Преображенец. Слушаюсь! (Исчезает.)

Меншиков (Балакиреву). Пошли, часовой, парад принимать! (Подошел к кулисе.) Здорово, молодцы!

Преображенцы (из-за кулис, нестройно). Здравия желаем, ваше высокопревосходительство!

Меншиков. Херово кричите, ребята!! А стоите, в ентом смысле, еще хуже… А ну, Балакирев, построить всех по порядку…

Балакирев. Осмелюсь спросить: это как?

Меншиков. По ранжиру. От большего к меньшему…

Балакирев. Слушаюсь!.. Рота, слушай команду! Руки опустить!.. Ранжир определить!.. (Меншикову.) Ваше высокопревосходительство, как прикажете его замерять?

Меншиков. А как предлагаешь?

Балакирев. Так все от ранжира зависит… Иной махонький, и циркулем не замерить… А иной, гляжу, придется вдоль забора растянуть да шагами просчитывать…

Меншиков (довольно хохотнул). Как, говоришь, фамилия твоя, солдат?

Балакирев. Балакирев.

Меншиков. Фамилия – звучная! Смекалка – быстрая! Рожа – наглая!.. В общем, пойдешь, Балакирев, служить к царскому двору… в специальную шутовскую команду! Остальная же рота в таком вот натуральном виде направляется со мной в расположение полка… Для парада на плацу!.. Понятно? Балакирев! Играй марш!

Балакирев. Слушаюсь!.. Трам-тара-рам! Там! Там!

Преображенцы. Трам-тара-рам! (Подхватив мелодию, преображенцы строем уходят вместе с Меншиковым.)

Музыка из условной стала реальной. Затрещали трещотки-барабаны.

Появилась шутовская команда: Карлик, Ушастик, Педрилло, Лакоста. Ведет команду обер-шут Шапский. На нем надета треугольная шляпа, напоминающая известную шляпу Петра.

Шуты (поют).

Энергично пляшут, затем замирают, со страхом поглядывая на Шапского и как бы ожидая оценки спетого.

Шапский (снял шляпу, помрачнел). Так, ребяты! Послушал вас, послушал… и скажу… как бы поизячней-то… Одним словом, это у вас пока полная херня! Я ни разу и не улыбнулся! А я, знаете, человек веселый… но суровый! Либо смеюсь – либо морду бью! Так что сами выбирайте, чем займемся! (Строго посмотрел на шутов, те закивали.) Давай еще раз! Сначала! Нет, с конца… Нет – сзаду наперед!

Шуты поняли приказ буквально, развернулись, ударили по пришитым к задницам тарелкам, заголосили.

Шуты.

Шапский (мрачно). Разгонит команду царь! И правильно сделает: на кой вас, дармоедов, кормить?.. Чего поете, об чем поете? Хрен разберешь! Отменяю все слова… Рожами смешить!.. Рожами!

Шуты. Оп! Оп! Эх! Эх! Ух! Ух! Ать! Ать!

Заплясали в странном танце. Гримасничают.

Появляется Иван Балакирев.

Балакирев. Прапорщик Преображенского полка Иван Балакирев! Прибыл в придворную шутейную команду для прохождения службы!

Шапский (шутам). Допрыгались? Вам уже солдат нам на подмогу посылают… Спасибо, что пришел, служивый. Спасибо! (Обнял Балакирева.) И как же ты, Ваня, служить здесь намерен?

Балакирев. Как прикажут…

Шапский. Ну, прикажу я тебе ушами шевелить… Сможешь?

Балакирев (растерянно). Как?

Шапский. Да хоть вот так… (Ушастику.) Ушастик, покажи искусство.

Ушастик. Чего?

Шапский (громче). Ушами пошевели!

Ушастик. Чего?

Шапский (орет). Ушами подвигай, а то ща оторву тебе их за ненадобностью!

Ушастик. Понял… (Смешно шевелит ушами.)

Балакирев. Не… Так не смогу…

Шапский. Может, музыку из себя исторгать способен?

Балакирев. На гармошке играю… На дудке могу…

Шапский. Это хорошо. Педрилло, достань-ка дудку!..

Педрилло полез в штаны, достал из огромных карманов дудку.

Это у нас главный музыкант. Педрилло прозывается… Специально в Италии закуплен для музицирования и тонкого пения. Думали – кастрат. Оказался – нет. Наоборот. (Протягивает дудку Балакиреву.) Что исполнишь?

Балакирев. «Полковую зарю» могу сыграть.

Шапский. Сыграй, Ваня, полковую зарю, порадуй душу…

Балакирев приложил дудку к губам.

Погоди, служивый! Ты ротом, что ль? Ротом любой сыграет. У нас тут другим местом музицируют…

Педрилло приложил дудку к заднице, издал несколько звуков. Шуты одобрили: «Во заря какая! Во как занялась…»

Шапский. Попробуешь?

Балакирев. Не… так… не хочу.

Шапский. Экий, Ваня, ты привередливый. Так не можешь, эдак не хочешь. На кой ляд тогда сюда направлен? (Шутам.) Как его оскоморошить, кто знает?

Шуты зашумели, забормотали что-то невнятное. Темпераментней всех высказывался Лакоста, правда из-за скорости произношения слов и нечеткой дикции понять что-то было трудно.

Лакоста. Фсеяфнопохасфочноуфмешнят кахлика…

Шапский. Чего?

Лакоста. Похасфочнохафенять… кахлика.

Шапский. Ты так думаешь?.. (Балакиреву.) Это у нас жидовин. Из Амстердама. Ты сам, парень, откуда родом?

Балакирев. Из Тверской губернии.

Шапский. У вас в Тверской, поди, жидовина никто и не видал?

Балакирев. Нет.

Шапский. Вот. А мы при дворе уже содержим… Лакостой зовут. Очень умный, но понять ничего нельзя, поскольку букв не выговаривает! Так ему верим. Без букв! (Шутам.) Ну, кто понял, чего он хочет?..

Карлик. А чего не понять? Под меня копает, гад… Верно, Лакоста?

Лакоста (кивнул и продолжил мысль). Потомуфтонфнонофофоименфе… кахлика…

Карлик (заволновался). Куды ж меньше? (Вскочил на колени, к которым были привязаны башмаки.) Меньше и не бывает!.. На всех потешных ассамблеях песенку пел, царь раз даже прослезился… (Запрыгал, запел.)

Шапский. Учись, Иван! Чуть опустил себя человек – и всего добился. Большие деньги на курях зашибает. А может, вам на пару петь? Так-то сможешь?

Балакирев. Смогу, но не буду!

Шапский. Это почему ж, дозволь спросить?

Балакирев. Не обучен на колени становиться…

Шапский. Во как… А ежели очень попросим?

Балакирев. Все равно. На колени не встану. Потому как я потомственный дворянин!..

Шапский (гневно). Ах ты сукин сын, потомственный!.. Ты это кому говоришь?! Мне, князю-папе?.. Обер-шуту! Я, Феофил Шапский, и в колпаке ходил, и на свинье верхом ездил… А царь приказывал – и с корыта с ней жрал. А тебе, значит, все это зазорно?!! (Достал кнут.) Ну, ничего. Мы тебя тут быстро оскоморошим! Я ведь не только обер-шут, я еще и кнутмайстер… (Щелкнул кнутом.) Прибыл к нам, так показывай, чему искусен! Шути!!