– Дорогой мой, мне необходимо к утру закончить это, – она грустно улыбнулась. – Посиди со мной, пока я работаю.

Он подошел к ней.

– Но, кажется, собирается гроза. Тебе было бы лучше закончить работу дома, а то твое дивное кружево намокнет.

Маргарет подняла глаза. Действительно, ночное небо заволакивалось огромными мрачными тучами, да и ветер заметно усилился. Однако до дождя можно много успеть, подумала она, и ее тонкие пальцы замелькали еще быстрее.

Джонатан не знал, что ее отец заболел задолго до их первой встречи, и Маргарет приходилось ухаживать за ним и одновременно зарабатывать на жизнь плетением кружев. За прошедшие месяцы юноша часто отвлекал ее от работы, хотя, надо признаться, она не отказывалась от встреч, даривших ей тепло и радость. Но порой из-за этих свиданий она не успевала сделать работу вовремя, и тогда их семье нечего было есть. Но разве она сможет признаться в этом любимому?

Джонатан следил за ее искусной работой и грустным сосредоточенным лицом и озабоченно размышлял. Наконец он прервал молчание:

– Я знаю, что тебя очень тревожит отец, завтра утром я пошлю за доктором.

– Нет, Джонатан, ты уже дважды платил за его визиты, – отчаянно запротестовала девушка.

– Подумаешь, сделаю это еще раз.

Маргарет колебалась. Она не хотела обидеть юношу отказом, но самолюбие не позволяло ей примириться с утратой собственной независимости. Как раз сейчас у нее есть возможность избежать этого: она непременно закончит кружево сегодня ночью, чтобы завтра продать его. Тогда она сможет заплатить врачу, да еще отложит немного денег на хозяйство.

– Спасибо тебе, но я заплачу сама, – наконец сказала она. – И, пожалуйста, не вздумай сделать это потихоньку от меня, как в прошлый раз. Не очень-то хорошей дочерью я была, постараюсь быть получше.

Джонатан слушал ее с изумлением: раньше она всегда кротко принимала его помощь.

– Кто-кто, а ты как раз очень любящая и заботливая дочь. И никто не стал бы этого отрицать.

– Мне лучше знать, – упрямо возразила она, чего тоже прежде не бывало. – С тех пор, как мы познакомились, я провожу с тобой целые часы, даже дни. Нужно было бы отказаться от этих встреч, но это выше моих сил.

Ее ответ еще больше озадачил юношу.

– Ну, знаешь, ты слишком строга к себе. Вспомни, четыре дня назад мы встретились всего на несколько минут, а до этого я не видел тебя неделю. Где же здесь «целые дни»? Мне больно смотреть на тебя, такая ты бледная и замученная. Пойдем же, хоть ненадолго, тебе просто необходимо подышать свежим воздухом.

– О Боже! – вырвалось у нее, и она спрятала лицо в ладони. – Как ты не понимаешь, что я не могу оставить больного отца ради беззаботной прогулки!

– Маргарет, прости, но я думал не о себе.

– Я знаю, о себе ты заботишься меньше всего, – чувствуя себя виноватой, заговорила Маргарет. – Наоборот, ты всегда первым приходишь на помощь людям, никогда не забываешь стариков и голодных. Думаешь, я не знаю, что это ты спас осенью тонувшего рыбака? И вытащил из колодца единственного ребенка вдовы Хаскин? Ты купил мне новые башмаки, когда мои развалились, починил нам насос, без которого мы как без рук. Ты столько делаешь для меня, как какой-нибудь герой, а я…

– Никакой я не герой, – резко оборвал он ее. – Просто мне кажется, что нельзя не помогать тем, кто в этом нуждается. А тебе как раз сейчас очень трудно.

– О Джонатан, прости, я не хотела показаться неблагодарной, – она украдкой вытерла глаза, надеясь, что он не заметил слез. – На самом деле я очень благодарна за все, что ты делал. Я только пытаюсь объяснить, что это не может продолжаться бесконечно.

– Почему? Я же не собираюсь расставаться с тобой. – Джонатан всматривался в ее лицо, не понимая, что происходит с девушкой. – А когда мы поженимся, я буду о тебе еще больше заботиться. Хоть твой отец и землевладелец, зато мой – преуспевающий купец. Через пять лет нам с тобой исполнится двадцать один год. Я вступлю в дело отца и смогу содержать семью. Тогда все будем решать мы сами, а не наши родители. – Он нежно улыбнулся ей, взял подушку и положил на скамью. – Ну, вот и договорились. А теперь пойдем, ты хоть ноги разомнешь.

В душе девушки боролись противоречивые чувства.

Так случилось, что уже с девяти лет Маргарет пришлось взять на себя заботу о семье, что она делала с удовольствием, втайне гордясь собой. Но появился Джонатан, и она не смогла противиться искреннему желанию юноши помогать ей. Несмотря на внутреннее сопротивление, она все больше подчинялась его магическому обаянию.

Видя нерешительность Маргарет, Джонатан привлек ее к себе, и она положила голову на его плечо. Девушка взяла его руку и тихо поглаживала ею по своей щеке, а он покрывал поцелуями ее волосы.

– Пойдем, но только ненадолго, хорошо? – прошептала она, наконец.

Когда-нибудь ей придется заплатить за свою слабость, но Маргарет надеялась, что это случится не скоро.

Оставив работу на скамейке, Маргарет позволила Джонатану увлечь себя в темноту ночи.

«Он обиделся, – думала она, – получилось, что я в насмешку назвала его героем. Но он и в самом деле герой – ему часто удается сделать то, что другим не под силу. Герой и волшебник, вокруг которого все преображается, с которым легко и надежно».

Взявшись за руки, молодые люди шли через росистый луг по едва различимой тропинке. Маргарет удивлялась уверенной походке юноши, потому что сама то и дело спотыкалась в кромешной тьме. Словно угадав мысли девушки, Джонатан обнял ее за талию, и она ощутила исходящее от него неизъяснимое спокойствие.

– Какая чудесная ночь, Маргарет, – прошептал он. – Мне хочется, чтобы ты наслаждалась ею, как я. Ты только посмотри на это бурное небо, на сказочные деревья.

Она подняла глаза и поразилась: вместо ожидаемой сплошной черноты взгляд различил на темно-лиловом небе причудливые серые громады летящих по нему облаков. В просветах между ними иногда проглядывала ярко-желтая луна, и тогда можно было видеть, как под сильными порывами ветра стелется трава, и на опушке леса раскачиваются кроны деревьев.

Гроза стремительно приближалась, и вот уже первые капли дождя забарабанили по листьям вяза, под которым они успели спрятаться. Брызги дождя осели на щеках Маргарет, и юноша смахнул их легкими движениями пальцев. Джонатан снял камзол и укрыл им себя и девушку.

– Я люблю тебя, моя Маргаритка, – сказал он охрипшим от волнения голосом и мягко обвел пальцем контур нежных губ девушки.

Сердце Маргарет сладостно заныло. Она вспомнила, как однажды они сидели на лесной поляне, окруженные высокой травой, в которой пестрели колокольчики и маргаритки, и Джонатан, сорвав одну из них, впервые сравнил с этим нежным цветком ее белоснежную кожу и золотистые глаза. В восторге от своего открытия, он смеялся и целовал ее, называя своей Маргариткой, и счастливая девушка нежилась в его объятиях.

Вокруг них бушевала гроза, хлестал дождь и ревел яростный ветер. А Маргарет казалось, что она чудесным образом очутилась с любимым на необитаемом острове. Она словно тонула в огромных, казавшихся черными глазах юноши и, когда он приблизил горячие губы, с неожиданной для себя смелостью ответила на поцелуй. В это мгновение прямо над ними сверкнула ужасающая молния, и окружающая темнота будто разлетелась на тысячи обломков. Маргарет в испуге прижалась к Джонатану, ища укрытия на его широкой груди. Грозные раскаты грома заставили ее окончательно очнуться от грез.

Она вспомнила об отце и застонала от сознания своей вины перед ним.

– Джонатан, подожди. – Движимая чувством долга, она оторвалась от него. – Мне пора, я должна немедленно вернуться.

– Да, да, сейчас идем. Но сначала еще один поцелуй.

Как всегда, она не смогла устоять. Запрокинув голову, девушка подставила губы. Поцелуй пронзил ее тело огнем, промчавшимся по жилам, подобно рассекавшей небо молнии. Боже, как сладостен последний поцелуй!