Тут граф чуть повернулся, и она залюбовалась его профилем — сейчас, на фоне заходящего солнца, он выглядел столь же аристократично, как и вся его фигура.

Что же касается его отношения ко всему этому, то Эмма почти не сомневалась: Саутуэйт догадывался о незаконной деятельности ее отца еще до того, как она хоть что-то заподозрила. Ей хотелось сказать ему, что он не совсем прав, хотелось объяснить ему, что ее отец лишь принимал кое-какие контрабандные товары, но никогда не помогал контрабандистам во всем остальном. Но увы, Эмма и сама уже не была ни в чем уверена… очень может быть, что из-за Роберта отец оказывал контрабандистам услуги, дежуря ночью на берегу. Конечно, эта версия требовала тщательной проверки, но, к сожалению, в данный момент она казалась самой убедительной.

Наконец они вернулись к карете, и Эмма, как ни странно, почувствовала некоторое облегчение, — возможно, из-за того, что теперь рассеялась неопределенность и она смогла принять то, что и так уже знала в глубине души.

— Куда мы едем? — спросила Эмма с беспокойством. Она была погружена в свои мысли и не сразу заметила, куда движется карета, — вообще ничего вокруг не замечала. Теперь же, выглянув в окно экипажа, она не узнала мест, по которым они проезжали. — Мы ведь едем на юг, а не в сторону моего дома.

— Сегодня вам небезопасно оставаться там на ночь.

— Вы опасаетесь, что Таррингтон убьет меня во сне?

— Не только он знает, что вы задавали вопросы и искали встречи с контрабандистами.

Вопросы? Какие же вопросы граф имел в виду? Он ведь не знал, что Роберт жив, поэтому не мог знать, о чем она расспрашивала на самом деле. Скорее он сам мог навлечь на нее опасность своими подозрениями.

— Думаю, что неподалеку можно найти какую-нибудь приличную гостиницу, — сказала Эмма. — Я бы хотела, чтобы вы сообщили мне о своем плане — чтобы я могла по крайней мере упаковать в саквояж кое-какие вещи.

— Миссис Норристон уже упаковала ваши вещи. Они у кучера.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны, что вы позаботились об этом. И очень любезно.

— Не стоит благодарности. К несчастью, в этих местах нет ни одной приличной гостиницы. Да если бы и имелась, вы не были бы там в безопасности. Поэтому этой ночью вы будете моей гостьей в Краунхилл-Холле.

Он говорил так вежливо и спокойно, будто сообщал, что этим вечером они идут в театр.

— Думаю, сэр, вам бы следовало поделиться со мной вашей идеей до того, как мы выехали.

— Вы были очень расстроены, и мое решение могло еще больше вас расстроить.

— Да, конечно. Но я сама должна была бы принять решение, а не вы за меня.

— Но случилось так, что решение принял я.

— Это похоже на похищение…

— Не стоит воспринимать все так драматично. Я делаю это, чтобы защитить вас. И если вы подумаете об этом спокойно, то согласитесь, что в Краунхилл-Холле вам будет гораздо безопаснее и что это — единственно правильный выбор.

«Ох, неужели я там буду с ним одна?» — подумала Эмма.

— А там есть какая-нибудь ваша родственница или другая леди? — спросила она.

— Есть экономка. Она же домоправительница.

— Но едва ли она обладает должным авторитетом. И если узнают о…

— Не узнают. Можете этого не опасаться. — Несмотря на обаятельную улыбку, граф, казалось, был несколько уязвлен ее опасениями. — Ведь я только хочу обеспечить вашу безопасность. Это мой долг джентльмена.

Да, он действительно был джентльменом. И если верить Кассандре, умел соблюдать внешние приличия. То есть был джентльменом, нарушающим приличия тайно, дабы предстать перед обществом вполне добропорядочным человеком; при этом граф требовал от других строжайшего соблюдения всех законов морали и нравственности. Общаясь с ней, Эммой, он почти никогда никаких законов и правил не соблюдал. Правда, вот сейчас изливал на нее свой шарм, как если бы она была герцогиней. Вероятно, пытался убедить ее в благородстве своих намерений.

На самом же деле хотел подчинить своей воле.

— А если я буду настаивать на том, сэр, чтобы вы не требовали моей покорности столь самонадеянно, чтобы не требовали моей готовности принять ваше покровительство, в котором я вовсе не нуждаюсь, — что тогда?

— Пока мы поблизости от побережья, Эмма, вы будете находиться там, где я смогу приглядывать за вами. Я не потерплю, чтобы Таррингтон или кто-нибудь вроде него снова оказался рядом с вами.

Так вот в чем дело! Он не выразил этого прямо, но все равно все было ясно. Конечно же, он полагал, что она ищет новых сделок с контрабандистами, чтобы получать товары для аукциона. Наверное, вообразил, что сумеет помешать этому, не спуская с нее глаз. Но если так… Выходит, она никогда не сможет вернуться к себе?

Эмма уже придумала, как разубедить его, но тут вдруг осознала, что на самом деле не хотела возвращаться в отцовский дом — боялась снова оказаться лицом к лицу с воспоминаниями о нем и о брате. Да, она не хотела снова терзаться всю ночь, думая о Роберте и о том, сможет ли изыскать деньги на выкуп.

К тому времени, когда карета повернула на подъездную дорожку Краунхилл-Холла, она уже успокоилась и была почти уверена, что будет там в безопасности. Даже с ним.

Домоправительница тотчас же взяла на себя заботу об Эмме и отвела ее наверх, в предназначенную для нее комнату. А Дариус поручил слугам позаботиться о карете и кучере и направился в библиотеку. У него и впрямь не было выбора, поэтому он и привез ее сюда. Конечно, он мог бы поместить ее в гостиницу и остаться сидеть возле ее двери, но это было бы слишком уж глупо. Похоже, что сегодня в пабе он помешал какому-то важному для нее разговору, так что она вполне могла предпринять новую попытку встретиться с контрабандистами, если у нее появится такая возможность.

Хотя, конечно, все зависело от того, зачем она встречалась с Харрингтоном… Ее слезы помешали ему узнать причину этой встречи. Одна ее слезинка — и он был побежден.

Но сейчас Эмма уже почти успокоилась, так что можно было бы ее расспросить. Но конечно же, она не скажет правду, если приехала сюда, следуя по стопам отца, то есть для того, чтобы лично установить связь с контрабандистами. И если так, то он, Дариус, прибыл сюда очень вовремя — уж он-то сумеет нарушить ее планы.

Налив себе бренди, граф вышел со стаканом на террасу. Он полагал, что Эмма останется в своей комнате наверху, не осмелится присоединиться к нему вечером.

— К сожалению, не осмелится… — пробормотал он себе под нос, чувствуя, что его все сильнее влечет к Эмме Фэрборн.

Граф допил бренди и теперь смотрел на тени, сгущающиеся в саду; он знал, что эта ночь будет долгой и бессонной…

Тут он вдруг заметил мерцание огонька где-то совсем близко. Повернувшись, осмотрелся. Затем поднял голову. Этажом выше у окна стояла мисс Фэрборн, смотревшая куда-то в темноту.

— Комната вам подходит? — спросил Дариус.

Ему не пришлось повышать голос — ночь была такой тихой, что можно было отчетливо расслышать даже отдаленный шум прибоя.

Она молчала, и он добавил:

— Если вам что-нибудь понадобится, достаточно сказать домоправительнице.

— Комната очень комфортабельная. Даже роскошная. Благодарю вас. — Она чуть повернула голову, будто внимание ее было обращено к чему-то другому, гораздо более важному, чем он. — Мне кажется, я слышу… ржание лошадей.

— К западу отсюда ферма по их разведению. По дороге сюда мы проезжали мимо нее, но вы не заметили.

— Значит, они принадлежат вам? Должно быть, их много, если даже здесь слышен шум, который они производят.

Дариус прислушался, потом сказал:

— Это два жеребца. Они схватились, поэтому производят больше шума, чем обычно. Если пожелаете, можно завтра посмотреть на них. Зрелище стоит того — впечатляет. Лошади чистокровные. Для них зарезервировано целое поле.

— Раз по пути сюда мы проезжали мимо, то, наверное, и на обратном пути проедем. И если это не причинит вам неудобства, то я бы с радостью полюбовалась ими.