Кажется, никогда еще Джонатан не испытывал такого удовольствия, глядя в открытое и честное лицо друга.
– Знал ее когда-то, так о чем тут говорить. Даже и не думал встретить ее здесь. А вот у тебя наверняка в Лондоне завелась подружка, точно? А иначе почему ты так надолго задержался там, признавайся, дружище! – громко говорил Джонатан, затем понизил голос, не желая быть услышанным посторонними. – Как корабль, уже виден?
– Как мы и ожидали, он приближается к Англии. Скорее всего сегодня ночью подойдет, – ответил шепотом датчанин и продолжал обычным тоном: – Ходили с Гертой в таверну «Зеленая решетка» выпить пива. Все бы ничего, но девчонка болтала только о тебе, замучила меня расспросами, где ты да что ты. Пришлось сочинить, что тебя несколько недель не было в Лондоне, а то прямо требует рассказать, где тебя можно найти. – Он замолчал, увидев недовольное лицо Джонатана. – Ну что ты так на меня смотришь? Я же не виноват, что все девушки интересуются только тобой. И как это у тебя получается, Кавендиш, что, где бы ты ни появился, тебя окружают самые красивые женщины, а? – Корнелиус подтолкнул друга.
– А вот ты скажи мне, как у тебя получается думать всегда только о девочках? – отшутился капитан.
Для него самого после побега из тюрьмы женщины не существовали, и для близкого друга это не было тайной.
Подойдя к длинной деревянной конюшне, они увидели новобранцев, старательно вываживающих разгоряченных лошадей. Седла, как и положено, были сняты, вместо уздечек наброшены легкие поводья. Приятные запахи сухого клевера и сена с только что запаренной смесью овса и размолотых зерен кукурузы щекотали ноздри.
Джонатан одобрительно кивнул подбежавшему старшему конюху.
– Капитан, я приберег вашим любимцам отборный корм, – молодцевато подтянувшись, отрапортовал кривоногий старик.
– Отлично, благодарю тебя, дружище.
– Рад служить великому Эль Магико! – хрипло гаркнул конюх, показав щербатый рот. – Добро пожаловать в Клифтон, сэр. Мы очень ждали вас, когда услышали, что на прошлой неделе вы проезжали Йоркшир.
Джонатан забрал у солдата повод своего Фаэтона, ласково потрепал его по шее, конь поднял великолепную голову и мягко заржал, прядая ушами. Капитан повел его к реке. Они остановились на берегу, и Джонатан, крепко обхватив шею четвероногого друга, зарылся лицом в шелковистую гриву и застыл в горестном отчаянии. Кося на хозяина блестящим карим глазом, Фаэтон стоял смирно и только сочувственно фыркал. Так они молчали некоторое время, пока у Джонатана не отлегло от сердца.
– Так-то вот, брат, туго иногда приходится. – Он погладил коня по горбоносой морде и потрепал по челке. – Ну, ты не расстраивайся, ничего, все пройдет. Скажи-ка лучше, ты не слишком устал сегодня? – Словно отвечая на вопрос, Фаэтон шаловливо ухватил хозяина за ухо мягкими теплыми губами. – Я так понимаю, что не очень, вот и хорошо. А теперь, приятель, пей вволю.
Джонатан свел коня с берега, и тот сразу припал к быстрым струям. Джонатан сел на траву и несколько минут смотрел, как Фаэтон жадно пьет, как ритмично двигаются мускулы под гладкой лоснящейся шкурой. Потом отвел глаза и в тяжелом раздумье уставился на неспокойную поверхность реки. Радостные минуты, проведенные с Маргарет, ничего в нем не изменили, по-прежнему им владела неотвязная идея мщения, сильная, как этот поток, заставляя его снова и снова погружаться в невыносимо тяжелые воспоминания. Джонатан глухо застонал и стукнул кулаком по земле.
– Эй, дружище!
Неохотно подняв голову, Джонатан увидел солнечную улыбку датчанина, но не смог ответить ему тем же.
– Могу я помочь чем-нибудь? – участливо спросил Корнелиус, встревоженный мрачным взглядом друга.
– Ничего, не обращай внимания, просто вспомнилось кое-что.
Лейтенант шлепнул своего стройного гнедого жеребца по крупу, подгоняя его к Фаэтону. Лошади обнюхали друг друга и дружно с шумом опустили морды в воду.
– Капитан, думаю, нас можно поздравить с новыми рекрутами, отличные ребята оказались. Здорово это у тебя получается.
– А я всего только и делаю, что рассказываю людям, как принц Пармский расправляется с жителями в Нидерландах, и они сразу записываются на военную службу. Когда в епископстве Бартон я рассказывал, что принц настаивает, чтобы король Филипп разрешил нападение на Англию – уж очень ему не терпится покорить ее, как Нидерланды, – мне сразу дали щедрые пожертвования, да трое ребят записались в солдаты.
Корнелиус задумался, глядя на группу молодых мужчин, возвращавшихся с лошадьми от реки ниже по течению, затем повернулся к капитану.
– По-моему, они идут в солдаты не только из-за ненависти к испанцам. Их привлекает твоя геройская слава. Мужчины хотят быть с тобой, а кто не в состоянии воевать, тот жертвует на войну деньги.
Джонатан покачал головой.
– Брось это, дружище Корнелиус. Какой я герой? Я всего-навсего оружейник и обыкновенный солдат с кое-каким опытом. Пора идти в дом, а то здесь запросто могут вспотеть мозги. Вот у тебя уже разгорелось воображение.
Он обернулся к Фаэтону, который вышел на берег и потряс мордой, разбрызгивая вокруг воду. Джонатан шлепнул коня по шее и повел его к конюшне. Там, отклонив помощь конюха, капитан забрал у него щетку и стал тщательно чистить любимца. Вскоре со своим жеребцом подошел и Корнелиус.
– Этот граф Клифтон, – спросил он, понижая голос, – что ты о нем знаешь? От него можно ждать денег?
– Уверен, что он даст, и немало, – Джонатан расчесывал роскошную гриву коня. – В молодости он участвовал во многих сражениях со старым королем Хэлом[3], так что граф хорошо знает, что такое война.
7
Поднявшись наверх, Маргарет прежде всего послала горничную разжечь в ее комнате камин: в доме с толстыми каменными стенами и полом даже в жару было зябко и неуютно. Затем поспешила показать Пэйшенс доктору, который, по словам горничной, только что приехал и ожидает ее милость в детской.
Старый добродушный доктор, которого ее дочка очень любила за возможность беспрепятственно теребить его великолепные седые усы, внимательно осмотрел горло девочки и тщательно проверил подвижность суставов, выясняя при этом у трепещущей Маргарет подробности случившегося.
Наконец старик распрямился и весело посмотрел на мать.
– Что ж, миледи, нам с вами повезло: малышка отделалась только испугом. А при ее жизнерадостной натуре она забудет об этом через полчаса, так что можно не опасаться осложнений. Просто счастье, что этот человек вовремя оказался рядом. Представляю, какую горячую благодарность вы к нему испытываете. И ты, коза, скажи дяде спасибо.
Ну, а теперь, миледи, забирайте свое бесценное сокровище, переоденьте, согрейте и напоите ее теплым молоком. Очень, очень рад, что все так благополучно кончилось.
Маргарет принесла Пэйшенс в свою комнату и, усадив ее на пушистый турецкий ковер перед веселым огнем в камине, раздела и осмотрела. На нежном тельце не оказалось ни единой царапины.
– У тебя болит что-нибудь, радость моя?
– Ничего, мамочка.
Лежа на спинке, Пэйшенс безмятежно улыбалась и теребила пряди маминых волос. Маргарет облегченно вздохнула и возблагодарила Всевышнего.
– Или ко мне, маленькая, я тебя согрею. В речке такая холодная вода.
Она завернула девочку в шерстяное одеяло и начала согревать дыханием босые ножки.
– Ой, щекотно! – засмеялась Пэйшенс и, выскользнув из рук матери и одеяла, стала играть на ковре пустыми катушками.
Маргарет внимательно наблюдала за дочкой. Девочка была в своем обычном веселом настроении и, казалось, действительно успела забыть о страшном купании. И хотя все было позади, Маргарет вдруг разразилась слезами.
«Господи, – думала она, раскачиваясь взад и вперед, – я ведь чуть не потеряла дорогую дочку». Она проклинала свой брак, но Пэйшенс стала для нее наградой небес за несчастную жизнь с Оливером, желанной и бесконечно любимой.