Я хотел пойти и дальше сеять смерть, но увидел в уголке посох с навершием из человеческого черепа, а рядом валялась и моя пространственная сумка. Я проверил, засунув в нее руку по плечо, все ли на месте и убедился, что шаман не стал рисковать и шарить в столь страшном предмете. А жаль. Ведь этот гад мог схватить Малахитовый Посох, который его бы и сжег. В сумку скинул шаманский посох и еще все вещички, которые посчитал ценными. Очень кстати наткнулся на острый кинжал, использовавшийся вероятно в ритуалах. Хотел его бросить в сумку, но подумав, приладил за пояс. Приятно, наконец, отыскать острое оружие, а то во всем лагере не встретилось, даже завалявшегося ножичка! А тут такой острый кинжал, которым легко можно разрезать все веревки. Что и сделал. Теперь я вновь получил всю свою мощь, благодаря которой могу легко уничтожить поселение людоедов, но такой исход меня не устроит. Мне дан вызов и оттого я желал победить этих врагов голыми руками, не используя магию!

На улице вдруг раздались шаги и голоса.

— Показалось, наш учитель подал Зов, — это говорил один голос.

— Я тоже его услышал, — согласился другой голос. — Два верных ученика пришли проведать учителя, пока третий ученик все еще дрыхнет!

— Он такой! — рассмеялся первый голос и в палатку вошли, не спрашивая разрешения, два молодых тавра.

— Учитель, вы нас звали?.. — спросил один из рогачей, но увидев окровавленного шамана замер у входа.

— Что с вами, учитель?! — закричал другой, подбегая к шаману.

Я скрывался возле входа, замотавшись в ткань подрезанного шатра. Поэтому, когда один тавр убежал к шаману, а другой остался стоять возле меня, то я начал действовать. Теперь в моих руках настоящее оружие и я ловким, привычным движением нанес страшную рану на шее монстра. Даже не думал, что умение делать ровные разрезы в хирургии, поможет и в убийстве. Кровь забулькала, вырываясь толчками из пробитой артерии монстра и он, схватившись за горло, начал падать. Второй тавр посмотрел на собрата, но увидел лишь, нож, что пробил ему глазницу и достал мозг. У монстра, что оказался насаженным на кинжал, начались судороги. Я вытащил из его глаза окровавленный клинок и стоял, глядя как он продолжает трястись и извиваться, из—за повреждения мозга.

Потом я выбрался из лагеря, по пути больше никого не убивая, а только позаимствовав съестных припасов, и побрел к Владику. Я бы нашел его, только к полудню, если бы моя синичка не появилась и не проводила меня.

Парень выглядел невероятно испуганным. Его трясло, а по щекам текли, не переставая, слезы. Я пытался его успокоить, но увидев меня, он еще сильнее зарыдал и крепко вцепился в мои руки. Я говорил глупости, чтобы его отвлечь. Его радовал мой голос. Во время этой истерики, я разрезал его путы и отбросил их в сторону. От своей же магическую веревки не избавился, а сохранил на всякий случай, кинув ее к прочему барахлу хранящемуся в бездонной сумке.

Начинался рассвет и я, не желая рисковать пареньком, отвел его еще дальше от лагеря тавров. Постепенно он пришел в себя и даже начал улыбаться.

— Вот перекуси! — передал я пареньку фрукты, что набрал у рогачей.

— Спасибо, — поблагодарил Владик, но лишь откусил кусочек, а остальное отложил. — Феникс, где вы пропадали столько времени?

— Вещи забирал. И поесть искал.

— В их лагере?!

— Да.

— Но зачем?! Вас же могли поймать!

— Я не мог иначе, — отмахнулся я. Мне и самому хотелось бы знать ответ на этот вопрос.

Потом мы, укрывшись в одном овражке, спали весь день, а ночью я повторил набег на лагерь тавров.

В этот раз они усилили бдительность и вместо десятка часовых, появились две дюжины воинов, стерегущих покой спящих жителей. Но даже теперь мне не представлялось сложным душить врагов. Они все также невнимательны и полусонны. Я бы еще многих быков отправил на райское пастбище, но помешала некстати выглянувшая луна. Пришлось окончить рейд, лишь уничтожив всех часовых, и зачистив пять шатров.

Днем же я опять отсыпался.

На третью ночь они взялись за меня серьезно и ночью не спали даже в шатрах. Бодрствовали все. Но и в таких условиях я умудрился, оставаясь никем незамеченным, убить на одном из краев лагеря всех часовых, а затем и зачистить все палатки. Для меня хорошо было то, что тавры, обладали слабым зрением, а уж ночью вообще почти ничего не видели.

А вот днем уже на дали спать мне. Тавры поняли, что я перебью их всех, если только они не найдут меня первыми. А лучше всего им искать меня при свете дня. Что ж, они оказались вполне разумными существами. Если бы Владик не разбудил меня, когда увидел вдалеке цепь рогачей, то я мог бы уже и не проснуться.

Поначалу мы просто убежали от них, так как спросонья я не шибко—то много придумать мог, но потом я решил поиграть с этой облавой. Для этого, правда пришлось использовать магию, но что поделать!

Вот как все выглядело со стороны.

Отряд тавров, что идут, внимательно осматривая местность, вдруг видят двух человек, а именно меня и Владика. Эти два человека стоят себе спокойно и только дожидаются, когда их схватят. Радостные рогачи несутся к целям, стараясь догнать их прежде чем те убегут. Но люди не убегают и даже не двигаются, они все так же спокойно стоят на месте, а когда на них налетают тавры, то оказывается, что это вовсе и не люди, а слепленные мной кучки фиолетового тумана. Сразу двое, а то и больше монстров, падают на землю и дико ревут, пока их тела разъедает ядовитый туман. Другие тавры в оцепенении смотрят на друзей, что должны были разорвать людишек, а в итоге сами умирают. И пока оставшиеся в живых тавры стоят соляными столпами подскакиваю я, и вырубаю их ударами кулака, или сразу убиваю кинжалом.

За день я уничтожил шесть подобных групп, а значит, испытание заклинания Туманный Двойник прошло успешно!

Ночью, пусть и хотелось спать, я вновь напал. Не следует предоставлять врагам передышки! Но в этот раз все оказалось сложнее. Они перестроили лагерь: скопились всеми у Большого Камня; построили стену, защищавшую со всех направлений, кроме единственного входа; подняли всех способных держать оружие и вооружились. Я поразился их желанию жить и, вырезав в стене дыру Когтями (пришлось опять пользоваться заклинанием), проник в значительно уменьшившийся лагерь. Разрезав первый же шатер, очутился рядом с тремя таврами. Один, вероятно самый смелый, спал, а два других сторожили его сон и поглядывали на дверь—полог шатра. Они ждали нападение именно оттуда и не могли подумать, что я зайду с тыла. Эти два тавра выглядели крупными даже среди своих собратьев. На них еще надеты металлические кирасы, шлемы, а в руках они держат не дубины, а огромные молоты! Увидеть настоящий металл, выполненный в форме военной амуниции, в этом мире было удивительно, ведь до сих пор я встречал железо лишь в качестве посуды, дверей или подсвечников, а оружие в большинстве странным образом сделано из кости. Не знаю, каким образом, но тут умеют переплавлять кости и делать из них все тоже, что и из металла, но лучше. Поэтому металл не пользуется никакой популярностью и для меня оказалось неожиданностью увидеть столько железа сразу. Позже я понял, что попал в шатер вождя, а они, вроде как элитные королевские стражи, у которых нет проблем с обеспечением.

Осторожно подкравшись к таврам со спины, я рассчитывал, как нанести удар, чтобы сразить сразу обоих, но меня заставил поспешить с решением один из них, решивший оглянуться и посмотреть на спящего вождя. Тавр встретился со мной взглядом и я поразился тому, что увидел в его глазах страх. Я не стал мешкать и двумя ударами отправил двух здоровяков в их загробный мир. Они даже не стали сопротивляться, хоть и могли... Прямо как быки на бойне. Страх парализовал их задолго до того, как я появился в шатре. Не удивительно, что после всего, меня так начали бояться в лагере. Даже все их переустройство, есть не что иное, как агония смирившихся с собственной гибелью существ. Даже немного жаль их стало.

Но жалость не помешала прирезать еще и вождя, а потом забрать с его тела столь ценимый им предмет, с которым он не расставался даже во сне — золотой пояс. Эта вещь, как я понял, символ власти и потому я решил забрать ее себе. На нем выгравированы батальные сцены, в которых тавры бьют палками врагов; сцены мирной жизни, когда рогачи готовят пищу, едят и веселятся; и похоронная сцена, на которой тавры провожают погибших в загробный мир.