Я прислонился к истекающей кровью мохнатой бараньей туше. На ощупь она напоминала мешок с песком.

— Фараона пригнали сюда, — пробормотал, склонившись ко мне, Венн. — Собака.

Но это я уже и сам понял.

Мы все подозревали, что за Красным Шаком стоит человек. Но никто в Трэнтридже, включая вашего покорного слугу, должным образом не проанализировал ситуацию. Моя правая рука распухла и сделалась совершенно бесполезной. Все запахи перебивала вонь, исходившая от мёртвого барана. На мгновение я задумался: а что Мориарти? Возможно, он-то как раз всё просчитал, но не соизволил поставить меня в известность. Профессор ведь обожает проделывать со студентами подобные трюки — своеобразные проверки, внезапные удары исподтишка, неожиданные каверзные вопросы.

Выслушав рассказ Стока, я вообразил себе этакого хитроумного оппозиционера, который привёз в Заповедник или же обнаружил и вырастил там некое животное, неизвестного науке представителя семейства собачьих. А потом принялся спускать его на всех подряд. Но обманный манёвр с Фараоном показал, насколько я ошибался. Всё зашло гораздо дальше: наш неведомый противник выдрессировал Красного Шака как пастушью собаку. Пёсик, несомненно, поднаторел в своём ремесле — по сигналу хозяина рвал глотки, прыгал, кусал, тащил и убивал. Особой гениальности тут не требуется — собаку сумеет натаскать и полоумный пастух. А мы в Уэссексе — умельцы тут на каждом шагу. Останусь в живых — непременно наведаюсь к Придлу и задам этому любителю прятать баранов пару вопросов.

Я попытался сжать сломанные пальцы в кулак, чтобы хоть чуточку унять боль.

Венн закашлялся, и по его красному подбородку потекла кровь. Красным окрасились теперь даже его зубы.

Саул стоял посреди поляны, навострив уши. Сумку он бросил на землю. Рядом перезаряжал пистолет Альбинос. Стреляя в барана, Накжинский задел несколько деревьев, и теперь на стволах ярко белели длинные отметины.

Вой смолк, но чудовище, конечно же, никуда не делось. Его просто позвал хозяин.

Саул опять засвистел.

Я вытащил револьвер. Неплохо стреляю и левой рукой, но такое оружие годится лишь для ближнего боя.

Словно в ответ на свист, послышался низкий вой.

— Шак оголодал, — сказал Венн.

— Белобрысый, — позвал я, — он крадётся под прикрытием тумана. Ты когда-нибудь попадал в плывущую рыбу?

Альбинос кивнул.

— Как только сунется на поляну — вышиби ему мозги!

Я взмахнул искалеченной рукой, показывая Накжинскому (и прочим возможным наблюдателям), что вышел из игры. Пусть Альбинос разбирается с собакой, а я приберегу серебряные пули для пастуха.

Саул снова свистнул, чуть выше, словно пробовал подавать разные сигналы.

— Заткнись, чёртов придурок! — прикрикнул я. — Пёс отлично знает, где мы. Его уже не надо приманивать.

Саул прекратил свистеть и сглотнул. Кто бы мог подумать: щуплый парнишка, а с какой силой умудрился наступить мне на руку! На пальцах словно сплясал обутый в деревянные сабо слон.

Нет, развитие событий мне определённо не нравилось.

На охоте добывают трофеи или шрамы. Иногда и то и другое. Можно, конечно, взять себе в качестве приза Фараоновы рога, но выслеживал-то я не барана.

В отличие от Фараона наш враг передвигался с осторожностью. Туман разлился по поляне, подобно озеру, он с каждым мгновением становился всё плотнее. Я больше не видел собственных сапог. Одиноким островком возвышался посреди прогалины загривок мёртвого барана. Саулу туман доходил до груди. Накжинский стал похож на призрака.

Я слышал проклятую собаку. Уэссекский волк или трэнтриджский терьер — не важно, это точно собака. Только псы сопят и брызгают слюной при виде еды.

Ужин — вот мы для него кто.

День ещё только начинался, и Трэнтридж остался всего в миле, но мы каким-то образом переместились в ночные джунгли, где на каждом шагу поджидали чудовища.

— Почему ты улыбаешься? — спросил Венн.

— Если сам не понимаешь, не смогу объяснить, — отозвался я.

Возможно, мне суждено погибнуть в Заповеднике. Подобная мысль бесила. Просто позор — как умудрился я настолько плохо подготовиться и угодить в ловушку! Зато в такие вот моменты оживает определённая часть моего мозга. Многие ставят это мне в упрёк, начиная с гневного сэра Огестеса и заканчивая расчётливым Мориарти. Ну что ж, кто-то предпочитает женщин, кто-то — опиумных демонов, кто-то — золото. Чёрт побери, некоторые даже коллекционируют марки или сходят с ума по сдобным булочкам. А мне всего дороже мгновения на грани жизни и смерти, когда зверь или человек стремится убить меня, а вместо этого я убиваю его. Всепоглощающие эмоции вскипают в крови, пульсируют в глазных яблоках и чреслах. Это и есть настоящий Моран Душегуб. Остальное — видимость. Приятная видимость, но не более. При первой встрече профессор угадал во мне пристрастие к опасности и страху. Я тогда ему не поверил, но, похоже, он с самого начала понимал меня гораздо лучше, чем я сам.

И снова тот запах. Едкое зловоние Заповедника. Так едва уловимо пахло от охряника и намного сильнее — от собаки.

Прямо на грудь Накжинского прыгнул красный демон. Мелькнули горящие глаза и похожие на кинжалы жёлтые клыки. Чудовище повалило Альбиноса в туман. Стрелять наугад не имело смысла. Наверное, Накжинский бросил револьверы и вцепился зверю в шею, пытаясь оторвать его от себя.

Послышались отвратительные польские ругательства. Первый раз на моей памяти Альбинос заговорил, а я-то считал его немым. Потом раздался булькающий звук, и поток сквернословия оборвался.

— Беги, Саул! — завопил я.

Повторять дважды не пришлось: Дерби метнулся к одной из своих барсучьих троп. Я навёл оружие, выискивая красное пятно в белом тумане. Когда пёс бросится следом за Саулом, как гончая за зайцем, мне, возможно, удастся его пристрелить.

Но на поляне ничто не двигалось.

Я повернулся к Венну. Пусть прикроет спину. Красный Шак может выскочить откуда угодно.

На лице охряника застыло выражение крайнего удивления: он что-то увидел у меня за спиной. В уши впился нечеловеческий скулящий стон. Я развернулся и вскинул револьвер. На голову мне опустилась деревянная палка.

Из тумана выступила человеческая фигура. Голова странным образом клонилась набок, лицо скрывала вуаль. Я успел разглядеть посох Венна в руке незнакомки и длинное чёрное платье.

Интересно, а привидение можно убить серебряной пулей?

Но выстрелить я не успел.

Призрак качнулся, и на меня обрушился ещё один удар. Из уха потекла горячая кровь, и я рухнул на землю. На этот раз без сознания.

Очнулся я на земляном полу в освещённой пламенем пещере. Было уже не холодно, а жарко, но одежда по-прежнему оставалась мокрой насквозь. Над ухом запеклась кровь, но кто-то перевязал рану. И наложил лубок на сломанные пальцы.

Превозмогая боль, я сел.

Венн, склонившись над костром, помешивал какое-то варево в котле. На красное лицо ложились отблески пламени — точь-в-точь опереточный демон. Пахло серой. На стенах я заметил картинки и рунические надписи. Изображённые длинными прямыми штрихами люди преследовали огромных остроухих собак с большой пастью.

— Где мы? — поинтересовался я.

Венн уже и так заметил моё пробуждение:

— В Логове Красного. Очень старое место. Пока это мой дом. А до меня тут жили другие, ещё тогда, в библейские времена.

Приятные новости.

— Возможно, я покажусь неблагодарным, но вопрос этот всё-таки задам: почему мы остались в живых?

— Дама Со Сломанной Шеей. Она отогнала Шака. И перевязала тебя.

А я уже приготовился к смерти от клыков той твари, что растерзала Накжинского. Ведь без сознания я не мог оказать никакого сопротивления.

— И где же эта призрачная благодетельница, эта потусторонняя Флоренс Найтингейл?

— Где-то в лесу. — Диггори ткнул пальцем в направлении выхода, который был скрыт свисающим до пола занавесом из переплетённых стеблей.