Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Наконец, я покинула сад, и мозг мне позволил. В коридоре я поняла, что не знаю дороги обратно в свои комнаты. С потолка сразу же ударил луч света, указывая на пол впереди меня. Я онемело пошла к нему, а он двинулся прочь. Он провел меня по многим коридорам и наверх по одному из движущихся полов. Дважды я проходила мимо групп людей, которые умолкали, когда я приближалась к ним, следуя за лучом. Я ощущала по отношению к себе сильный интерес, но мало приязни. Я являлась для них опасностью, однако, при всем том редкой и любопытной диковиной, вроде орхидей севера, которые запросто могут отхватить человеку палец. Я добралась до стеклянистого места, пересекла его и вступила в голубое безмолвие, которое было единственной частью этого корабля, где я могла пребывать в безопасности.

Из стены выскользнула постель, и я пошла к ней, ощущая свое тело тяжелым, как налитое свинцом.

Я молча лежала, думая о том, как он изнасиловал мой мозг в комнате со световой паутиной. Подумала о пустоте и бездне во мне, столь же ужасной, как пустота, поглотившая корабль.

А затем пришла новая мысль, маленькая острая мысль, которая прожгла мой череп. Я вспомнила, чего я страшилась снести от них, когда они поймали меня. Сила их была огромной, а сила их мозга-компьютера казалась богоподобной.

— Убей меня, — прошептала я безмолвно. — Дай мне умереть.

Комнату наполнило гудение, неистовый гневный звук.

— Служи мне, — велела я. — Повинуйся мне. Смерть — именно то, чего я желаю. Дай мне смерть.

Моя постель задрожала. Донесся гул отдаленного грома. Меня объял новый безграничный холод. В глазах у меня потемнело. Меня душили слезы. Он дал мне то, чего я желала. И, наверное, он был достаточно силен, сильнее, чем мечи солдат Вазкора, длительней, чем могила в пустыне и обрушившаяся башня в Эшкореке.

Что-то сверкнуло во тьме. Нож, устремившийся ко мне с пылающего светом потолка. Я почувствовала, как у меня останавливается дыхание.

— Проснись, — нетерпеливо сказал мне Дарак.

— Оставь меня в покое, — пробормотала я. — Я умерла.

— Нет, ты не умерла, богиня. Выпей вот это.

Что-то просунулось под складки шайрина и мне в рот. Негустая прохладная жидкость нашла мое горло. Я глотнула и оттолкнула ее. И, не открывая глаз, села на постели. Мой мозг заполнили кружащиеся цвета. Чтобы скрыться от них, я в конце концов все-таки открыла глаза. Увидела голубую комнату и не могла вспомнить, где нахожусь. И глупо рассмеялась, глядя на сердитое лицо Дарака. Я не могла понять, почему он так сердится.

— Умерла, — он презрительно испробовал слово на своем языке. — Неужели тебе не приходило в голову, что машина, специально запрограммированная заботиться о комфорте и жизни ее экипажа, будет также запрограммирована никогда не убивать их? Будь ты дикаркой или варваркой — это имело бы смысл, но ведь ты же способна мыслить и рассуждать, — он встал. — Весь мой корабль пострадал бы, если б я не заблокировал тебя своим приказом. Анестезия в тот же миг, как ты вызвала у компьютера эмоциональные затруднения, — он нагнулся ко мне, взял меня за плечи и с силой встряхнул меня. — Неужели ты не можешь довериться мне?

— Дарак, — прошептала я.

— Нет, я не Дарак Златолов, горный разбойник-колесничий. И я также не Вазкор-убийца, первый успешный шаг к смерти и тьме, который пока успела сделать твоя планета. Я — Рарм Завид, дурак. Подымайся, — он помог мне встать и удерживал на ногах. — Выпей еще немного вот этого. А теперь пошли.

Мы пошли… Я начала вспоминать, где нахожусь, и все, что произошло.

Я очень упорно старалась не вспомнить, но он мне не позволил. Наконец, он отпустил меня, и я в первый раз ясно увидела его лицо. Оно было напряженным, сосредоточенным в выражении, скорее, тревоги и сожаления, чем гнева. Я вспомнила, что он и Сьерден жили в моем разуме в Ступице. И возненавидела их.

— Много ли радости доставила тебе моя жизнь, Рарм? — сбросила я его злобно-сладко в своем стыде.

— Столько же, сколько и тебе, богиня.

— Никогда не называй меня так.

— Как же тогда мне тебя называть? Ты говоришь, что у тебя нет имени.

Нет, — сказал он вдруг. — Мне не следует сердиться на тебя.

— Ты не имеешь никакого права сердиться. У тебя не было никакого права на мои воспоминания.

Он посмотрел на меня, и на лице его снова занялся беспомощный гнев, а потом растаял.

— Послушай, — сказал он. — Я узнал одно: пламя-создание, увиденное тобой в каменной чаше, которое ты называешь Карраказом, сказало тебе, что ты освободишься и вновь обретешь свою красоту и свои силы, когда и если ты найдешь сородича своей души, Нефрит. Если бы я заверил тебя, что компьютер знает решение этой задачи, ты бы согласилась сделать то, что я тебе говорил?

Мое сердце глухо застучало. Я уставилась на него.

— Откуда он может знать?

— Потому, что знаешь ты. Ответ находится в твоем же мозгу. Но он происходит из времени до того, как ты проснулась под вулканом. То время — то короткое время — вот все, что тебе надо пережить вновь, чтобы освободиться навек.

— Не могу тебе поверить, — прошептала я.

— Ты готова пойти на такой риск, чтобы найти Нефрит?

Я повернулась к нему. Во мне вскипела ненависть. Я схватила его за руку.

— Скажи мне сам! Ты знаешь!

— Я не могу тебе сказать. Во всяком случае, сейчас ты не поймешь. Ты должна пойти к компьютеру.

Я повернулась к дверям, почти готовая идти с ним. Но тут поднялся нерассуждающий страх и поглотил меня.

— К компьютеру, — повторила я. Сделала один негнущийся шаг вперед, и колени у меня подкосились. Я упала и обнаружила, что не могу подняться. Я не могла пошевелить ни ногами, ни ступнями, ни руками, ни кистями. Парализованная, омертвелая, я в отчаянии закричала, глаза мои почти ослепли; я едва могла говорить:

— Карраказ, — придушенно прохрипела я, зная теперь, что до Нефрита мне рукой подать, и что, видя это, демон моей расы поднялся лишить меня его. — Карраказ уничтожит меня.

— Нет, — заверил он, хотя голос его казался отдаленным и почти бессмысленным. Он поднял меня на руки, но, оцепеневшая, оглохшая, ослепшая, в пароксизме страха я не могла уразуметь ни того, что со мной происходит, ни куда он меня понес, и, наконец, ужасающая тьма накатила, словно голодное море, и затопила меня, и унесла меня в себя, и я сгинула.

Глава 4

Рождение — это боль. Все чувства печали, страха и страдания начинаются в той борьбе и отторжении. После рождения мир выглядит абстрактным, бессмысленным и все же странно упорядоченным. Нет ничего логичного и, следовательно, нелогичность разумна и нормальна. Сосать, спать. Молчание и звуки наполняют искаженную плоскость, где скользят по глазам цвета, как в тумане. Никакого времени не существует, однако время идет.

Из этой затуманенности выросли образы и приобрели значение. Белые лебеди, движущиеся по блистающей воде, вытягивающие свои изогнутые шеи, принимая еду. Женщина с длинными светлыми волосами, ведущая меня за руку по изысканным садам, выходящим к морю, по полам невероятных комнат, где сидят элегантные мужчины и женщины. Иногда и другие, крупные, неотесанные, пялящиеся, грязные, с коричневыми и покрытыми шрамами телами. Они внушают мне страх, ибо они не похожи на нас. Подобно диким, безобразным животным, они появляются, как призраки в галереях, их фигуры горбатятся, вскапывая цветочные клумбы. Наши рабы.

Я не должна была общаться с ними, но я раз заговорила с одним рабом, рубившим стройное дерево. Я спросила его, зачем он это делает.

— Это дерево больное, принцесса, — ответил он неуклюжим ворчанием, которым они, запинаясь, говорили на нашей речи. А затем уставился на меня с высоты своего большого роста. Его страшное лицо исказилось от боли, которой я не поняла, ибо он улыбался. — Все заболевшие, — сказал он, — должны быть срублены. И сожжены.

Его глаза прогрызали себе дорогу в мои. Испугавшись, я попятилась от него, и в этот миг появился принц, который был моим отцом. Лицо раба изменилось, приняв выражение идиотского страха. Принц поднял меня одной рукой. Другой он жестом подозвал шедших за ним четырех стражников. Двое схватили раба и повалили его лицом вниз. Еще один содрал с него рубашку. Четвертый стоял наготове с окованным металлом бичом в руках.

111
{"b":"17389","o":1}