Недавно я, из мрака мнимой смерти Воспрянув, вновь узрела божий свет. Но вспомнила не сразу, что с конем Мы сорвались с кремнистого утеса… И вдруг очнулась! Увидала вновь И этот мир, и мудрого врача, Склонившегося надо мной, простертой; И в любящих глазах отца, и в звуке Его речей я снова ощутила Дыханье жизни радостной. Но вот Повторно от паденья с крутизны Я воскресаю! Чуждым, странным мир Мне предстает. Людей снующих тени И даже голос твой — всё как во сне. Судья Когда чужие нас дарят участьем, Они нам ближе близких. Те подчас На наши беды смотрят равнодушно: «Так-де бывает!» Чувство в них молчит. Да, жребии твой печален, но насколь Неотвратим он, не ответишь сразу. Евгения Что я могу сказать? Враждебных сил, Меня в несчастье ввергших, я не знаю. Ты объяснялся с женщиною той. Ей все известно. Я лишь подчиняюсь. Судья Гоненье высшей власти на себя Ты навлекла невольною ошибкой. Ни в жалости людской, ни в уваженье Глубоком отказать тебе нельзя. Евгения В сознании сердечной чистоты, Я все гадаю: чем я провинилась? Судья Упасть на ровном месте — не беда, Но, на вершине оступиться — гибель. Евгения На ней-то я и упивалась счастьем! Его избыток мне слепил глаза, Высокий жребий окрылял мой дух, Ведь я залог его в руках держала. Лишь малый срок осталось переждать — И сбудутся, казалось, все мечты! Но я поторопилась, поддалась Соблазну чудному. И в том мой грех. Я не сдержалась, заглянула в ларь Запрету вопреки. Ужель за это — Такая кара? Разве, преступив Завет, уже утративший свой смысл, Я заслужила вечную опалу? Так правда то, что древнее преданье Глаголет нам? Что проклят род людской Был господом за грех одной четы, От плода подзапретного вкусившей? Так был и мне, как в сказке, ключ вручен. Я отомкнула им запретный ларь И этим обрела себе погибель. Судья Источник бед не так легко найти, А и найдешь, меж пальцев он сбегает. Евгения В моих проступках малых тщетно б я Искала корень наступивших бедствий, Причину выше надобно искать! Два мужа, от которых я ждала Великих перемен в моей судьбе, Притворно, знать, друг с другом помирились, И распря двух воинствующих станов, Сокрытая досель от глаз людских, Открыто вскоре выйдет на простор! Чего я прежде смутно опасалась, Вдруг стало явью, на погибель мне, И гибелью грозит всему на свете. Судья Мне жаль тебя! Ты обрекаешь мир Погибели, отчаянью поддавшись. А в дни беспечной юности твоей Тебе он не казался светлым раем? Евгения Кого пленял он больше, чем меня, Своим роскошным, царственным убранством? В нем все меня дивило красотой И радостью. Чего бы только взор Ни возжелал, он получал сторицей. А кто мне уготовил этот рай, Как не отец, как не любовь его? О малом он радел и о великом И осыпал подарками меня; А между тем готовил ум и тело Для восприятья дивных благ земных. Вся эта роскошь пышная могла б Меня изнежить, даже обессилить; Но он еще сыздетства пристрастил Мой дух к отважным рыцарским забавам. Как часто предавалась я мечте Умчаться на коне в чужие страны. Но любящий отец мечтал и сам Со мной поехать к морю, предвкушая, Как будет он восторженно следить За тем, как я впиваю ширь морскую. И вот я здесь. Но кажется, что ширь Томит меня, и давит, и тревожит. Как тесен мир, как никнет небосвод, Когда тоска твое сжимает сердце! Судья Несчастная! Тебя с твоих высот Низвергла беззаконная комета И, падая, мой путь пересекла. Отныне мне отвратен навсегда Морской простор… Когда в часы заката Возляжет Феб на огненное ложе, Всем очи увлажнив слезой восторга, Я отвернусь, чтобы судьбу твою Злосчастную оплакать. Ибо там, За полосой тускнеющего моря, Мне будет видеться твой страдный путь. Там ты не встретишься с манящей негой, А с нахлынью неисчислимых бед! Там солнца раскаленное ядро Новорожденной тверди не осушит, Там стелются в низинах пеленой Зыбучей ядовитые пары, В притворах смерти, мертвенно-бледна, Ты будешь тщетно жаждать исцеленья. Сияющая юной красотой Безвременно добычей смерти станет. Евгения Ты мне открыл ужасное! Так, значит, Туда меня увозят? В дикий край, Который — помню с юных лет! — зовут Земным подобьем ада? Где в иссохших От зноя тростниках, в гнилых болотах Таятся тигры лютые и змеи, Где путника преследует живая И жалящая туча мошкары, Где дуновенья гибельных ветров Страданья длят и сокращают жизнь? Я думала просить, теперь — молю: Ужели ты в беде мне не поможешь? |
