Держу пари, вы и не догадывались, каким именно образом поделён на кусочки наш мир.
— Я знаю Кварца, — кивнул профессор. — Расскажите о вашем деле и не опустите ни единой детали.
Сток уселся в кресло и закурил сигару.
— Изложу вам самое главное, профессор. Год назад я угодил в весьма неприятную ситуацию. Меня собирались изгнать из Тумстоуна, что в штате Аризона. В этом городке добывают серебро. Раньше я тоже наживался на серебре, только добывал его не из земли, а из старателей: держал салуны, игорные притоны, меблированные комнаты и французских девок. Самый большой доход приносили бани. Чтобы не вылететь из дела, любой бизнесмен в Тумстоуне должен отстёгивать процент выводку грабителей — братьям Эрп. Федеральный маршал, городской шериф, сборщик налогов: каждый мерзавец заведует какой-нибудь конторой. И всем подавай деньги. Экономика в городе постепенно пришла в упадок. Копи затапливает, запасы серебра иссякают. И Эрпы решили лишить меня последнего. Назначили встречу в одном местечке, где обычно улаживают разного рода финансовые разногласия при помощи огнестрельного оружия. Не люблю воевать, но какая у меня была альтернатива? И вдруг само Провидение посылает телеграмму: мне полагается поместье, причём в стране, где констебли пусть и охочи до взяток, но уж точно не носят кольтов. Я собрал своих лучших ребят и отправился за наследством.
— Как же мне плохо было на корабле, — вставил Дэн’л. — Думал, весь океан заблюю.
Сток пожал плечами:
— В моём распоряжении теперь Трэнтридж. Дядюшка Сай (его ещё звали Саймон Чихал-Я-На-Клеймо) всю жизнь выжимал последние пенни из бедных вдов и наконец купил это уэссекское имение. Долго, однако, радоваться ему не пришлось, зато после его смерти там прочно обосновалась тётушка. Тридцать лет провела на смертном одре, как я слышал. А когда всё-таки сыграла в ящик, выяснилось, что я единственный наследник. Вот так всё и получил: землю, деревню, лес, церковь, стада овец и коров, поля (что там за дрянь они выращивают на своих полях?). И даже салун. Его называют пабом. «Старый красный пёс». Отныне я владелец Трэнтриджа, а потому владею и людьми… Крестьяне, сервы, мужланы, вся эта деревенщина. Рабы, одним словом.
В школе нас учат: Уильям Уилберфорс отменил работорговлю в империи, а Линкольн освободил чернокожих в США во время Гражданской войны. «Отмена рабства» — солидно звучит? Но вновь и вновь мы узнаём, что акты, декреты и петиции (вдобавок к Западноафриканской эскадре, захватывающей суда работорговцев) отнюдь не искоренили это самое рабство. Глупые пустомели лишь поставили его вне закона и таким образом сделали намного более прибыльным. Стоит издать указ против какого-либо предприятия, и честные дельцы тут же его бросят. А кто останется? Правильно, преступники. Существуют законы, карающие за убийства, воровство и шантаж, но ни один политик-пустомеля не станет хвастаться, что «отменил» эти преступления. Я немало мотался по свету и не единожды видел, как людей покупают, продают или же заставляют работать. Ребёнок, которого за шесть шиллингов продают на Пикадилли, точно такой же раб, как и туземец, купленный в Марракеше за десять дирхамов.
— Тётушка вела дела в Трэнтридже спустя рукава, — продолжал между тем Сток. — Так и не оправилась от потери зрения, да ещё весь этот переполох с казнью шлюхи, убийцы кузена Алека. Имением управляет Брэхэм Дерби: взимает ренту, оброк и прочее. По милости этого бездельника арендаторы совершенно забылись и вовсю наслаждаются незаслуженным благополучием. На земле д’Эрбервиллей, между прочим. Хотя деньги, что достаются им за труды, — на самом деле исключительно милость хозяина. То есть моя. Теперь, когда старушка отдала богу душу, всё изменится. Во время плавания, пока Дэн’л опустошал желудок, свесившись за борт, я читал немецкие книги об экономических моделях. Потерял одно предприятие, но снова пустить себя по миру не позволю. Трэнтридж не похож на старательский город: там не наживёшь богатства за несколько лет, но зато деньги не закончатся вместе с серебряной жилой. И там нет ненасытных Эрпов. Имение скорее сродни большим техасским ранчо или южным хлопковым плантациям: богатства хватит до конца моих дней, если удастся взять деревенщину в ежовые рукавицы. Главное, с умом карать недовольных, тогда экономическая модель заработает. Английские землевладельцы поколениями пахали на ирландцах. А если эти слабохарактерные нюни умудрились приструнить воинственных рыжеволосых мерзавцев, то справиться с жителями Уэссекса вообще не составит труда. Как полагаете? Повесить кое-кого, спалить несколько хибар, снести изгороди, и они быстро усвоят урок. А мне останется радоваться жизни помещика. Для полного счастья остаётся купить место в парламенте и ложу на ипподроме в Тонборо.
Сток откинулся в кресле и выпустил клуб дыма. Когда же он наконец доберётся до пресловутой собаки? Экономические модели — это прекрасно, но, если вы начали историю с псины, лучше бы ей, чёрт подери, появиться, причём в первом же акте.
— Перво-наперво следовало объяснить арендаторам (которые суть такая же моя собственность, как овцы, куры и зерно), что я намерен воспользоваться всеми своими правами. Дерби (его я оставил, но только в качестве консультанта) собрал всех до единого. Бородатые навозные жуки в грязной рабочей одёжке расселись на скамьях и принялись ворчать. Мол, лучше бы оказаться сейчас в «Красном псе». Я заставил их прождать несколько часов, а когда наконец появился, разговоры мигом стихли. Слышно было, как звенят мои серебряные шпоры. Мальчики заняли стратегически выверенные позиции и откинули полы плащей, демонстрируя оружие. В немецких книжках по экономике пишут: надо воздействовать на рабочую силу при помощи театральных эффектов. Жители Трэнтриджа никогда не видали таких бравых hombres[9]. Джек Ленивый Глаз участвовал в парочке войн, Альбинос Накжинский как-то закусил печенью канадского констебля, а Дэн’л одной своей внешностью производит сильное впечатление. Я произнёс речь, вполне понятную, — два или три пункта. Делал паузы, чтобы смолкло гневное лепетание. То, что они считают своей собственностью, на самом деле принадлежит мне. Причитания возобновились, и Ленивый Глаз пальнул в потолок. Мужланы заткнулись сами и заткнули пальцами уши. Я ждал неизбежного. В этом-то весь смысл: собрать стадо и вывалить на него плохие новости, тогда мигом выявятся самые твердолобые ……. Нужно подавить их, и остальные уже не пикнут.
Профессор Мориарти, тоже сторонник экономической теории, одобрительно кивнул.
— Ну и вот, поднимается, кто бы вы думали, Диггори Венн, чёртов сын. Рожа и руки красные, как у апачи. Это из-за его бывшей профессии — охряником работал, торговал краской для овец, можете представить? Теперь-то он просто болтается там и сям и агитирует за права человека и хорошие условия труда. Сущий ……. При этом даже не арендатор. Его просто занесло в наши края. Я предвидел, что на собрание заявится кто-нибудь этакий. Венн призывал открыто выступить против того, что я называю эффективной экономической моделью, а он — принудительным рабством. Разумеется, ни о каких дебатах и речи не шло. Я подал сигнал Альбиносу и Ленивому Глазу, и они угостили охряника точно так, как угощали фермеров в Техасе: выволокли на улицу, привязали к насосу и выпороли куском колючей проволоки из ближайшей изгороди. Спина у него сделалась в тон рукам и роже. Жалобы мигом стихли. Трэнтридж начал приносить доход… мне. Возможно, арендаторы теперь малость недоедают или вынуждены пришивать заплатки на старое пальто за неимением нового, но именно так и прописано в добрых английских законах. Наконец я мог радоваться жизни… и занимался этим примерно две недели.
В глазах профессора зажёгся интерес.
— Если выпоротый Венн вздумает мутить воду, я мигом приволоку его в суд присяжных, и мерзавца повесят за разжигание бунта. Брэхэму Дерби приходится выслушивать стенания мужичья, и он не особенно счастлив, но тем не менее неплохо ведёт хозяйство. К тому же я приютил его сестрёнку Мод, единственную в округе более-менее годную для забав девицу.
