Глава седьмая Может, и мне не придется состариться… Но и дожив до прощального дня, Буду я верить, Что после меня Что-то останется. После меня Останутся горы, Реки И травы, полные жажды, Ястреб останется, По которому Я промахнулся однажды. Книга останется, Что полистается Да и забудется — выпадет срок. Родина сыну в наследство останется, Будет счастливей, чем батька, сынок. Зори останутся, тихие зори, Лунные заводи, звезды в колодцах, — Это всегда после нас остается, Как остаются радость и горе… Жил человек. Горевал. Веселился. Умер… А в мире все те же ручьи, Тот же скворец на дворе поселился, Звезды все те ж, Но уже не твои, Как это грустно!.. Рождаются травы, Солнце гуляет в цветенье ольхи, И величаво поют петухи. Вот он поет, голенастый, горластый, Отсвет зари на лихом гребешке. — Ку-ка-ре-ку! Это, видимо, «здравствуй!» На петушином его языке. Жизнь — это песня, обычное дело. — Здравствуй, горластый! — Ответствую я. Сонно калитка в тиши проскрипела, Глухо в колодце плеснулась бадья. — Здравствуйте, голуби! Как вам летается?.. Солнце разбито гусиным крылом… Все это было, было в былом. Это и после меня Останется. Щебет овсянки, Под елями снег, Нежный подснежник на скосе оврага — Все это радость, И все это благо, Если, конечно, жив человек. Жив человек небесами, Лесами, Трудной дорогой, где легче вдвоем, Радостным словом, Даже слезами. Песней о чем-то далеком своем. Жив человек материнскою лаской И неприметною Лаской отца… Жизнь познается с обыденной сказки, Надо дослушать ее до конца. Глава восьмая Жизнь — это небо, Где вечная смена Ночи на полдень И ведра на дождь, Неутешительный траур Шопена Рядом с «Камаринской» Глинки найдешь. Невыносимо, Горько, Несносно Видеть веселье рядом с бедой: Радость грачей На кладбищенских соснах И причитанья вдовы молодой! Помнится: вырыта темная яма, Мерзлая глина на солнце блестит, Дуб величавый Все так же упрямо Той, прошлогодней листвой шелестит. Голос оркестра военного Горечью тронут. И любопытные Молча в сторонке стоят. — Летчика, — говорят, — офицера хоронят. Ишь ты, сколько солдат… Я провожаю ровесника, друга. Что-то о жизни его говорю. Гвозди запели! Кто-то упруго Бьет по весеннему календарю. В воздухе слово и плач повисают. Кажется, Плачу не будет конца. Я не стираю слезы с лица, Вязкую глину в могилу бросаю. Все. Совершилось. Гроб потонул… После салюта Тишь наступила… Молча Могильщик табличку воткнул С номером этой последней могилы. А пятилетний сынишка понять Так и не мог этой горькой утраты: Он обнимает Испуганно мать И прижимается к старшему брату. Мальчик озяб на весеннем ветру, Пусть на весеннем, а все же морозном. Помню, как ранил он тело березы, Старым гвоздем Поцарапав кору. Сок на березе Молодо брызнул! Мальчик губами к ране прильнул. Таинство смерти И таинство жизни Как бы случайно он подчеркнул. Были поминки. День был заполнен. Память — ушедшим. Здоровье — живым… Это не все, Что сумел я запомнить В день расставания с другом своим. Глава девятая
Вот и не стало ровесника, друга. Только могила. И та далеко. Лето минует. Вызреет вьюга, Будут сугробы лежать высоко. И, возвышаясь над синью сугроба, На небогатом кладбище том К этому времени Встанет надгробье С традиционным разбитым винтом. И с фотографии Взглядом провидца Будет Алеша Мимо крестов Молча глядеть На огни и зарницы, Что далеки от больших городов. Все далеко. Далеки автострады. Узкоколейки поблизости нет. Лишь августовские звездопады, Лунная рожь Да туманный рассвет. Все впереди. Вологодское лето, Длинная осень, зима и весна… В эти края К нему за советом Будет наведываться жена. Будет рассказывать, Как ей живется, Как сыновьям без него тяжело. Мало ребятам вечного солнца, Если отцовское гаснет тепло. Малую жизнь они прожили вместе. Что ж он оставил Ей и семье?.. Мир не узнал из последних известий, Как мой ровесник Жил на земле. Помнится, Радио как-то парадно, Весело даже вещало в те дни О зарубежных артистах эстрады, Что воробьям безголосым сродни, О хоккеистах и шахматистах И о гитарах, что в рюкзаках. Русские песни В ритмике твиста Плыли в эфир На чужих языках… Нет тебя больше, друг и ровесник! Отблеск зари На разбитом крыле… Мир не узнал из дальнейших известий, Что ты оставил нам на земле. |
