«Нелегкое дело…» Нелегкое дело — На зорьке вставать И жить-поживать, Долги наживать. Но надо вставать, Травы косить, Лемех ковать, Уголь грузить… Нелегкое дело — Вину признавать И жить-поживать, Друзей наживать. Но надо признать, К другу пойти, Чтобы сказать: — Слушай, прости!.. Нелегкое дело — За правду вставать И жить-поживать, Врагов наживать. Но надо вставать, Как вставали на бой, На ложь наплевать, Что бредет за тобой… Но нет тяжелей И печальней оков, Когда ни друзей, Ни долгов, ни врагов. «Мы падаем лицом к лицу…» Мы падаем лицом к лицу В высокую траву… Спасибо матери, отцу За то, что я живу. За то, что я могу любить, Могу любимым быть, Могу пахать, могу косить, Могу и чарку пить! Спасибо им за высоту, За эту синеву, За прямоту, за правоту, За все, чем я живу. Спасибо за уменье петь, Не думать о тепле, За счастье жить И умереть На собственной земле! «Вечно будет с тобой…» Вечно будет с тобой Земля, на которой ты вырос. Земля, Где на вербе Пустует осенний скворечник И уныло глядит В одинокое синее небо И не может поверить, Что птицы на юг улетели. Вечно будет с тобой Зима, где мордастые лоси, Равнодушно косясь На далекий дымок, на деревню, По заснеженным тропам Проходят в снегу по колено И пугают сороку, Что с треском слетает со стога. Вечно будет с тобой Земля, что весной оживает, Поднимает легко Над собой голоса жаворонков, Земля, где на вербе Ликует весенний скворечник И губастый теленок Глядит на него обалдело. СОЛНЦЕ НА ПЛЕЧАХ Ты знаешь, дорогая, Каждый вечер, Пока еще не выпала роса, Мне солнце опускается на плечи И в путь зовет За дальние леса. Я знаю, Что за дальними лесами, За синими морями, далеко Есть женщина с нездешними глазами, Но мне С тобою рядом быть легко. Что из того, Что за морями где-то Есть в райских кущах чудо-города, В них много блеска и чужого света. И я туда не рвался никогда. Моя душа в душе березы белой, Ее заморским светом не согреть. И память, Что Россией заболела, Не вытравить из сердца, не стереть. Я болен этой памятью навеки. А солнцу что! Ему-то все равно, Чьи океаны, Чьи моря и реки. Великое — оно на всех одно… Что значу я В сравнении с великим Светилом всех народов и веков! Когда мне дорог запах повилики, И дым костра, И тени от стогов, Когда молчат покинуто березы, Как будто слыша стуки топора. В такие ночи вызревают грозы. Ты спи, родная, спать давно пора… А я не сплю, А я бреду бессонно По некогда исхоженной тропе На грани тени и на грани солнца, Принадлежа России И тебе. 8 СЕНТЯБРЯ НА КУЛИКОВОМ ПОЛЕ
Последнего татарника огонь В тот миг погас на Куликовом поле, Когда от боли озверевший конь Его прибил железною подковой. Закат угрюмо трогал высоту. Стихала битва. Пахло тенью росной. Был страшен конь: Мундштук горел во рту, Ломая зубы, Обжигая десны. Был страшен конь, Окрашенный зарей: В его крестце С утра Стрела Торчала, И он весь день метался одичало Над трупами, над влажною землей. Века… Века с того минули дня. Минули Освенцим и Хиросима. А я все слышу Крик невыносимый, А я все вижу Этого коня. Все вижу я, Как с кровью пополам — Не рьяно, а устало, постепенно — Еще зарей окрашенная пена В два ручейка Течет по удилам. Погасни же, кровавая заря! Яви прохладу, Тишину на раны… Из векового древнего тумана Глядит на мир восьмое сентября. Я все понять бы в том тумане мог, Я все коню безгласному прощаю, Но как он боль, скажите, Превозмог, Когда ушел, Погасший, Из-под ног Татарника неяркий огонек, Гореть и жить уже не обещая?! Кто был хозяин этого коня — Не мне судить! Да и не важно это. Коня, не увидавшего рассвета, Мне жаль С высот сегодняшнего дня. Он умирал, Не ведая о том, Что я Спустя века О нем припомню, Что я приду на Куликово поле, Сорву татарник бережно, с трудом. С трудом… И он горит в моих руках Среди степной и обнаженной сини, Напоминая Жизнь мою в веках, И смерть мою, И воскрешенье ныне. Легли колюче На мою ладонь Четырнадцатый век С двадцатым веком… А там, Над Доном, Бродит мирный конь И слепо Доверяет человеку. |
