В Стрелсау на улицах устраивали вооружённые стычки михаэлисты и рудольфисты. Многих арестовали. Писали, что Запт вернётся на родину и раскроет некую важнейшую тайну, которая позволит подавить революцию в зародыше.

Трофейный пакет лежал на конторке. Похоже, охота за фотографиями, так интересовавшими нашу даму, возымела забавный побочный эффект: выдуманная Мориарти революция вспыхнула всерьёз.

— Надеюсь, Мориарти, Ирэн успеет получить денежки за снимки, пока треклятая Руритания не полетела в тартарары. Она ведь ничегошеньки не получит, если всю знать развесят на фонарях в знаменитых садах и парках.

Мориарти что-то неразборчиво прорычал в ответ и удалился в тёмную каморку, где он разводил ос и размышлял о траекториях небесных тел.

Кстати, о небесных телах. Мой взгляд снова упал на пакет.

На нём красовалась большая красная и очень официальная на вид печать.

Я представил себе Ирэн Адлер, изгиб шеи, обтянутую шёлком ножку, пышные…

Никто же не говорил, что мы не можем взглянуть на добычу.

Я прислушался: Мориарти что-то насвистывал своим разлюбезным осам (значит, скорее всего, проторчит в каморке целую вечность), с лестницы не доносилось на звука, а миссис Хэлифакс было велено отказывать всем посетителям. Меня никто не побеспокоит.

Усевшись возле конторки, я зажёг газовый светильник и ловко поддел печать перочинным ножом — потом её можно вернуть на место, и никто ни о чём не догадается. Во рту пересохло, словно после многочасовой засады возле привязанного к дереву козлёнка, когда каждый миг прислушиваешься: не крадётся ли по джунглям большая кошка. Я налил себе полный стакан бренди (достойный аперитив для восхитительного зрелища) и, чувствуя, как к причинным местам приливает кровь, вынул содержимое из пакета.

Мне в штаны словно плеснули ледяной водой.

Там действительно лежали фотографии — разнообразные виды Зенды. На парапете замка можно было различить два маленьких силуэта: дама с мёртвой птицей на кружевной шляпе и мужчина в комичной опереточной униформе. Я узнал голубков: Ирэн Адлер и полковник Запт. Отвратительно.

Из конверта выскользнул листок бумаги.

Я перебрал ещё несколько совершенно невинных фотографий с живописными руританскими видами и наконец на последней узрел американскую соловушку во всей красе. Снимок явно делали в студии. Она позировала в том самом откровенном корсаже, в котором явилась очаровывать нас на Кондуит-стрит. Лиф был чуть приспущен, но художественная дымка по краям портрета, чёрт её дери, скрывала самое интересное. Тут же красовалась неразборчивая подпись: «Всегда ваша, Ирэн». Даже застывший на фотографии образ взывал к моему особому манёвру. Да, он явно пошёл бы ей на пользу. Я глотнул бренди и пожевал ус, обдумывая неожиданный поворот событий.

Дверь каморки распахнулась.

Я развернулся на стуле. На меня блестящими глазами уставился Мориарти — он покончил с размышлениями, и результаты умозаключений его не обрадовали. А когда профессор огорчался, окружающие — будь то животные, дети или даже вполне взрослые джентльмены — быстро узнавали о его горестях на собственной шкуре, причём самым неприятным образом.

— Мориарти, боюсь, нас с вами ужалили. — Я протянул ему фотографию Ирэн.

Профессор изрыгнул непристойное ругательство.

Вот рассказ о том, как в Белгравии учинили грандиозный погром, потрясший далёкое Королевство Руритания, а зловещим гением профессора Мориарти воспользовалась коварная женщина. И когда он говорит об Ирэн Адлер или вспоминает её фотографию, то всегда произносит: «Эта Гадина».

Мориарти блистал сразу в двух областях человеческого знания.

Во-первых, в математике. Наш славный профессор никогда не опускался до записей; вы не застали бы его царапающим на доске мелом какие-нибудь дурацкие закорючки. Нет, он занимался цифрами, уравнениями и формулами. Решал всё в уме забавы ради… дьявол его побери.

Ставлю на кон пачку ломбардных билетов на фамильное серебро: тебе, мой разлюбезный читатель, нет дела до логарифмов или дробного исчисления. Тебе подавай истории из другой области, в которой блистал умница Джеймс Мориарти.

Преступления. От одного лишь слова небось засвербило кое-где?

«На-ка, выкуси», как говаривал школьный староста, тот самый, который пытался оприходовать меня, тогда ещё совсем зелёного юнца, в Итоне. Потому что этот рассказ — исключительно о математике. Староста, кстати говоря, схлопотал перочинным ножом по яйцам. Мне удалось отстоять свою невинность и добродетель. Мерзавец нынче получил место епископа в Бричестере. Но это к делу не относится. Вернёмся же к математике!

Придётся поднапрячь извилины: я ведь могу и пару арифметических задачек подкинуть. Проверим-ка твои способности. Ответы буду высылать по почте за дополнительную плату. Придётся раскошелиться, чтобы узнать: так ли ты умён, как сам думаешь. Обычно оказывается, что нет. Большинство людей (не исключая меня самого, не побоюсь в этом признаться) не настолько умны, как полагают. Мориарти — иной случай. Весьма редкая птица. Живые додо встречаются чаще подобных уникумов. Если верить Дарвину, мы должны несказанно радоваться сему удачному стечению обстоятельств. Ибо в противном случае нас, простых смертных, уже давным-давно истребили бы такие вот гении с непомерными черепными коробками.

Но вернёмся к нашей истории. Профессор сделался абсолютным номером первым и на том и на другом излюбленном своём поприще. А значит, преуспел и ещё в одном: умел наживать врагов даже лучше, чем решать головоломные уравнения или измышлять хитроумные злокозненные планы.

За свою долгую жизнь я объездил полсвета, так что мне случалось попадать в весьма негостеприимные его уголки. Могу с ходу Припомнить множество заляпанных кровью язычников, негодующих под гнётом империи и жаждущих объявить войну «всей белой христианской расе». Что ж, удачи. Пусть правительство соберёт хоть целый полк викариев и миссионеров и во главе с епископом Бум-Бум пошлёт их на верную смерть — усмирять неистовые орды, мне-то что. Помню, в Индии некоторые сержанты надевали под мундир броню, ведь в любой момент им грозила пуля в спину от вероломных подчинённых. Знавал и полицейских осведомителей, иными словами доносчиков: их презирают и служители закона, и те, кто его нарушает. А на что ещё можно рассчитывать, когда сдаёшь другого вора в надежде избежать тюрьмы? Однако факт остаётся фактом: ни у одного мерзавца на всём белом свете не было такого количества заклятых врагов, как у профессора Мориарти.

Во-первых, его люто ненавидели другие мошенники. Спросите любого рядового жулика или сутенёра о «чёртовом Джимми Мориарти», и в ответ услышите столько ругательств на стольких жаргонах, что впору составлять словарь. Его терпеть не могли уже только за то, что он гораздо лучше умел воровать. К тому же зачастую мошенники вынуждены были участвовать в аферах профессора и подвергаться риску, тогда как ему доставалась львиная доля добычи. Те, кто осмеливался жаловаться, мигом отправлялись на тот свет. Это, кстати говоря, уже моя работа. Либо, чёрт подери, выказывай должное уважение, либо знакомься с верёвкой, мешком и холодной Темзой. Если послушать этих пустомель, так буквально каждый взломщик в стране сумел бы вытрясти драгоценности из панталон принцессы Александры или же вскрыть сейф в подвалах Банка Англии, вот только почему-то профессор Мориарти, благодаря некоему чудесному стечению обстоятельств, додумался до этого первым. Стило выпить ещё стаканчик джина и чуть подправить превосходный план, и не пришлось бы отдавать честно награбленное какому-то франту со змеиным взглядом, он ведь всего-навсего сидел себе дома и чертил. Можете, если угодно, слушать этих болтунов, я же скажу без обиняков: вместо головы у них тот самый орган, который лучше всего годится, чтобы пускать ветры или же, в особых случаях, с наименьшими затруднениями прятать алмазы размером с птичье яйцо.