Жанна краснела, трепетала, но в условиях, когда за ней следили строгая маменька с крестьянскими вилами и перебинтованный-перевязанный папаша, встречала все ухаживания на удивление достойно и нейтрально.
Коварный замысел дона Текило стал ясен к вечеру двенадцатого дня месяца Посоха – когда все созванные ради прощения и отпущения грехов хитроумному иберрскому дону священники случайно зацепили краеугольный камень мироздания. А именно – кто из них достоин сопроводить в мир иной блудную падшую душу? какая ж религия самая главная?
И понеслось…
Проведя бессонную ночь в практиковании боевых телепатем – тем более опасных, что к утру мэтр Адам уже совершенно не соизмерял силу своих заклинаний и, если можно так выразиться, прочность атакуемого материала, специалист Министерства Чудес Брабанса порядком растерял свое обычное человеколюбие и принципиальность. Составляя в уме объяснительную записку начальству, чтоб убедительно обосновать выход за рамки своих полномочий и итог в виде мирно блеющего стада бывших священников, мэтр Адам был полон решимости покончить с казнью дона Текило в самое ближайшее время.
Узник хотел новый костюм? Обед, достойный самого короля? И бутылку вина «Шато-Сентиерра» урожая года Высокой Лозы?
А может быть, «уважаемый дон» еще пожелает самому стать королем?! Что значит – какого королевства?!!!
Выместив злость и раздражение на побитом жениной скалкой Буше, явившемся к шапочному разбору – мэтр Адам заставил его маршировать по зубцам опоясывающих крепость стен, жонглируя сморщенными старыми яблоками, - маг-телепат попытался взять себя в руки и разобраться с делами спокойно.
Фу-ух… вы не представляете, каких душевных усилий стоило мэтру Адаму это напускное спокойствие!
Итак, мэтр Адам позволил заключенному написать прощальные письма семье. То есть, семьям.
Проследил, чтобы для казни нашли относительно приличный костюм.
Сам лично зажарил для дона Текило только что пойманного карпа, использовав в качестве источника огня бродившую по дворику Серой крепости огненную саламандру мэтра Вига.
Теперь осталось только решить вопрос со священником… Ага, брата-ивоветвянина уже доставили. Всего хорошего, дон Текило. Исповедуйтесь – и пожалуйте вешаться.
Мэтр Адам отвесил короткий поклон и поспешил удалиться. Ему хотелось как можно быстрее покончить с затянувшимся фарсом существования величайшего хитреца, лжеца и обманщика современности.
И почему все финансовые махинации последних пятидесяти лет эльфы связывают с герцогством Пелаверино? Свои, доморощенные доны гораздо опаснее.
Повесить их – да выкинуть воспоминания об их никчемных жизнях из головы. В конце концов, это чистое милосердие – прекратить вмешательство в дела окружающих такого пустозвона, пьяницы, вора и мошенника…
- Ваша исповедь, дон Текило, - еще раз напомнил мэтр Адам.
- Валяйте сюда этого жирдяя, я с ним тут разберусь, - отмахнулся иберрец.
- У вас три часа. Потом ужин, а потом – мы все ждем вас во дворе крепости.
Дон Текило проводил отвратно любезного чиновника Министерства Чудес кислой ухмылкой.
- «Наилучшее вино, приготовленное из самого спелого и красного винограда специального сорта Моджи». Винодельня «Спелая лошадь», - прочитал дон Текило этикетку. – Год… год не обозначен. Что, попробовать? Или не рисковать?
Авантюрист вынул пробку и понюхал. Содержимое бутылки пахло уксусом.
- Вот уж не думал, что жители Брабанса такие жмоты. Ни нового костюма, ни вина! То ли дело, меня в Нан-Пине собирались казнить. Танцовщиц прислали, опять же, потчевали от всей души… Правда, выяснилось, что они мной своих минотавров, что подземелье сторожили, хотели покормить, но все равно – есть, что вспомнить! А тут… Тьфу! Буду рассказывать о ста казнях, которыми пытались остановить путь доблестного и отважного дона Текило – упомяну повешение в Серой крепости между прочим, только для ровного счета… Да…
Дон Текило подождал, чтобы мэтр Виг отвлекся от своего чародейственного занятия и вставил хоть словечко в образовавшуюся паузу. Увы – безмолвие отважного искателя приключение оказалось напрасным, волшебник был занят настолько, что едва успевал дышать.
Но, хвала всем богам, которых дон Текило не успел оскорбить, ограбив святилище или прикарманив жертву, кажется, мэтр Виг успевал домагичить. Пока что мэтр строго-настрого запретил интересоваться результатами его труда – и дон Текило, философски переведя дух, принялся ковыряться вилкой в жареной рыбе.
Как ни старался иберрский кабальеро затянуть подольше шоу под названием «подготовка к казни», всему в этой жизни приходит конец. Вот и толстый монах Ордена Ивовой Ветви…
Покричал, призывая на лысинку иберрца все мыслимые кары, отхлестал корзинкой (свободной розги не нашлось) дверь, которую дон Текило предусмотрительно попросил запереть, чтоб исповедь не закончилась монашьим самосудом; потом свалился утомленно… Завел басовитое песнопение, а потом, к удивлению стражников и направленной телепатемы мэтра Адама, громогласно заявил, что бог Ивовая Ветвь, который создает препятствия на пути проучения хитроумного иберрца – не самый мудрый бог. Бывший ивоветвянин мощным циклоном поднялся с пола и двинулся на оторопевших стражников, требуя, чтобы теперь уже они приняли его, брата Прю, покаяние и исповедь. Стражники, улучив миг, сбежали, и отважному, мужественно встречающему за закрытой дверью неприятности дону Текило пришлось выслушивать словеса толстяка, по мере сил успокаивая оскорбленного в лучших чувствах беднягу…
Всему когда-то приходит конец. Совсем скоро придет конец и жареной рыбешке, которую дон Текило пожелал отведать в покоях своего товарища по заключению. Уже догорает закат последнего дня в его, дона Текило, непутевой жизни… Через два часа Буше скомандует солдатам гарнизона выстроиться вдоль крепостных стен, окружить неплотным кольцом помост…
Один лишь маленький вопрос: успеет ли Виг до того времени закончить артефакт, который обещал?
Наблюдая, как полуседой волшебник, низко склонившийся над магически-лабораторным столом колдует над заготовкой артефакта, пытаясь вычислить, откуда исходит флюид нарастающего беспокойства, иберрский авантюрист неожиданно понял, насколько беспочвенны его надежды спастись. Появилось тягучее ощущение пустоты, какой-то звериной тоски и беспросветности – пожалуй, дон Текило испытывал подобное только однажды – в год, когда его покинула донна Катарина.
Авантюрист попробовал, следуя многолетней привычке, напиться – с трудом вталкивая во внезапно пересохшее горло кислое вино, и совершенно не получая никакого удовольствия, ни морального, ни физического, от своего последнего в этой жизни греха.
А ведь действительно, последнего, - взгрустнулось дону. Скоро, через час с небольшим, наступит полночь, и его под конвоем пузатеньких самоуверенных сторожей, отравляющих воздух запахом гномьего состава для полировки доспехов, выведут на каменные плиты внутреннего двора. Подведут к благоухающей свежей смолой – гномы, навари им Борджи мышьяку покрепче, постарались на совесть - виселице, комендант Буше, угодливо стрекоча коленками, еще раз зачитает приговор. Собравшиеся зеваки – те самые дамы и господа, которые никак не удосужатся уехать по своим дворянским и купеческим делам, прикипев сердцем к Серой крепости, - может быть, ахнут, а вероятнее всего – просто будут равнодушно наблюдать, как закутанный в красный балахон палач, тяжело печатая шаг, поднимется на эшафот. Потом дона Текило ненавязчиво подтолкнут к болтающейся петле… И последнее, что он увидит в своей непутевой жизни – раскачивающееся на ветру неверное пламя чадящих факелов. Потом комендант небрежно махнет рукой… И всё.
- Ну, наконец-то, всё! – радостно вскричал мэтр Виг. Выпрямился, победно воздевая руки с зажатым в кулаках маленькими предметами. – Получилось!
Дон Текило оставил в покое остатки вина, жареную рыбешку и подошел посмотреть, чего ж волшебник наколдовал.
В руках у мэтра Вига были две большие золотые булавки – на придирчивый взгляд дона вора, совершенно одинаковые. Длинная золотая игла имела навершие из круглого, темно-коричневого с золотистыми искорками, лучащегося какой-то совершенно необъяснимой теплотой камня – или, может быть, кусочка черепашьего панциря, который, как доподлинно знал иберрец, поучаствовал в создание артефакта.
