Как она гордилась собой, когда смотрела на счастливое лицо деда во время ее венчания! И Оливер казался настоящим джентльменом – до свадьбы. Она узнала его только после того, как у святого алтаря они оба произнесли клятвы любви и верности. Маргарет с содроганием вспоминала брачную и все последующие ночи, когда Оливер терзал ее в стремлении зачать наследника графского титула. Его невыносимую грубость и бесцеремонность, отвратительный запах перегара изо рта, полное равнодушие к ее ощущениям и тяжелый храп после всего. К счастью, во время беременности он не испытывал к ней влечения, а потом произошли все эти гнусности в Лондоне, и Маргарет отказалась впускать его в свою спальню. Позже – извещение о его смерти в Нидерландах… и невероятное чувство свободы! С ней оставалась бесценная крохотная дочурка и ее кружево, до которого Оливер не допускал жену, только чтобы унизить и огорчить ее.

Охваченная горькими воспоминаниями, Маргарет не замечала, что слезы продолжают течь по щекам.

– Мама, не плачь, – захныкала Пэйшенс, забираясь к ней на колени и заглядывая в глаза.

– Нет, милая, мама не плачет, – прошептала та и поцеловала дочку в сладко пахнущую головку. – Мама так счастлива, что ты не утонула. Но как ты упала, малышка?

– Прыгнула, – гордо сообщила Пэйшенс, – плавать!

– Но, доченька, нельзя прыгать в речку, если не умеешь плавать, она глубокая и быстро течет, а ты еще очень маленькая.

– Меня спас волшебник! – торжествующе объявила девочка.

Маргарет удивилась, что Пэйшенс запомнила прозвище своего спасителя. Впрочем, она наверняка слышала разговоры слуг о скором приезде героя и по-детски связала свое чудесное спасение с его именем.

– Давай мама оденет тебя, – Маргарет быстро переодела девочку в сухое. – А теперь послушай, что я скажу тебе, Пэйшенс. Ты всегда должна слушаться меня, а то я буду недовольна тобой, потому что может случиться плохое. Нельзя думать, дочка, что капитан всегда будет рядом, чтобы тебя спасти. У него есть свои дела, так что, дорогая, приучайся к порядку. Обещаешь слушаться?

Пэйшенс с готовностью покивала и умчалась перебирать любимые лоскутки.

Маргарет вспомнила, что сама до сих пор в сырой одежде, и с удовольствием сбросила на пол тяжелое разорванное платье. Затем завернулась в одеяло и села на пол возле камина, задумчиво глядя на огонь. Перед ее мысленным взором возникали сегодняшние события, полные страшной тревоги и необыкновенной радости. Успокоившись за Пэйшенс, она обратилась думами к Джонатану. Как он изменился, возмужал и как он волнует ее! Она вспомнила, как он с доброй усмешкой назвал ее миссис Своеволие. Какими ласковыми были его темные бархатные глаза…

Маргарет одернула себя. Опять она поддается его магическому обаянию, из-за которого утрачивает собственную волю и забывает обо всем на свете.

Как она могла забыть свой горький опыт, который доказал, что пренебрежение долгом заканчивается несчастьем! Ведь именно так она потеряла отца и могла бы потерять дочку, потому что не находилась рядом с ней. Нет, нет, она больше никому не доверит свою девочку, будет сама о ней заботиться.

А Джонатан, оказывается, не изменил своему обыкновению первым бросаться на помощь… И все-таки как замечательно, что сбылись ее мечты и она снова его увидела. Маргарет прижала ладони к загоревшимся щекам. Как он чистосердечно и заразительно смеялся, когда узнал, что она первая обратила на него внимание и добилась его любви тогда, в давние времена, в далеком Лулворте…

Он был веселым парнем, любил пошутить над ней и, если она попадалась на удочку, весело хохотал, и глаза его искрились от смеха. Но сегодня они были необыкновенно мрачными, когда он запретил ей называть себя грешной… Что же с ним произошло за эти пять лет, что ему пришлось вынести?

И что за тайны у него с дедом? Хорошо бы узнать, тем более такая возможность есть: в стене, которая разделяет кабинет деда и его спальню, устроено потайное отверстие. Но посмеет ли она? Кажется, Джонатан сам обещал все рассказать ей, но наверняка этого не сделает, не в его натуре посвящать женщину в серьезные мужские дела. Значит, она имеет право все выяснить сама. Но тогда надо поспешить, а то можно пропустить их встречу.

Маргарет стала торопливо одеваться и подозвала дочку.

– Знаешь, куда мы с тобой пойдем? В комнату прадедушки.

Услышав о грозном прадедушке, Пэйшенс испуганно закрыла глаза ладошками.

– Ну не бойся, дорогая, я не дам ему кричать на тебя за то, что ты полезла в воду. Да его там и не будет. – Она мягко убрала ручки девочки от лица. – Мы с тобой послушаем у потайной дырочки, хочешь?

Эта игра девочке понравилась, и она немедленно согласилась.

Маргарет взяла дочку на руки и выскользнула из комнаты.

Маргарет удачно добралась до спальни деда, не встретив никого из слуг на лестнице. Дверь едва скрипнула, и она с дочкой оказалась внутри. Их встретили одуряющий запах любимого графом мускусного мыла, таинственный полумрак и мертвая тишина. Пэйшенс крепко прижалась к матери, пока та стояла у дверей, привыкая к скудному свету. Высокие окна были завешены тяжелыми парчовыми шторами. В сумрачной глубине комнаты, как призрачный корабль, высилась огромная кровать под свешивающимся с потолка широким балдахином. Пол устилал толстый персидский ковер, заглушающий шаги. Стены спальни были обиты деревянными панелями, на которых выделялся бордюр из резных повторяющихся изображений – лилия, голова льва, рыба с изогнутым хвостом.

Маргарет приблизилась к стене, граничащей с кабинетом, и надавила на одну из деревянных чешуек рыбы. После легкого щелчка глаз рыбы превратился в крошечное отверстие, пропускавшее луч света. Оно позволяло видеть и слышать происходящее в соседней комнате, маскируя глаз человека таким же изображением рыбы на стене кабинета.

– Пэйшенс, сначала ты посмотри, только тихонько, чтобы тебя не услышали. Это наш с тобой секрет.

И Маргарет подняла девочку. Пэйшенс заглянула в дырочку и начала было слушать, но сразу потеряла интерес к непонятным взрослым разговорам и соскользнула с рук матери. Куда важнее было успеть поиграть чудесными шахматными фигурками на столе у кровати прадедушки, строжайше запрещавшего дотрагиваться до них.

Затаив дыхание, Маргарет заглянула в святилище, откуда дед полновластно правил своим миром. В камине потрескивал огонь, шелковые портьеры сдержанного бежевого цвета были раздвинуты, и комнату заливал яркий солнечный свет.

Маргарет поискала глазами деда и увидела: Вильям Клиффорд, двенадцатый граф Клифтон, виконт Хэлли, барон Великого Дриффилда, Коксуолда и Мэрстона, величественно восседал в кресле с высокой резной спинкой, как памятник своему древнему знатному роду.

Интересно, знал ли Джонатан о громком военном прошлом деда, когда граф, командуя королевским войском, хитроумным маневром заманивал неприятеля в ловушку и наголову разбивал его? Так, он выиграл несколько сражений, что создало ему авторитет при дворе, где догадливо использовали его искусство выслеживать и беспощадно истреблять противников уже в политических закулисных сражениях.

С годами тело графа ослабело и согнулось, а из-за сильной боли в коленях он вынужден был пользоваться при ходьбе тростью, но его авторитет и властность по-прежнему не нуждались в доказательствах.

Маргарет передвинулась, чтобы посмотреть на Джонатана в низком кресле напротив графа, которое тот обычно предлагал не столь знатным посетителям, но капитана там не оказалось. Наконец она нашла его: он прислонился к широкому подоконнику, и его статная фигура, освещенная со спины, рисовалась четким силуэтом.

Раздался голос графа, и Маргарет поспешно припала к отверстию ухом.

– …сказать, что кто-то из моих домашних, – теперь она ясно слышала его возмущенный голос, – встречался с гонцом? Этого не может быть!

– С испанским гонцом, смею еще раз обратить ваше внимание, – отвечал ровный голос Джонатана, – посланцем короля Филиппа. Мы выяснили, что существует некий заговор, суть которого нам пока неизвестна. По всей вероятности, один из его участников прячется в вашем поместье.