– Граф, ваше искреннее красноречие кажется чрезмерным.

– Да, я знаю. Это мой недостаток.

– Это достоинство, граф, залог вашего величия.

– Уилл, лесть вам чужда.

– Это мой недостаток.

Граф Эссекс с важностью:

– Это достоинство поэта, залог его величия. Я отплатил вам той же монетой. Поговорим о другом, то есть о фрейлине ее величества, в поведении которой заметили перемену, столь же волнующую, сколь и страшную. Элси написала письмо и отдала мне для посылки во Францию Генри, но не удержалась, заплакала и рассказала мне все.

Как быть? Разрешением этого вопроса мне и пришлось заняться. Прежде всего фрейлине надо было покинуть двор под каким-либо предлогом и надолго, не возбуждая расспросов и подозрений.

И вернуть графа Саутгемптона из Франции. И тут я совершил ошибку. У меня есть свойство подводить самого себя, чего не удается никому сделать, разумеется, кроме ее величества королевы Англии. Я заговорил с нею о возвращении графа Саутгемптона из Франции, где он пребывает, как в изгнании.

«Коли он в изгнании, значит, провинился в чем-то, пусть там остается!» – бросила Елизавета, которой никогда не нравилось восхищение Генри мной.

Она любит разлучать тех, кто тянется друг к другу – из зависти, из ревности, или по политическим соображениям. В последнем случае я ее понимаю. В борьбе партий у трона никто не должен возобладать по силе, кроме нее самой. Поэтому она воюет прежде всего с теми, кого называют ее фаворитами. Она любит и ненавидит нас, потому что вынуждена, по крайней мере, выслушивать нас и соглашаться поневоле, то есть делиться частицей ее абсолютной власти. Это самый просвещенный монарх и деспот чистой воды, как говорят, о бриллианте.

– Браво, браво! Но как же быть Элси?

– Я решил было увезти кузину, одетую пажем, во Францию к ее жениху и там обвенчать их. Но нетерпеливый граф Саутгемптон с получением первого письма о беременности его невесты, вместо того чтобы списаться со мной, сел на корабль и тайно вернулся в Англию.

– Так, он здесь? Я могу с ним увидеться?

– Нет. За тайной помолвкой последовало, с тайным возвращением, тайное венчание в церкви.

– Ах, граф, что же не дали мне знать?

Граф Эссекс с ликом трагического героя:

– Уилл, дружище, у этой истории еще далеко до счастливого завершения. С тайным возвращением в Англию следовало тайно и вернуться во Францию. Но молодожены вообразили, что могут тронуть сердце королевы-девственницы. Я не ожидал ничего хорошего, но вынужден был снова явиться к ее величеству с известием и с просьбой, вызвавшими у нее гнев. Увы! Увы!

– Успокойтесь, граф!

– Естественно, Эссекса во всем обвинили, что ж, я привык. К несчастью, гнев свой королева обрушила и на Генри, и на фрейлину. По ее приказанию граф Саутгемптон посажен в Тауэр, где проведет медовый месяц уж точно.

Шекспир уже без всякого удивления:

– А Вернон? То есть графиня Саутгемптон?

– И Элси было приказано отправиться в Тауэр, но вступились и Рали, и Сесиль, разумеется, в интересах самой королевы. Ребенок-то, который скоро родится, в чем провинился?

Шекспир рассмеялся со вздохом:

– Это в самом деле похоже на арабскую сказку!

Друри-хаус. Граф Саутгемптон и Элси привечают друзей – Шекспира и Джона Флорио; они обходят замок и останавливаются у портрета графа Эссекса.

Уилл смеется:

– Здесь граф Эссекс как будто собственной персоной.

Элси рассмеявшись:

– Да, я пугаюсь его изображения больше, чем если бы он вдруг вошел сюда.

– Чем ныне граф занят?

– Увы! Взаимоотношения королевы и графа Эссекса, всегда неровные, обострились до крайности.

– Что такое?

Элси, всплескивая руками:

– Ее величество гневалась на графа не только за ее придворных дам (Елизавету Соутвелл, Елизавету Бридж, миссис Рассел и леди Мэри Говард), с которыми одновременно он находился в интимных отношениях, но и за то, как он посмеялся над Уолтером Рали.

Генри смеется:

– В день рождения королевы придворные, по старинному обычаю, устраивали турнир в честь ее величества. Поскольку все знали, что Рали, как всегда, появится в мундире коричневого и оранжевого цвета, опушенном черным барашком, Эссекс явился на турнир в сопровождении 2000 всадников, одетых в такой же костюм, и вышло так, будто сэр Уолтер Рали принадлежит тоже свите графа Эссекса. Конечно, Рали был оскорблен, а королева разгневана за подобные шутки над одним из ее любимцев.

Шекспир не удержался от замечания:

– 2000 всадников в мундире одного из полководцев королевы!

Элси, посмеявшись, с тревогой проговорила:

– Но вскоре между королевой и Эссексом вышла настоящая ссора. Повод был совершенно ничтожный: назначение какого-то чиновника в Ирландию, а Эссекс недавно был назначен обермаршалом Ирландии в то время, когда он претендовал на должность лорда-адмирала. Возможно, Эссекс был раздосадован и за нас. Он заявил королеве, что «ее действия так же кривы , как и ее стан».

Флорио в испуге вскрикивает:

– Боже!

Генри с усмешкой:

– При этом он бросил на нее презрительный взгляд и повернулся к ней спиной.

Шекспир прямо застыл немым вопросом.

Элси, выдержав паузу, сказала:

– Королева ответила пощечиной и воскликнула: «Убирайся и повесься!»

Шекспир и Флорио вместе:

– Тауэр?

Генри добавил:

– Граф Эссекс схватился за шпагу и заявил, что такого оскорбления он не снес бы даже от Генриха VIII.

Флорио уверенно:

– Его отправили в Тауэр?

– Нет, Эссекс отправился в свой замок и не показывается при дворе, ожидая первого шага от королевы.

Шекспир, радуясь счастью Генри и Элси, не подозревал, что граф Эссекс вскоре подведет и себя, и их. В портрете графа Эссекса с его мужественностью и страждущей душой просматривалась его трагическая судьба.

Лондон. Берег Темзы, как в сельской местности. Шекспир и повзрослевший Уилли Герберт прогуливаются, встретившись после представления. Принятый при дворе, он несомненно встречался с Мэри Фиттон, почетной фрейлиной королевы.

Уилл осведомился:

– А скажи, друг мой, как поживает миссис Фиттон?

Уилли не удержался и похватал тем, что Молли не бросила его:

– Расстались было мы, но ваша пьеса свела нас вновь, озвучив наши чувства и очистив от похоти, терзающей похуже, чем кабан, – в любви же все чисто, вы правы, – мы встретились на балу придворном… Увидел я ее среди первейших дам, из тех, кто вправе выбрать королеву для танца и с нею закружиться, прекрасна ослепительно, как солнце…

– Как взглянешь на него, в глазах темно…

– И впрямь! У трона средь раскрашенных красавиц и придворных поседелых я с Молли снова были юны.

– Еще бы! На загляденье.

– И тут приехали актеры и дали представленье по пьесе вашей «Ромео и Джульетта». Боже! Я не усидел на месте, Молли тоже, и встретились, влюбленные, как Ромео и Джульетта. Боже! Боже! Каким вы счастьем одарили нас!

Шекспир смеется:

– И не первый раз?

– О, да!

– И что же? Все это продолжается у трона?

– Да! Свиданья редки, но тем они прекрасны. Во всякий раз, как в сказке или пьесе. В мужском костюме, как Венера в маскараде, вдруг приезжает, ночь превращая в яркий день, иль день – в ночь волшебную любви. И снова очарован, как впервые.

– Я знаю, милый друг. Как был я очарован ею и чар ее я не забыл… Пленительна и страстна, как царица Египта Клеопатра.

– Вы любите ее, как прежде?

– Нет. Я прежнюю, в юности ее, любил, люблю, как прежде.

– Джульетта – ведь она?

– А ты Ромео? О, будет много и Ромео и Джульетт на свете! Прекрасное гонимо в этом мире. Боюсь, и вам у трона несдобровать.

– Уилл, мой друг, признаюсь я тебе. Недаром Молли явилась при дворе и сделалась любимицей королевы. Она знала, что я приглянусь ее величеству тоже. Теперь в любви ее одно желанье…