Попрощавшись с охранниками, Эмма проскользнула в ожидавшую ее карету. Усевшись, она открыла панель, отделявшую ее от кучера.

— Мистер Диллон, вы видите человека, который только что ушел? Вон он! Идет по улице! Можете последовать за ним, но так, чтобы он нас не заметил и не заподозрил, что за ним следят?

— Могу попытаться, мисс Фэрборн.

— Пожалуйста, попытайтесь. Я хочу знать, куда он направляется.

Они медленно покатили за недавним визитером. Какое-то время Эмма видела из окна кареты дома Стренда, и так продолжалось довольно долго. Потом по виду улиц она поняла, что они въехали в Сити. Ей показалось, что они повернули на север, но оставалось только гадать, в какой именно части старого Лондона они находились.

Уже наступили сумерки, и быстро темнело, близилась ночь. Наконец карета остановилась, и кучер пробормотал:

— Боюсь, мы его потеряли, мисс Фэрборн. Он повернул вон на ту улицу и исчез. Мог войти в любой из этих домов. Скорее всего, вон в тот, справа, где сад.

Эмма высунула голову из окна и осмотрелась.

— Вы уверены, что он вошел именно туда? — спросила она.

— Почти уверен. Должно быть, заподозрил, что мы за ним следим, нырнул в сад и вышел через него на другую улицу.

Эмма решила, что кучер прав. Жаль только, что он точно не знал, куда вошел ее недавний гость. Все эти дома были неприметными, вполне обычными и в целом производили впечатление знакомых. Люди же, сновавшие по улице, походили на любого другого человека в Сити — не бедного, но и далеко не состоятельного.

— Но тут нет большой толпы, — заметил мистер Диллон. — Даже бездельники, слоняющиеся просто так, должны сейчас ужинать.

Эмма внимательно посмотрела на кучера.

— А вы бывали здесь прежде? — спросила она.

— Не совсем здесь. Дальше, через улицу. Помните? Я возил вас в дом с синей дверью. Он вон там, на той улице.

Эмма кивнула. Неудивительно, что это место показалось ей знакомым. Она находилась неподалеку от студии Мариэль Лайон.

По обеим сторонам Албемарл-стрит горели факелы, освещавшие выстроившиеся у дома кареты. Внутри же, в «Доме Фэрборна», Обедайя готовился предстать перед посетителями в двух ипостасях сразу — аукциониста и распорядителя выставки.

Эмма продолжала уверять его, что он отлично справится, но большой предварительный показ едва ли был подходящим временем для проверки справедливости ее слов. И она очень надеялась, что герр Вернер будет слишком занят и не станет задавать Обедайе вопросы, на которые тот не смог бы ответить.

Вскоре посетители начали входить в аукционный дом, и их становилось все больше. Бросались в глаза дамы в шикарных модных тюрбанах и узких полупрозрачных вечерних платьях. Дамы опирались на руки джентльменов, причем некоторые из них, преклонного возраста, были в париках и в пестрых фраках. Более молодые предпочитали одежду не столь яркую и были коротко подстрижены на римский манер, что, очевидно, являлось данью их республиканским убеждениям.

На Эмме было платье оттенка дымчатой лаванды с длинными и широкими рукавами. Она не украсила свою прическу перьями, а шею драгоценностями. Этот вечер не был светским приемом, поэтому она, памятуя о своем трауре, предпочла появиться в весьма скромном туалете.

Но Кассандра не была скована подобными ограничениями, и ее драгоценности оказались в центре внимания, в особенности — великолепное ожерелье. Темноволосую головку Кассандры украшал красно-синий тюрбан с белым пером. Стоя возле шкатулки с другими драгоценностями, она явно наслаждалась взглядами светских матрон, свидетельствовавшими о том, что они признавали красоту и богатство ее украшений.

Тут в зал вошел высокий темноволосый мужчина, неправдоподобно красивый. Он с улыбкой приблизился к Эмме и проговорил:

— Мисс Фэрборн, сегодня вы выглядите триумфаторшей.

— Как мило, что вы так говорите, мистер Найтингейл.

Он перевел взгляд на картины, украшавшие стены.

— Они так же прекрасны, как те, что добывал ваш батюшка. — Снова улыбнувшись, мистер Найтингейл продолжил разглядывать полотна. — Но мистеру Ригглзу приходится несладко. Я слышал, как автором вон того портрета он назвал Беллини, а не Джованни.

— Вполне понятная оговорка, — заметила Эмма.

— Но не для нынешних посетителей. Думаю, что вы отчаянно нуждаетесь в компетентном распорядителе. Особенно сегодня.

Гордость не позволила Эмме согласиться. После последнего аукциона она не хотела соглашаться с мистером Найтингейлом, что бы он ни говорил.

Поискав глазами Обедайю, Эмма заметила его в окружении гостей. Один из самых уважаемых коллекционеров указывал на картину Тициана и что-то говорил. Обедайя отважно пытался выглядеть знатоком, но Эмма видела в его глазах отчаяние. Снова взглянув на молодого человека, она заявила:

— Хотя мне действительно нужен распорядитель, в муже я не нуждаюсь, мистер Найтингейл. Я думаю, что вы это понимаете.

Он весело рассмеялся, словно она удачно сострила. Казалось даже, что он начисто забыл о том, что делал ей предложение.

Тут Найтингейл повернулся и приветствовал виконтессу, свою любимицу. Лесть заструилась и с ее стороны — точно патока. И Эмма сразу же потеряла интерес к этому шоу.

В этот момент в аукционный дом вошел тот, кого Эмма ждала все последние дни — теперь-то она это поняла. Но Саутуэйт был не один, его сопровождали двое мужчин. Одного из них, голубоглазого, она узнала, так как он был на первом ее аукционе. Второй тоже показался ей знакомым, но Эмма не могла вспомнить, где видела его.

Тут Кассандра покинула свой пост возле драгоценностей и поспешила к подруге.

— Ты должна быть с ним очаровательной, Эмма, что бы ни думала о его скандальном поведении по отношению к тебе. Он привел двоих друзей и, поступив так, придал показу больший вес.

— Кто они?

— Тот, что улыбчивый и дружелюбный, виконт Эмбери, наследник графа Хайбертона. А хмурый и неприветливый — некий виконт Кендейл. — Кассандра на мгновение замерла, потом повернулась спиной к вошедшей троице и прошептала: — О Господи, он направляется сюда. Будь мужественной, Эмма.

Кассандра бросила взгляд через плечо и поспешно удалилась. А Саутуэйт медленно приближался к Эмме. И чем ближе он подходил, тем быстрее билось ее сердце. Наконец остановившись, граф проговорил:

— Надеюсь, на сей раз вы не прогоните меня.

— Я никогда не позволяю себе прогнать нашего постоянного клиента, сэр.

Он усмехнулся и сказал:

— Наверное, вы прогоняете только партнеров, способных вмешаться в ваши дела, не так ли?

Эмма не ответила и оглядела толпу, собравшуюся в зале.

— Сэр, какой грандиозный успех, — проговорила она. — Конечно, помогла коллекция немецкого графа, как и те стражи, что стоят в дверях целую неделю. Но думаю, что главным образом наш успех — это ваша заслуга.

— Вы мне льстите, мисс Фэрборн, — ответил граф.

Он принял стакан от одного из слуг, разносивших вино гостям. Пригубив, одобрительно кивнул. Затем повернул голову и с некоторым удивлением спросил:

— Неужели мистер Найтингейл вернулся?

— Только на сегодняшний вечер. Он явился, когда стало очевидно, что сегодня зал будет полным, что здесь соберутся сотни людей и бедный Обедайя не сможет со всем справиться. Поэтому я и наняла его, когда он здесь появился, так что…

— Вы не обязаны давать мне пояснения, — перебил граф.

Будто услышав их разговор, мистер Найтингейл посмотрел в их сторону, встретился взглядом с Саутуэйтом и вежливо кивнул ему.

— А вы, случайно, не говорили ему о сегодняшнем вечере, Саутуэйт? — спросила вдруг Эмма.

— Возможно, намекнул на днях, что готовится грандиозный показ.

Эмма едва заметно нахмурилась:

— Я бы предпочла, сэр, чтобы сначала вы поговорили со мной. Он оставил наш дом по определенной причине и…

— О Господи, опять недоразумение?! А я и не подумал об этом. — Граф взял ее за руку и повел к двери, ведущей на террасу. — Только не здесь, Эмма. Помните о скромности. Идемте со мной.