Рев — и словно ниоткуда Маггур ринулся на них. Мельком я увидела Гилта и маленького Кела, чья стрела вонзилась меж лопаток охранника; тот упал рядом со мной, вывалившись из седла. Но Маггур тоже падал — и две оставшихся гадины схватили меня за руки.

Они подняли меня и потащили через реку, чтобы оглушить о ближайшее дерево, а потом прикончить медленно, с наслаждением, потому что я убила какого-то их друга. Если у них, конечно, бывают друзья или любимые.

Но затем их сотряс удар. Я подняла голову и увидела позади них Дарака. Оба его ножа пронзили спины моих несостоявшихся мучителей. Они рухнули, увлекая меня за собой. Я думала — меня разорвут пополам, но в последнюю секунду хватка ослабла — и я упала в воду вместе с ними.

Дарак склонился надо мной и помог подняться.

— Оба твоих ножа пропали, — сказала я. С его стороны было глупо лишаться ножей, чтобы спасти меня.

— Бой окончен, — ответил он.

Я оглянулась. Это было правдой.

— Маггур, — проговорила я. — Он бросился на них и упал.

Рука Дарака крепко врезала мне по лицу. Я пошатнулась, и он схватил меня за пояс, удерживая на ногах.

— Я тоже бросился на них, сука. Благодари за это меня.

— Благодарю тебя, — сказала я.

Я побрела, ступая меж обломков в реке, мимо него, обратно к берегу.

Тела вытащили из воды и сожгли, а затем привели в порядок фургоны. Я ничего этого не видела. Мы с Келом сидели вместе в тени, под кожаным навесом, там, где лежал Маггур. Из разбойников убили только четверых, но одним из них был Гилт. Напавшие на меня сумели это сделать, когда он налетел на них, и я даже не видела, как они это сделали. Другие раны были малочисленными и несерьезными. Только Маггур лежал, тяжело раненный.

— Был еще четвертый, Имма — он шарахнул Маггура сзади железной палицей. Я пристрелил и его тоже, после.

Я вытерла кровь и промыла глубокий разрез, и череп у меня под пальцами казался целым, но Маггур не приходил в себя, и я чувствовала охватившее его оцепенение, похожее на смерть.

Долгое время мы сидели так, Кел и я. Затем он сказал:

— Имма, разве ты не можешь?..

— Что?

— Говорят, что ты целительница.

Сквозь мой мозг прошел легкий яркий шок.

— Ты думаешь, что я могу спасти Маггура? — тихо спросила я.

— Конечно.

На лице у него не читалось никаких сомнений.

Утром был туман, и пришел Дарак.

Он взглянул на заснувшего Кела и на Маггура, тоже спящего глубоким и здоровым сном.

— Сегодня мы купцы, — уведомил меня он. — Мы поедем дальше до Южной Дороги, само собой, под защитой нашей черепастой охраны. Здесь, говорят, полно разбойников. — Голос его был легким, а лицо холодным.

Внезапно он спросил меня:

— Этот скот — твой любовник?

— Кел?

— Нет. Другой.

— Нет, — ответила я. — Если не считать того, что он немножко влюблен в меня.

Губы Дарака сжались и скривились в улыбке:

— Конечно, богиня.

Он поклонился мне.

Поблизости никого не было и видеть никто не мог. Кел и Маггур спали.

Я ударила Дарака по криво улыбающемуся рту.

— Возьми назад свой удар, — бросила я. — Я ничем не заслужила его от тебя.

У него был такой вид, словно он сейчас убьет меня, но он меня не убил. Я не причинила ему особой боли и видеть случившегося никто не мог, свидетелей не было. В противном случае все сложилось бы иначе.

Леса исчезли, и исчезла питавшая их река. Перед нами расстилались открытые равнины, а горы вытягивались позади медленным караваном.

Желто-коричневые, как старый пергамент, горбы их всхолмленных спин вдали превращались в лавандово-пурпурные. Одинокое накренившееся деревце с вытянутыми низкими и неподвижными ветвями, каменистое место или отрезок степи у мутного озерца возникали, как случайные фигуры на гладкой игривой доске. Это на самом деле походило на игру — перепрыгивать с одной клетки, наполненной водой, на другую — с безжизненной иссохшей землей.

Двигался по равнине теперь снова купеческий караван, уже под предводительством Дарака, и он был сыном купца из Сигко, одного из северных городков, откуда привезли эти товары. Я сама перебрала все это добро — оружие и доспехи или чистые металлы в больших слитках. Каждый из разбойников забрал по несколько предметов в уплату за бой у брода. Я взяла длинный нож, побольше того, каким орудовала, но весящий, как я знала, не больше, чем мне по силам справиться при небольшой тренировке. Оружие отличной выделки, большой клинок с выжженным и вделанным серебряным леопардом. Рукоять из какого-то белого камня, хорошо отшлифованного, но немного загрубленного на месте захвата так, чтоб оружие крепко держалось в руке. Ножны и перевязь, шедшая поперек груди и спины, свисая под левой рукой, были украшены поверх кожи малиновым бархатом, а пряжка и оковка дырочек — золотые.

Когда я выбрала этот нож, меня никто не остановил и не посмеялся, хотя Маггур все еще лежал в своем укрытии. Несмотря на бесславный конец моего боя, в начале его я причинила немало изощренного вреда противнику — в основном своим боевым кличем, с которым я ринулась прямо в гущу охранников, вращая длинным ножом во все стороны сразу. На самом деле все обстояло не совсем так, но я не обсуждала этого. Им нравилось, что я своим боевым безрассудством не хвастаю.

Но, думаю, никто из них больше не считал меня женщиной. Ибо женщины, которые ехали с ними, использовались как проститутки, и мужчины говорили о них при мне совершению не стесняясь — не ради поддразнивания или похвальбы, а словно забыли про мой пол и ожидали, что следующий анекдот расскажу я.

Одежду они сменили все. Дарак надел черное, остальные темно-синее и зеленое, снятое с трупов или припасенное загодя. Разбойники, ехавшие в качестве охраны, тоже переоделись, но старались пока можно не закрывать лица масками. Только я осталась неизменной, цветастой странностью.

Мы уже два дня двигались по равнинам, когда я зашла в шатер к Дараку.

Там будут, как я знала, его капитаны, но положение вещей теперь стало иным. Когда я войду, никто и ухом не поведет из-за того, что я женщина.

Из шатра слышались разговоры, смех и звон пущенного по кругу бронзового кувшина с пивом.

Я подняла полог и вошла.

Шатер был большим и изнутри разрисованным. На коже намалевали красного бегущего оленя, а наверху — солнце с лучами, означавшее мощь. На покрытом прекрасными коврами полу стояли низкие стулья, и я узнала уже знакомый мне резной стол. Сидевшие за ним пятеро мужчин подняли головы, интересуясь, кто к ним пожаловал. Дарак пристально посмотрел мне в лицо, а потом продолжил говорить про то, о чем вел речь. Наплевав на то, что меня проигнорировали, я подошла к свободному стулу — скорее табурету, чем стулу, и села.

Прочие последовали примеру Дарака. Не обращая на меня внимания, они продолжали разговор — сложные планы, которые на самом деле были в сущности очень простыми — о том, как им следует везти добро по Южной Дороге, частично распродав его еще до прибытия в Анкурум — их цель — и о том, что надо сделать в самом Анкуруме. Это была опасная авантюра. Глаза у них горели. Кувшин шел по кругу, и я взяла его, когда он дошел до меня, и, просунув под складки шайрина, выдула полный рот через один из носиков в его стенках. Я не хотела этого напитка, но пропустить этот кувшин — один из символов — было не так-то просто. Я проглотила тягучее горькое пойло, желая только одного — выплюнуть его, а затем передала кувшин разбойнику, которому он предназначался. Возникло недолгое молчание. Затем Дарак встал. Он выглядел непривычно благородным в черной тунике, черных легинах и сапогах.

— Выпейте и шагайте, — любезно предложил он своим капитанам.

Дискуссия была окончена. Они обсудили все пункты, но я догадывалась, что обыкновенно такое заседание продолжалось бы намного дольше. Они доводили до блеска детали, наверно без надобности, рассказывали анекдоты и байки о других предприятиях и очень крепко пили.