— Есть еще один знак, не такой явный, — уточнил отец Маньяни, — который усиливает нашу мысль, что убийца — опытный ученый: растение, о котором идет речь, Datura pignalii, из очень старого гербария, гербария Ламарка. Ламарк был первым ученым, который использовал концепцию эволюции. Дарвин вдохновился его идеями и создал свои собственные теории, пусть они довольно сильно отличаются от теории Ламарка.

Комиссар Руссель потер лоб, пытаясь осмыслить все параметры этого криминального уравнения.

— А какая связь с Мишелем Делма? Потому что следующим был он, если я правильно помню?

— Эффективный метод, — сказал Осмонд. — Здесь я должен признать, что отец Маньяни и я долго были в тупике. В то время как решение снова состояло в эффективном методе: автоклав. Куб, который служит для стерилизации и протравки гербариев.

— Ведь Алан сам был отравлен травой! — вскричал лейтенант Вуазен.

— Right, — подтвердил Осмонд. — Но вот почему убийца перетащил тело Мишеля Делма в автоклав? Нужно было оставить следующий знак!

— Но почему именно Мишель Делма? — вмешался комиссар Руссель. — Он мог бы выбрать кого угодно другого. Зачем нужно было брать такую личность, как Мишель Делма? Потому что он был директором «Мюзеума»?

— Не только, — помолчав, сказал Осмонд. — Прежде всего Мишель Делма был президентом Научного общества. Здесь я хочу обратить ваше внимание на одно главное обстоятельство: креационисты, судя по всему, плотно взялись за ученых-атеистов, таких как Анита Эльбер или я, но главные их цели, те, кого они действительно хотят наказать, — это ученые, которые примиряют научные исследования и религиозную веру. В глазах креационистов это предательство, и если религия постепенно потеряла свое влияние из-за науки, считающейся атеистической и материалистической, — это их вина. И если ассистентка Югетта Монтаньяк явилась невольной виновницей смерти Мишеля Делма, это не случайность. Она женщина очень набожная, образец истинной христианской веры.

— Не следует забывать, что среди священников тоже были крупные ученые, — уточнил отец Маньяни. — Не углубляясь слишком далеко, можно упомянуть астрофизика Коперника, биолога Менделя, астрофизика бельгийца Жоржа Леметра, первого теоретика Большого Взрыва, и палеонтолога Пьера Тейяра де Шардена — конечно, человека самого ненавистного для современных фундаменталистов.

— Никогда не слышал… — начал лейтенант Вуазен.

— Да, в спортивных газетах их упоминают редко, — пошутил комиссар Руссель.

— Мишеля Делма сменил во главе Научного общества Жак Руайе, никому не известная знаменитость, который объявился очень кстати, — продолжил Осмонд. — Тут следует подчеркнуть один чисто научный аспект. Дарвин опирался на три дисциплины в создании своей теории естественного отбора. Первая — сравнительная анатомия, и можно предположить, что Анита Эльбер послужила для убийцы ее представительницей. Затем палеонтология, изучение ископаемых и костей. Ископаемых, в которых Мишель Делма тоже был большим специалистом, как и в геологии отложений.

— А третья? — с тревогой спросил комиссар Руссель, ища новую пачку сигарет.

— Эмбриология, — ответил Осмонд. — Изучение зародышевого развития организма.

— Тело Мишеля Делма немного напоминало плод, погибший в матке, — уточнил отец Маньяни. — Для фундаменталистов это очень сильный образ: вот что вы делаете с детьми, когда прерываете их жизнь. Между прочим, в тот вечер, когда он исчез, а я ждал его у него в кабинете, меня поразила одна деталь: на камине стояли два стеклянных сосуда, в одном находился плод обезьяны, а в другом — человека, причем в одинаковой стадии развития. Было очевидно, что этим сосудам не место в кабинете геолога. Убийца принес их туда и поставил на видное место, чтобы сказать нам: для дарвинистов не важно, человек вы или обезьяна. И Лоранс Эмбер креационисты тоже заставили расплатиться за то, что они рассматривают как мерзость.

Питер Осмонд глубоко вздохнул при этом воспоминании, которое только подкрепило его решимость.

— Потом они попытались устранить и меня, — добавил он. — Я думаю, что эту попытку можно отнести к убийствам по обстоятельствам: я начинал становиться для них нежелательным. Эффективный способ был не менее символичен: они должны были закопать меня в землю. Прекрасная иллюстрация к тезисам креационистов: чрево планеты несет свидетельство великих природных катастроф, таких как Потоп, например. Я был приговорен к той же судьбе. К счастью, убийцу спугнуло появление отца Маньяни.

— Я вовремя вернулся, чтобы увидеть записку, которая ввела в заблуждение профессора Осмонда, — сказал священник. — Знак Провидения…

— …но еще и доказательство того, что наш убийца не мог предусмотреть все. И это дает нам шанс поймать его, — вставил свое слово комиссар Руссель.

Питер Осмонд сжал кулаки и продолжил:

— Лоранс Эмбер была превращена в чучело, и ее тело помещено в галерею млекопитающих и птиц. Короче, убийца превратил ее в обыкновенное чучело, вполне пригодное для возрождения, как для упрочения биологического вида.

— И это ведет нас к убийству Норбера Бюссона, — добавил отец Маньяни, от которого не укрылось волнение Питера Осмонда. — Диссертант, очень близкий к идеям экологов, и противник опытов на животных. Защитник прав животных. Для креационистов это уже новая ересь: даже Дарвину никогда и в голову не пришло давать права животным! А этот молодой человек представлял собой предельное завершение дегенерации дарвинизма: он не только низводил человека до уровня обезьяны, более того, он возвышал обезьяну до уровня Homo sapiens!

Комиссар Руссель погрузился в глубокое раздумье.

— Предположим, вы правы. Я говорю именно так: предположим. Это гипотеза. Вы и правда думаете, что человек способен убить шестерых себе подобных единственно ради того, чтобы доказать, что Дарвин кое в чем ошибся?

— Мы не только так думаем, комиссар, — тоном дипломата сказал отец Маньяни, — но мы утверждаем это.

— Но вы все еще не дали мне никаких сведений об убийце. Ваши рассуждения прекрасны, но мне нужно имя и доказательства.

— У нас есть кое-какие подозрения, но нет ни одного весомого доказательства, — признался священник.

— Тем не менее мы должны поймать его прежде, чем он совершит следующее убийство, — резко сказал Осмонд. — А для этого мне нужно иметь доступ ко всем источникам информации, имеющим отношение к «Мюзеуму».

Наступила гнетущая тишина. Как всегда, лейтенант Вуазен взял на себя смелость задать вопрос, который мучил всех троих полицейских:

— Кто вам сказал, что будет еще убийство?

Отец Маньяни повернулся к нему и серьезно посмотрел на него:

— Потому что сегодня воскресенье. А воскресенье — день, когда вспоминают о смерти Христа, о Самопожертвовании. Вот на что намекают нам скрещенные руки несчастного Норбера Бюссона.

Темно-синий автомобиль «рено» двигался в сторону «Мюзеума». Лейтенант Коммерсон решил применить свои правила уличного движения, которые не одобрил бы, пожалуй, даже Алекс. К счастью, движение в этот воскресный предвечерний час было довольно спокойное. По пути Питер Осмонд позвонил Леопольдине и попросил ее как можно скорее присоединиться к ним. И молодая женщина пустилась в путь, сопровождаемая своим наконец-то проснувшимся суровым телохранителем.

В преддверии открытия выставки ряды службы безопасности пополнились. В ближайших оранжереях и на террасах служащие в белых куртках устанавливали столы, ряды стульев, холодильники, наполненные бутылками с шампанским. Столпившись за веревочным ограждением, телеоператоры и зеваки смотрели на происходящее, терпеливо и упорно ожидая, что еще произойдет.

Комиссар Руссель, два лейтенанта, Питер Осмонд, отец Маньяни и Леопольдина собрались в подвале Большой галереи эволюции, в небольшом зале, где стоял широкий стол для набивки чучел. Коммерсон и Леопольдина подключили свои ноутбуки. Леопольдина еще в дверях потрясла картонным свитком с планами подземелий.