Стоило в дверях танцевальной залы мелькнуть тонкому силуэту прекрасной эльфийки в лилово-розовых, расшитых золотыми узорами шелках, дон Текило прервал «сбор пожертвований», стянул края мешка для подаяния, сунул его под рясу и, забыв обо всем на свете, бросился к ногам своей дамы.  Госпожа Аниэль позволила благородному кабальеро поцеловать краешек своего платья, протянула руку, чтобы он запечатлел поцелуй и на запястье, раз так восхищается линиями ее рук, знаком велела подняться и следовать за ней. Куда? Да хоть на край света! Дон Текило поспешил, уже совершенно не обращая внимания на завистливые вздохи за своей спиной.

Они прошли мимо бурчащих о своем, о горнорудном, гномов. Мимо королевы Амалии в костюме эль-джаладской танцовщицы, обжимающейся в уголке с тем самым здоровяком, который безуспешно изображал оборотня. Мимо стражников с алебардами. Мимо дверей, распахивающихся в маленький, по-зимнему унылый внутренний дворик. Мимо деревьев, вдруг выросших от земли до неба, как по мановению волшебного посоха… Дон Текило забыл обо всем.

Он забыл о том, что уже давно не юн, что ему сорок три года, и большинство подвигов, совершенных им в бурные яркие дни, давно обратились в пепел и улетели с порывом зимнего ветра. Он забыл о том, как печалился о невозможности переброситься незначимыми, веселыми прибаутками, со своим сыном. Он забыл о сердце, угасшем после ухода любимой. Он забыл о том, что его жизнь давно потеряла смысл, да и вообще, имела ли когда-нибудь?

Все исчезло – неудачи и победы, проигрыши и изощренное шулерство, обман и полуправда. Есть только он, она и лунное серебро на водной глади, а всё остальное не более реально, чем ложь, призраки и удача.

Как передать, что чувствуешь, любя без оглядки? бросаясь, как в омут с головой, в нежное тепло открывающейся навстречу души? Как передать ощущение, что сердце сейчас выпрыгнет из груди… нет, оно уже выбралось из душной клетки одиночества и расправляет смятые крылья, решительно обрываясь в бесконечность, чтобы сгинуть в недолгом сводобном падении.

Но крылья чувствуют воздух, и падение превращается в полет.

Жаркий вздох, поцелуй, нежность и… нежность. Ты здесь, ты со мной, а все остальное лишь тлен. И звенит серебряная лютня, рассказывая о том, как тает лунный свет и ломает тонкий лёд бегущая вода.

Тихий шепот.

Бесконечность.

Ты.

Я.

И весь мир в придачу…

Спустя вечность и пару часов дон Текило вернулся. Аниэль была вынуждена ответить на настойчивое мерцание волшебного кристалла, из которого раздался недовольный, но от этого не менее музыкальный голос ее сородича. Эльфы о чем-то побеседовали, дон Текило сквозь полудрему приятной расслабленности разобрал слово «Пелаверино», после чего Аниэль нежно поцеловала кабальеро, пообещала, что вернется на бал, как только разберется с делами. Дальше – беззвучно материализовавшийся туман телепорта, и дон Текило снова в Анжери, в сияющем огнями здании магистрата.

Огни сияли немного не там, где дон Текило обнаружил себя – он оказался на балконе третьего этажа, а гости веселились на первом этаже и в саду с противоположной стороны здания.

Спускаться вниз по стене не хотелось, да и смысл… Вор, мурлыкая что-то счастливое, пошел по коридору, размышляя о том, что пережитое приключение, пожалуй, останется самым памятным и приятным в его жизни. Подумать только! В его-то годы, влюбиться как мальчишка, пытаться удивить прекрасную даму своим пылом… И ведь, что интересно, получилось! Не в смысле «пытаться», а в смысле «удивить»! Будет что вспомнить в старости!

Жаль только, что вряд ли подобное приключение повторится.

Не успел дон Текило пройти и десяти шагов, как чьи-то цепкие руки схватили его за отвороты куртки, втянули в комнату;  громко захлопнулась дверь. Иберрец почувствовал, что кто-то весьма целенаправленно собрался задушить его в объятиях. На всякий случай иберрец попытался сопротивляться, его рука уперлась в гладкое плечико нападавшего, скользнула ниже, нащупала кружева декольтированного платья и грудь под ним, дальше…

Дальше – приключению пришлось повториться.

Немного смущало, что дама упорно называла дона Текило «моим храбрым рыцарем», да и обстановка по какой-то странной случайности исключала столь уважаемые пылким доном кровати  - всё-таки в здании магистрата предпологались отнюдь не плотские утехи, а серьезное и вдумчивое управление городом, но авантюрист не привык привередничать. Через некоторое время он распрощался с красоткой – хоть и не рассмотрел в темноте подробностей ее внешности, но внутреннее благородство просто не позволяло назвать ее как-то иначе, выбрался  в коридор, устало и неспешно размышляя, что же является залогом его успехов сегодняшней ночью. Упорная практика? Горячительное вспомогающее? Или Аниэль что-то поколдовала?

- О, мой герой! – простонало над ухом. Дона Текило схватили за шиворот рубахи и затащили в другую комнату. Иберрец даже испугаться не успел, как обнаружил, что его опять грубо и настойчиво домогаются.

Пришлось ответить тем же, дабы спасти собственную репутацию.

От страстных объятий дамы иберрца спас, как это не странно, ее маскарадный костюм. Стащив со своего «героя» рубашку, жадно исцеловав ему всё, до чего успела дотянуться, женщина отвлекласть на извлечение себя из одеяния. Учитывая, что дама изображала нечто монументальное – или древний амфитеатр Химериады, или ледяные пики Шан-Тяйских гор, или парадный торт со взбитыми сливками, ее маскарадный костюм состоял из демоновой уймы накрахмаленных юбок. Пока дама занялась поисками ленточки, на которой держалась сорок пятая, дон невежливо выскользнул за дверь.

Отдышался, на всякий случай подпер дверь, экспроприировав для этой цели ближайший канделябр, и последовал дальше. Оглядываясь, сторожась темных углов и на всякий случай держась подальше от запертых дверей.

Дойдя до поворота, дон Текило столкнулся с еще одной дамой. Девушка в костюме пажа старалась держаться за обе стены одновременно, намертво перекрывая путь к парадной лестнице. Растрепанная русая коса покачивалась, как пеньковая веревка в ожидании висельника. Мужской наряд ладно обтягивал стройные бедра, справную задницу,  и вообще, фигурка у красавицы была аппетитная, как налитое яблочко, так бы и съел. А чтоб кавалеры, упаси боги, не смущались, девица смело распахнула короткую, узкую в талии куртку, не мало не заботясь тем, что через тонкий шелк нижней рубахи видны все ее тайные прелести.

Вдобавок девица была пьянее брата Нобеля в ночь бытвы с драконом.

- Ты кто? – ткнула пальцем девица в грудь дону Текило.

- Монах.

- А где твоя… ик!.. ряса?

Хороший вопрос. Дон Текило осмотрел себя и убедился, что понятия не имеет, где оставил рясу брата Ордена Ивовой Ветви, собственную куртку и рубаху.

- А без нее, - добавила девица, падая на дона с элегантностью срубленной сосны, – ты такой сексуальный!..

- Какой – «такой»? – задал глупый вопрос дон Текило, отчаянно пытающийся вспомнить судьбу мешка с награбленными драгоценностями. Девица захихикала и попыталась объяснить, что она имеет в виду. Прямо здесь, в коридоре.

Дон Текило едва успел дотащить девушку до ближайшего кабинета, сетуя на то, как разучилась пить нынешняя молодежь.

Поразмыслив, иберрец, порядком уставший после общений с тремя брабансскими красавицами, решил наплевать на удобство и комфорт, и спуститься по стене. Убедился, что крепко поддавшая девушка-паж  мирно спит на столе посреди разбросанных бумаг и расплесканных чернил, безропотно удовольствовавшись правым сапогом ненаглядного дона, открыл окно и, цепляясь за ветки плюща, шепотом матерясь, перелез на резную колонну, украшавшую стену, и перебрался на этаж ниже.

С помощью очередной порции отборного иберрского мата дон отпер задвижку, распахнул створки, перешагнул через подоконник…

В кабинете завизжали.

- Успокойтесь, умоляю вас, успокойтесь! – принялся уговаривать визжащего оппонента дон Текило, прищуриваясь, чтобы в темноте рассмотреть, кто ж так визжит и кого он, собственно, успокаивает.