Что же касается Роберта, то, возможно, его держали в заточении где-то поблизости, и, следовательно…

Эмма невольно улыбнулась. Она представила, как перед Робертом распахивается дверь темницы, наверное, какого-то подвала. И она уже видела изумление и радость брата при появлении его спасительницы. Эмма представила, как привезет его домой и покажет, как хорошо она охраняла его наследство. А позже он займет подобающее ему место и будет, нарядный, стоять там, где обычно во время аукционов стоял папа.

Но ей надо было срочно узнать, не находился ли Роберт где-то здесь, совсем рядом, прямо у нее под носом. В таком случае она не станет искать таинственного похитителя, не станет иметь с ним дел и сама… что-нибудь предпримет. Что именно — потом придумает.

Эмма ехала домой в крайнем возбуждении. «Как же побыстрее покончить с этим делом? — думала она. — Может, обратиться к властям? У них-то есть возможность использовать силу, чтобы найти Роберта. Ведь похищение — тяжкое преступление».

Да, конечно, если бы она пошла к мировому судье и рассказала ему все, что знала, он, возможно, оказал бы ей помощь. Но беда в том, что знала она не так уж много. Прежде всего не знала, почему кто-то решил похитить Роберта. Ведь очень может быть, что брата похитили не случайно…

Возможно, и Роберт занимался чем-то незаконным. И если он каким-то образом был связан с контрабандой… О, в таком случае она не могла искать помощи у властей. Потому что тогда и ее брат считался бы преступником и, возможно, вышел бы из одной темницы лишь для того, чтобы оказаться в другой.

Нет, только она одна могла узнать, где находился Роберт, а также выяснить, кто этот таинственный похититель, удерживавший его в заложниках. Конечно, сделать это самой будет очень сложно, но следовало хотя бы попытаться.

Приняв решение, Эмма почувствовала себя много лучше. Ощутила себя не такой уж беспомощной — вовсе не пешкой в руках неизвестного игрока или игроков. Но потом она вспомнила про Саутуэйта и тяжко вздохнула. Ведь теперь и графу не следовало доверять. И уж конечно, она не могла попросить его о помощи. Так что оставалось только молить Бога, чтобы граф больше не задавал ей вопросов о некоторых предметах, из тех, что она собиралась выставить на аукцион.

— Куда едем? — проворчал Эмбери, обращаясь с этим вопросом к спине Кендейла.

Виконт не ответил, но его молчание было весьма красноречивым.

— Скоро все выяснится, — сказал Дариус, взглянув на Эмбери. — Во всяком случае, надеюсь.

— К чему напускать на себя такую таинственность? — не унимался Эмбери. — Почему Кендейл так себя ведет? Это ужасно раздражает. Я не солдат под его командованием, и мне плевать на его загадочные замечания.

Тут Кендейл, ехавший впереди, развернул свою лошадь и, взглянув на Эмбери, проговорил:

— Нет никакой таинственности. А разговаривать пока что не о чем.

Еще больше помрачнев, Эмбери заявил:

— Я требую, чтобы ты сказал, куда мы направляемся и зачем.

Дариус с упреком взглянул на Кендейла. Упрямство и прямолинейность виконта, возможно, делали его хорошим офицером, но по временам — несносным приятелем.

— Кендейл надеется сегодня кое-кого встретить в парке, — сказал граф, покосившись на Эмбери.

— А может, я помешаю его романтическому рандеву? — съязвил Эмбери. — Впрочем, я готов и на это, не возражаю. Но только скажите, черт возьми, куда мы направляемся.

Кендейл снова развернул свою лошадь, но теперь поехал совсем рядом с Эмбери — очевидно, решил откровенно поговорить с ним. Дариус тут же стал прислушиваться; ему тоже хотелось услышать от приятеля кое-какие объяснения.

— Я изучаю слухи, — говорил виконт, — и мне кажется, кое-что из этих слухов вызывает тревогу. Слышал ли кто-нибудь из вас о женщине по имени Мариэль Лайон?

— Я слышал, — ответил Дариус. — Это француженка, бежавшая в Англию от террора, племянница графа де Болье.

— А что это за слухи? — спросил Эмбери, теперь наконец-то заинтересовавшийся.

— Некоторые утверждают, что она — совсем не та, за кого себя выдает, — заметил Дариус. — Но едва ли это новость для тебя, Кендейл. И едва ли слухи всегда бывают правдивыми. Дело в том, что не раз предпринимались попытки сорвать с нее маску, но все они ничего не дали. А это означает, что никакой маски нет, так что срывать с нее нечего.

— Но меня заинтересовало то, что эти слухи исходят от других эмигрантов, таких же, как она, — ответил Кендейл. — Поэтому иногда я слежу за ней.

— Не очень-то благородно, — пробурчал Эмбери. — Мне бы не хотелось думать, что за мной шпионят из-за каких-то слухов.

— Я делаю это не из праздного любопытства и не играю в шпионские игры, как некоторые, Эмбери. Как ты, например. Если женщина живет в Англии в качестве беженки и утверждает, что она является племянницей графа, хотя на самом деле она совсем не та, за кого себя выдает, то это слишком подозрительно, согласись. И если вдруг пройдет слух, что ты, Эмбери, на самом деле вовсе не Эмбери, то и за тобой будет установлена слежка, обещаю.

— Слава Богу, что в Англии есть ты, Кендейл. Уверен, наши министры каждое утро поминают тебя в своих молитвах, — съязвил Эмбери. — Неужели один из них поручил тебе эту миссию? Или ты сам взял на себя такую ответственность?

— Между прочим, и в правительстве есть люди, с недоумением взирающие на эту женщину, — заметил граф. — Так что не только у Кендейла она вызывает подозрение. Не исключено, что не только он за ней наблюдает.

— Никого другого я не замечал, — возразил Кендейл. — И я точно знаю: никто, кроме меня, за ней не следил, когда недавно она явилась утром на рандеву в парк. Там она встретилась с дочерью того человека, который при подозрительных обстоятельствах упал в Кенте с утеса во время прогулки.

Дариус в изумлении уставился на Кендейла. Он понял, что его приятель в последние несколько дней кое-чего все же добился.

— Так ты решил арестовать женщину за то, что она посмела разговаривать в парке с другой женщиной? — в очередной раз съязвил Эмбери.

Виконт же с невозмутимым видом ответил:

— Нет, для этого мы знаем недостаточно. А взял я вас с собой для того, чтобы вы знали, где живет эта «другая женщина», и в случае необходимости могли мне помочь. Мы должны внимательно изучить и улицу, и ее окрестности. Между прочим, я недавно использовал и кое-кого из моих слуг, чтобы помогли мне. Ведь одному мне не справиться со всеми подозрительными особами.

— Ты вовлек и слуг? — спросил Дариус. — Ты что, рехнулся? Удовлетворять свое любопытство — это одно, а создать целую сеть наблюдателей — совсем другое дело.

— Конечно, он рехнулся, — сказал Эмбери. — Ты ведь не можешь быть уверен в скромности слуг, Кендейл. Слухи о твоих подвигах дойдут до Питта[5]. Можешь себе представить, какое приятное свидание с премьер-министром тебя ждет не позднее чем через неделю?

— Я доверяю своим слугам. Они вполне надежны — в отличие от твоих. У меня в доме строжайшая дисциплина. И если кто-нибудь из вас может найти среди своих слуг хоть одного надежного, то можете задействовать его, потому что без слуг нам всем просто невозможно справиться…

Не обращая внимания на упреки приятелей, виконт направил своего коня дальше, и Дариус с Эмбери последовали за ним.

Граф ужасно злился на Кендейла. Этот человек вел себя так, словно только он мог спасти королевство. А это его расследование… Оно могло иметь крайне неприятные последствия.

Было ясно, что кто-нибудь в конце концов принялся бы размышлять о несчастном случае с Морисом Фэрборном и о том, почему тот гулял ночью по утесам. Но Дариус никак не мог предположить, что этим делом начнет заниматься кто-то из его друзей.

— Кендейл доведет меня до того, что я напьюсь, — тихо проворчал Эмбери. — Ему пришлось продать офицерский чин, поэтому он теперь бесится, всех во всем подозревает. И если мы вовремя не остановим его, то скоро он заставит своих слуг шпионить за нами.