Олф упрямо работал кайлом; на тощем пайке он исхудал и высох. Его лицо приняло цвет дубленой кожи и заросло бородой. В глазах застыли страх и отчаяние, но он еще находил в себе силы смеяться, отпускать шуточки по адресу Динни и Морри и распевать любовные песенки и «Джона Брауна», как распевал их в пути.

Товарищи дразнили его из-за этих любовных песен и писем, которые он каждый вечер, на закате, писал своей милой, растянувшись на земле. Все знали, что ее зовут Лора и что ее отец, богатый политический деятель в штате Виктория, не разрешает дочери выходить за Олфа Брайрли, пока тот не найдет какой-нибудь способ зарабатывать свой хлеб.

Отец Олфа тоже имел состояние, но, видимо, все потерял во время земельного краха. Олф приехал на Запад в поисках работы, поступил в «Фрезерс голд майнинг компани» и был выброшен на улицу, когда рудники закрылись. Вот он и лез из кожи, чтобы разбогатеть, вернуться в Викторию и жениться на своей девушке. Ради этого он выносил нестерпимую жару, а когда старатели заходили вечерком поболтать с Динни, об этом он мечтал, лежа на спине и глядя на звезды или на лунный свет, струившийся, точно расплавленное серебро, с остроконечных листьев деревьев.

Большинство товарищей Динни, рудокопов из поселка, дружелюбно относилось к Олфу. Добродушный малый, открытый и честный, с этим они были согласны; правда, не без ханжества — вечно удерживает Динни, чтобы тот не пил слишком много. Но Олф — хороший товарищ, а в лагере старателей в те времена только это и требовалось.

Надо отдать справедливость Морри — он тоже держался стойко. У него, как и у всех новичков, кожа была обожжена солнцем, ноги стерты до крови, руки в волдырях. Но, претерпев первые испытания, Морри перестал охать и, видимо, решил не унывать. Жизнь золотоискателя давалась ему не легко. У этого изнеженного, рыхлого, близорукого барина вечно ломило спину, или болел живот, или еще что-нибудь; Динни говорил, что никогда не видел человека, у которого было бы столько всевозможных хворей, как у Морриса. Но Морри научился не жаловаться, твердо решив доказать, что и у него есть характер. И он доказал это, хотя его кровь чуть не закипала в жилах от зноя, а гладкое полное лицо стало цвета сырой ветчины и заросло грубой щетиной.

Раньше Морри никогда бы не позволил себе ходить небритым и немытым. Он жестоко страдал от грязи; но вода была слишком большой роскошью, чтобы тратить ее на умыванье, бритье или стирку. Все, что человек мог себе позволить, — это обтереть лицо и руки влажной, а то и сухой тряпкой. Постепенно Морри привык к грязи и к мухам, которые носились роями даже в шахтах, оставляя в складках его фланелевой рубашки ползающих личинок. Но это было ничто в сравнении с теми муками, которые он испытал, когда заболел местной болезнью «барку». Его спина, руки и ноги покрылись огромными болячками, губы потрескались и кровоточили.

Динни и Олф заставили его бросить на время работу. Они перевязывали его, лечили различными солями и лимонным соком, когда удавалось его достать. Морри уже привык работать под землей, и теперь он страдал от безделья сильнее, чем когда отгребал отвал или, обливаясь потом, продувал золотой песок в лучах палящего солнца.

Казалось, он боится, что товарищи обманут его; найдут богатую жилу и заберут все себе. Динни подшучивал над его страхом упустить добычу, хотя не позволял себе и мысли, чтобы Морри заподозрил их в таком предательстве.

Старатели на приисках сурово карали малейшее нарушение неписаного закона, который запрещал обманывать товарищей. Кодекс морали строжайше соблюдался; самыми тяжкими преступлениями считалось утаить или украсть золото у товарища и предать общие интересы золотоискателей.

Время от времени происходили собрания всех рудокопов и старателей, если случались споры об участке или драки между товарищами. Чтобы созвать всех старателей, обычно били в жестяной таз, и каждый, услышав этот сигнал, считал своим долгом бросить любое дело и поспешить на сборище.

Начиналось с того, что обиженный объяснял собравшимся, какие причины побудили его созвать всех. Избирался судья, а все старатели выполняли функции присяжных. Пострадавший излагал дело и приводил доказательства в свою пользу. Подсудимого спрашивали, признает ли он себя виновным или не признает и что он может сказать в свое оправдание. Судья все это резюмировал, обычно очень умно и беспристрастно, а приговор выносило общее собрание. Вопрос о том, виновен или невиновен обвиняемый и следует ли наказать его за нарушение законов лагеря, решался просто голосованием. Наказание состояло в том, что провинившегося снабжали пищей и водой на двадцать четыре часа и изгоняли из лагеря. Куда бы он ни пришел, он всюду был отверженным.

Динни мог часами рассказывать о таких собраниях. По его мнению, это был единственный реальный способ поддерживать закон и порядок на прииске, куда стекались люди самых разных национальностей, потому что, вынося приговор, старатели исходили из понятий о справедливости, признанной всеми в лагере. Это была стихийно возникшая организация трудящихся, которую приходилось уважать, и благодаря ей Кулгарди прослыл единственным в мире золотым прииском, где люди не убивали и не калечили друг друга.

Здесь жили бок о бок французы и немцы, сражавшиеся друг против друга в франко-прусскую войну, шведы, датчане, поляки, русские политические эмигранты, англичане и ирландские повстанцы, кокни и шотландцы, старатели с золотых приисков Калифорнии и Мексики, евреи и афганцы. Но большую часть составляли все же коренные жители Австралии. Это были батраки, фермеры, скотоводы, рудокопы, стригальщики, клерки, торговцы и лавочники.

Национальные различия стирались в этом столпотворении племен и религий. Человек нередко был больше известен по своему прозвищу, чем по имени. Каждый, например, отлично знал Джека Первый Сорт, но большинство покачало бы головой, если бы вы назвали мистера Джоана Кракауера, — нет, они не знают такого. Фред Француз, Джордж Немец-Швед, Томсон Верблюд, Грин Хулиган, Гарри Свекла, Доу Динамит, Янки Ботерол, Билл Иегосафат, Тупая Кирка — все они были люди известные. Но едва ли кто-нибудь из старателей мог назвать их настоящие имена и фамилии.

Поиски золота и ожесточенная борьба за существование в этом глухом краю, окруженном на сотни миль иссушенной, почти безводной пустыней, ставили людей в зависимость от первоосновы человеческого общества — охраны взаимных интересов. И общее собрание старателей служило этой цели.

Был назначен инспектор, который следил за соблюдением правил, установленных для золотоискателей. Обыщите хоть весь свет, уверял Динни, не найти вам на эту должность более подходящего человека, чем Финнерти. Инспектор Финнерти вполне соответствовал духу лагеря в Кулгарди. Он с твердостью выполнял свои обязанности и вместе с тем сочувствовал старателям и признавал их неписаный закон. Немало историй рассказывал Динни об инспекторе Финнерти.

Авторитет собрания старателей никогда не оспаривался. К нему не прибегали без достаточных оснований. Его решения неизменно утверждали принципы равноправия и честности.

Скоро в лагере появились конные полицейские. Но и они вынуждены были считаться с неписаным законом приисков. Ходило множество легенд о беспорядочной и буйной жизни старателей в Кулгарди, но Динни уверял, что в те ранние времена у полиции было очень мало дела. Разве что иной раз приковать на ночь к дереву разбушевавшегося пьяницу, а затем утром отвести его на суд к инспектору под холщовый навес или отправиться на розыски пропавших старателей; но в течение почти трех лет серьезных преступлений не было.

Тысячи фунтов золота лежали в мешках в палатках, и семь дней везли эти мешки через кустарниковые заросли в открытой повозке, без охраны. Но тогда не было ни краж, ни нападений на тех счастливцев, которые возвращались в Южный Крест с целым состоянием в чересседельных сумках.

И только когда участки были проданы старателями и крупные компании потребовали охраны, почтовый дилижанс с золотом стали сопровождать верховые, вооруженные карабинами и револьверами.