¹Нио-сама — стражу ворот буддийского храма.

³² Праздник Хиган — праздник равноденствия.

³³ Данченко — фамилия вымышленная.

493 год до новой эры. По свидетельству Цзо Цзюмина⁴, Мэн Кэ⁵, Сыма Цяня⁶ и других летописцев, ранней весной, когда Дин-гун, князь земли Лу, в тридцатый раз совершил ритуал жертвоприношений “цзяо”⁷, Конфуций с горсткой учеников, бредущих по обеим сторонам его повозки, покинул родную страну Лу и отправился проповедовать Путь на чужбине.

В окрестностях реки Сышуй зеленели ароматные травы, и хотя снег на вершинах гор уже растаял, северный ветер, налетавший словно полчища гуннов, швыряясь песком пустынь, еще доносил воспоминания о суровой зиме. Впереди повозки шел исполненный бодрости Цзы-лу в развевающихся лиловых одеждах, отороченных мехом куницы. За ним в льняных башмаках следовали задумчивый Янь Юань и Цзэн Цань, чей вид выражал рвение и преданность. Воплощенная честность, возница Фань Чи управлял четверкой лошадей и, время от времени украдкой бросая взгляд на постаревшее лицо Мужа Мудрости, ехавшего в повозке, ронял слезу о горькой доле Учителя, обреченного на скитания.

Когда они наконец достигли границ земли Лу, каждый с грустью оглянулся на родную сторону⁸, но дорога, по которой они пришли, была не видна, сокрытая тенью Черепашьей горы. Тогда Конфуций, взяв в руки лютню, печальным хрипловатым голосом запел:

Еще три дня все дальше и дальше на север пролегал их путь, и вот среди широкого поля послышался голос, поющий мирную, беззаботную песню. Это пел старик в одежде из оленьей шкуры, подпоясанной веревкой, подбирая с тропинки на меже упавшие колоски.