Так от сердитых попреков послушный юноша скрылся.

Но продолжал отец разглагольствовать в этом же духе:

«Если чего-либо нет в человеке — того и не будет.

Вряд ли дождусь исполненья своих задушевных желаний,

Чтоб не таков, как родитель, был сын мой, а много повыше.

Ибо что сталось бы с домом, что сталось бы с городом, если

Каждый из нас не старался б поддерживать их, обновлять их

И украшать на манер иноземный, по нынешней моде.

Ведь человек не гриб, чтобы где-нибудь вылезть в овраге,

Покрасоваться да сгнить на том же месте, где вырос,

Бренного существованья ничем на земле не отметив.

Глядя на дом, без труда угадаешь, каков здесь хозяин,—

Так же как, в город въезжая, поймешь, кто его опекает.

Там, где обрушились башни и стены, где в каждой канаве

Мусор скопился и мусор на улице каждой навален,

Там, где кирпич отстает и на место его не посадят,

Балки прогнили и дом месяцами ждет не дождется

Новой подпоры, — там явно блюстители города плохи.

Где чистоту и порядок внедрять не стараются свыше,

Там привыкает легко обыватель к будничной грязи —

Так же, как исподволь нищий к лохмотьям своим безобразным.

Вот почему я хотел, чтоб теперь же Герман поездил,—

Пусть он своими глазами увидит хоть Страсбург да Франкфурт

И живописный Мангейм, где царят прямизна и опрятность.

Ибо любой, побывав в городах, просторных и чистых,

Город свой, как он ни мал, не замедлит и сам приукрасить,

Разве не хвалит приезжий ворот починенных наших,

Свежеокрашенной башни, отделанной заново кирки?

Разве, к примеру, не славим своей мостовой иль подземных,

Водообильных каналов, с которыми без опасений

Можем огонь потушить тотчас же, при самом начале?

Новшества эти у нас не с того ль пожарного года?

В ратуше я шестикратно строителем был; благодарность

И похвалы снискал обывателей добросердечных.

Всякое дело начав, до конца доводил я, а также

Планы болтливых людей, что забросить они собирались.

Так, наконец, захватило усердье всех в магистрате,

Захлопотали теперь и уже приступают к постройке

Новой дороги, что нас неразрывно свяжет с проезжей.

Но молодежь, боюсь, такой расторопной не будет,

Ибо одних влечет к щегольству да к праздным забавам,

Ну, а другие сидят но домам, забившись за печки.

Вот и боюсь я, чтоб Герман таким навсегда не остался».

Тотчас в беседу вмешавшись, разумная мать возразила:

«Знаю, всегда ты горазд принизить нашего сына,—

Вряд ли подобным путем своего ты добьешься. Не можем

Мы приневолить детей по-нашему мыслить и думать,

Мы принимать их должны такими, как бог нам послал их,

С толком, с любовью растить, не глуша природных задатков.

Этот одним одарен, а другой тяготеет к иному.

Каждый призваньем своим дорожит, и по-своему каждый

Счастлив. Я сына родного хулить ни за что не позволю.

Право ж, мой Герман достоин того, что получит в наследство.

Он и отменный хозяин, и славный работник. Я верю,

Что и в совете сограждан он также не будет последним.

Но ежедневной хулой и попреками ты человека

Бодрости всякой лишаешь, как сделал, к примеру, сегодня».

Комнату тотчас покинув, она поспешила за сыном,

Чтобы его постараться найти и сочувственным словом

Приободрить хоть немного, — ведь юноша этого стоил.

Только она удалилась, промолвил с усмешкой хозяин:

«Экий чудной народ эти женщины — чистые дети!

Каждой хочется жить по собственной прихоти только,

Да потакай им к тому же, да гладь их еще по головке,

Но справедлива всегда и везде поговорка латинян:

«Кто не стремится вперед — всегда позади!» Это верно…»

Выслушав эти слова, задумчиво молвил аптекарь:

«С вами, сосед, соглашаюсь охотно, я сам постоянно

Рад улучшенью, коль это и ново и дешево стоит.

Но, извините, что пользы, мошны не имея тяжелой,

Пыжиться, лоск наводить на все, что внутри и снаружи?

В средствах стеснен обыватель; и, даже охоту питая

К новшествам, он провести их не в силах, — ведь средств не хватает,

Ну, а потребностей много, вот в этом-то вся и загвоздка.

Кое-что я бы предпринял, но кто не боится издержек

На переделки, тем паче в такое суровое время?

Мне уж давно представлялся мой дом, одетым по моде:

Блещут мне уж давно в полукруглых оконницах стекла…

Только угнаться ль кому за купцом, который, помимо

Денег наличных, имеет и доступ к отменным товарам.

Гляньте на новый дом, что насупротив, как там чудесно

Белая вязь штукатурки бежит по зеленому полю,

Рамы окон широки, и так ослепительны стекла,

Что затмевают собою все прочие зданья на рынке.

Даром что лучше других считались после пожара

Дом, где «ангел» над входом, и тот, где «лев» на фасаде.

Также в местности нашей мой сад был известен когда-то.

Каждый проезжий, бывало, подолгу стоял у решетки,

Глядя на каменных нищих и ярко раскрашенных гномов.

Если ж кого приглашал я на кофий в грот свой чудесный,—

Правда, теперь этот грот обветшал и запущен изрядно,—

Тот без конца восторгался цветистым блеском ракушек,

Дивно подобранных, — даже знаток затуманенным оком

Часто глядел на кораллов сверканье, свинца переливы.

Также и в зале была восхитительна роспись плафонов,

Где разодетые дамы гуляют в садах с господами,

В тонких перстах поднимая и нюхая томно цветочки.

Кто ж залюбуется этим теперь? И сам я с досады

Редко туда захожу. Ведь нынче иное по вкусу,—

Так рассуждают они, — лишь белые планки да скамьи —

Ни позолот, ни резьбы. Все, видите ль, друг мой, должно быть

Просто и гладко. В цене иноземное дерево только.

Я-то, конечно, не прочь новинками обзаводиться,

С модою в ногу шагать и частенько менять обстановку,—

Только ведь всякому страшно безделицы даже коснуться —

Кто в состоянье платить мастерам в настоящее время?

Давеча вздумалось мне Михаила-архангела латы,—

Он мой хранитель усердный, — украсить опять позолотой,

А заодно и дракона, что он попирает стопою…

Бурыми так и остались: ценою я был озадачен».