– Отступятся? – засмеялся Соломон. – Или вы забыли брата моего Адонию? Разве не преступил он волю нашего Давида? Разве не кончилось это кровью?.. Нет, ошибку совершил великий Давид, назначив меня при жизни преемником. Тем самым отвратил он от меня братьев моих!

– Ошибка Давида, – покачала головой Вирсавия, – не в том, что подарил тебе трон… Ошибка в том, что продолжал дарить новых братьев!.. Горе вашего рода в силе вашей петушиной, неуемной… И враг ваш болтается между ваших ног!

Соломон засмеялся…

– Он смеется, – покачала головой Вирсавия. – Давид тоже смеялся, когда я укоряла его… Но у Давида было двести жен, а у тебя – семьсот! Не много ли?

– Для мужчины много, – сказал Соломон и сразу стал серьезным. – Для царя Израиля – мало. Ибо не желание мое ведет число женам и не похоть умножает гарем… Семьсот жен у меня и триста наложниц, но зато сегодня ИЗРАИЛЬ НЕ ВЕДЕТ НИ ОДНОЙ ВОЙНЫ! Не на поле брани встречает врага царь израильский, а за свадебным столом… Нет войны ни с Египтом, ни с Вавилонией, ни с Ливаном, ни с филистимлянами… И дочери чужих царей в моих чертогах плодят мир и благоденствие народу моему. Разве такие деяния не угодны Всевышнему?!

– Что угодно Всевышнему, ОН скажет тебе сам, – тихо произнесла Вирсавия. – Мне ОН лишь прошептал имя твое при рождении твоем – Иедидиа… Что значит – ЛЮБИМЕЦ БОГА. Пророками мне наказано хранить твое здоровье да оберегать от глупостей. Ибо мудрый Соломон мудр для всех, кроме матери своей.

– Разумеется! – улыбнулся Соломон. – Во всяком случае, не настолько глуп, чтобы спорить с ней по этому поводу…

– Так вот, – удовлетворенно сказала Вирсавия. – Когда дело идет о мире, я умолкаю и лишь мысленно молюсь о твоем здоровье… Но когда тебя влечет просто азарт игрока…

– Ты о царице Савской, мама?

– И о ней тоже… Хитра стерва и тщеславна, как все язычницы, возомнившие себя наследницами своих поганых богинь. Если она заимеет от тебя ребенка, всем моим внукам грозит беда!

– Она прибывает в Иерусалим лишь на переговоры. Я не собираюсь делить с ней ложе, мама…

– Семьсот раз я слышала эти слова, – усмехнулась Вирсавия. – И еще другие, которые стали притчами… «Кто прелюбодействует с женщиною, у того нет ума». Кто это говорит? Мудрейший из мудрейших… А кто скакал козлом рано утром сегодня в винограднике вокруг сельской девчонки? Он же…

Лицо Соломона посуровело:

– Я не люблю, когда твои люди шпионят за мной! И если я узнаю имя наушника, он поплатится головой.

– Мои люди – твои люди. Ибо ты – царь над всеми, и твоя любовь – общее достояние. Когда ее делят не поровну, людям обидно… Кто эта девочка? Из какой семьи? Кому она поклоняется: Богу или идолам?

– Я не знаю, мама. Она чиста и прекрасна. Впрочем, я видел ее всего несколько мгновений…

– И говоришь о ней так взволнованно, – Вирсавия недовольно покачала головой. – Больше всего боюсь любви с первого взгляда, ибо пути ее непознаваемы… Уж лучше займись царицей Савской…

– Мама, я сам все решу. Мне уже много лет, мама, ты забываешь…

– Я не считаю годы, которые ты прожил. Я думаю о тех, что у тебя впереди. А при такой жизни их будет не так много, сын… Ты не видишь, как шипит за твоей спиной твоя ассирийка Матфания? Как колдует аммориянка Валда? А эта безумная дочь фараона Астис? Знаешь ли ты, какие радения она устраивает в храме Изиды? Какие кары на твою голову взывают ее жрецы?!

– Я не верю чужим богам, – сказал Соломон.

– Но разрешаешь им молиться… И сам ходишь в храмы язычников.

– Нельзя запрещать людям верить, в кого они хотят… Поклоняющиеся идолам сами обкрадывают душу свою. Я же хожу в их храм из любопытства. Нельзя ничего отвергать, не поняв и не увидев…

– Глупец! – неожиданно резко взвизгнула Вирсавия. – «Может ли кто ходить по горячим угольям, чтобы не обжечь ног своих?» Учишь детей премудростям, а сам босым ступаешь в огонь!

– Извини, мама, трапеза закончена, – сказал Соломон, встал из-за стола, пошел к выходу.

Вирсавия несколько секунд смотрела ему вслед, потом гневно крикнула:

– У тебя всегда не хватает времени для матери! Но помни, Соломон, измену с женщиной я прощу, измену Богу Нашему – никогда!! И первая, кто проклянет тебя, будет твоя старая еврейская мама!!

Соломон резко обернулся, секунду внимательно смотрел на мать, потом молча вышел…

Оставшись одна, Вирсавия обхватила голову руками, запричитала, раскачиваясь:

«Буду славить Тебя, Господи, всем сердцем моим, возвещать все чудеса Твои;

Буду радоваться и торжествовать о Тебе, петь имени Твоему, Всевышний. Когда враги мои обращены назад, то преткнутся и погибнут пред лицем Твоим…»

Это было начало ее любимого девятого псалма Давида, и никто из слуг не решался войти в залу, пока царица-мать не закончит молитву…

Иерусалим. Стены храма. День

Шел седьмой год с того дня, когда царь Соломон начал строительство великого Храма Господня на горе Мориа в Иерусалиме, и работы шли к концу, хотя множество людей еще денно и нощно трудились у стен храма под строгим надзором приставников и главного над ним, хромого и мрачного человека по имени Азария.

Он и сейчас был здесь, командуя разгрузкой нескольких огромных возов, с которых грузчики стаскивали тяжелые кедровые бревна, привезенные из Ливана.

Солнце палило немилосердно, пот лил градом с лиц работавших, жесткая кора деревьев царапала в кровь их руки и плечи, но работа не затихала ни на секунду. За малейшую провинность или передышку следовал удар бича надсмотрщика, и глаза Азарии, полуприкрытые тяжелыми веками, видели все…

Видел Азария и седовласого старика в рубище, который стоял на возвышении и, простирая руки к небу, громко выкрикивал:

– …ТЫ отринул народ Твой, ибо многое переняли они у Востока…

И наполнилась земля его серебром и золотом, и нет числа сокровищам его!

И наполнилась земля его идолами, они поклоняются делу рук своих, тому, что сделали персты их…

И ТЫ не простишь!

Старик вдруг подбежал к грузчикам и закричал, обращаясь к ним:

– Идите в скалу, сокройтесь в землю от страха Господа и от славы величия Его!

Один из тащивших бревно вздрогнул, оступился… Бревно скользнуло вниз, раздирая кожу…

Раздался истошный крик.

Несчастного грузчика окружили, пытаясь помочь…

Азария недовольно повернул голову к надсмотрщикам, сделал повелительный жест. Те начали бичами разгонять столпившихся людей.

Седовласый старик бросился защищать строителей, истошно крича:

– Грядет день Господа Саваофа на все гордое и высокомерное! И на кедры Ливанские!!! И на все дубы Весанские… И на корабли Фарсийские… И на дары Савские! И падет величие человеческое! И один Господь будет высок в тот день!

Старика оттолкнули, он упал на землю, но продолжал что-то выкрикивать…

Азария равнодушно наблюдал за этой сценой…

– ЧТО ОН СКАЗАЛ ПРО ДАРЫ САВСКИЕ?

Азария оглянулся.

Несколько всадников в костюмах бедуинов остановились на холме и наблюдали сверху за строительством храма.

– Так что этот несчастный сказал про дары Савские? – повторил свой вопрос один из бедуинов – стройный юноша в дорогом белом одеянии.

Азария равнодушно пожал плечами.

– Встань и отвечай, когда тебя спрашивают! – строго прикрикнул один из всадников.

Азария неохотно поднялся.

– Я – визирь великой царицы Савской! – сказал юноша. – Я привез от нее дары царю Соломону… А вместо благодарности слышу проклятья!

– Зачем слушать, – усмехнулся Азария.

– Люди слушают, – юноша указал на рабочих.

– Люди глупы, – сказал Азария. – Люди верят, что этот старик – пророк.

– А ты?

– Я не слушаю. Я приставлен смотреть…

– И что ж он пророчествует?

– Что скоро придет день Суда Господа Нашего… И все мы будем наказаны. А храм будет разрушен…

– Какой храм?

– Который мы строим…

Бедуины засмеялись.

– Гони его прочь! – сказал один из всадников. – Глупо строить то, что вскоре будет разрушено! Гони!