— Смотри, — указал он куда-то во тьму. — Видишь? Вон, в самом конце.

— Светится что-то, — пригляделась Ольга. — Ты это имеешь в виду?

— Это-это. Знаешь, что там? Та самая каюта, единственная, которая была заперта. Предчувствие не обмануло. Это действительно был не обычный удар. Он разблокировал дверь. Теперь можно узнать, что спрятано в этой каюте.

— Не нравится мне это, Ген.

— Да ладно тебе. Там же светло. А ведь Хо боится света, верно? Пошли, глянем, что там.

— Только осторожнее, прошу тебя.

Стараясь не поднимать шума, Геннадий пробежался по коридору, и замер неподалёку от пятна света, падающего на пол из широкой дверной щели. Вершинина на цыпочках прокралась за ним, и осторожно тронула за плечо.

— Что там? Что-нибудь не так?

— Тс-с-с! — едва заметено прошелестел Гена.

Оля навострила уши.

— Как будто стонет кто-то, — прошептал капитан. — Там, в каюте.

— Так это… — Ольга бросилась было к проёму, но Осипов её остановил.

— Подожди! Не лезь поперёк батьки. Я первый, — отодвинув её в сторонку, Геннадий прокрался к приоткрытой двери. — Фу, ну и запашок.

Запах был действительно неприятный. Причём он постоянно усиливался. Тянуло явно из открывшейся каюты. Остановившись возле проёма, Гена заглянул в него, прищурился, и зажал нос.

— Что там? — не выдержала Ольга.

— Хрен его знает. Свалка какая-то. Горы мусора. И вонища. Фу!

— Чем же так воняет?

— Есть только один способ это выяснить.

Капитан попытался открыть дверь шире, но та не поддавалась. Тогда он протиснулся в проём боком. Под его ногами тут же зашуршали какие-то бумажки, и затрещали пластиковые контейнеры. Что-то бормоча, Осипов неторопливо продвигался вглубь каюты, а затем вдруг позвал Ольгу.

— Оль. Здесь человек.

— Живой? — девушка тут же бросилась протискиваться в узкий дверной проём.

— Кажется, да. Но выглядит не очень… Эй, приятель, как тебя зовут?

Протиснувшись наконец-то сквозь узкую входную щель, Ольга оказалась в душном замусоренном помещении, насквозь пропахшем невыносимым смрадом, от которого щипало глаза. Пола не было видно из-за сплошного слоя грязных салфеток, бутылок, объедков, и перепачканной одноразовой посуды, успевшей обильно покрыться плесенью. Таким же мусором был завален стол. А одна из коек утопала под этой смердящей грудой целиком, напоминая сплошной мусорный холмик. Грязь была повсюду. С трудом верилось, что в этой помойке кто-то мог жить.

Но каюта была обитаема. На койке, возле которой стоял капитан, под грязным, насквозь провонявшим одеялом едва заметно шевелилось живое существо, почти потерявшее человеческий облик. Сначала Ольга разглядела лишь его руку, высовывающуюся из-под серого от грязи покрывала. А когда Геннадий брезгливо откинул верхний край одеяла, открыв голову лежавшего, девушка узнала пассажира, и сердце её сжалось от нахлынувшего приступа жалости, перемешанного с отталкивающим отвращением.

— Отец, как тебя звать? — повторил Гена, прикрывая себе нос и рот ладонью от нестерпимого запаха, источаемого человеком.

— Его зовут Евгений, — борясь с приступами тошноты, ответила Ольга. — Евгений Калабрин. И он моложе тебя.

— Моложе меня? — Гена вгляделся в сморщенное, иссохшее лицо, густо заросшее седой бородой. — Вроде выглядит старше.

— Ты бы тоже выглядел старше, переживи то, что пережил он, — подавав в себе отвращение, Вершинина подошла к койке. — Ну, здравствуй, Женя.

Молодой старик разлепил гноящиеся глаза, и мелко заморгал, привыкая к свету.

— О… О-о… О-о-оля? Т-ты? Здесь? — прошамкал его беззубый рот.

— Да, Жень. Я здесь. И Гена здесь. Пришёл конец твоим мучениям. Мы тебе поможем.

— Держись, парень. Мы выберемся отсюда. Ты ходить-то можешь? — добавил капитан.

— Простите… М-меня, — прохрипел Евгений. — Ради всего святого. П-простите.

— После будешь извиняться. Когда домой вернёмся, — Гена попытался поднять его за плечи, но тот вдруг так страшно застонал, что его пришлось отпустить. — Эй! Что с тобой? Болит чего?

— Н-не-на-а-а-адо, — застонал Женя. — Оста-а-авьте.

— Мы тебя всё равно заберём. Ты только скажи, что с тобой? Сейчас я носилки быстренько сооружу… — спотыкаясь об мусор, Гена выскочил из каюты.

Ольга подошла поближе, и склонилась над своим другом.

— И-иллюзии и ре-реальность — это несколько разные вещи, — прошептал Евгений, и попытался улыбнуться. — Там я был другой, а здесь…

— Хватит говорить чушь, — оборвала его Ольга. — Тебе только постричься, помыться, и будешь ещё лучше, чем в иллюзиях.

— Нет. Не буду. Разве лучше я был до этого? Не-ет. Таким же, только внутри. Понимаешь? А теперь всё вывернулось наизнанку, шиворот-навыворот. Теперь я внешне такой, а внутри…

— Сейчас ты болеешь. Когда поправишься, будешь думать по-другому.

— Прости меня, Оля. Прости за ложь. Глупо было надеяться, что ты полюбишь меня таким. Сколько бед повлекло моё заблуждение. И, самое обидное, я до сих пор не знаю, как вам помочь. Я втянул вас в этот ад, и теперь ничего не могу исправить.

— Подожди. Не сдавайся раньше времени. День ещё не закончился. Нам бы только узнать, когда. Когда будет «окно»? Когда Хо будет бессильно?

— Ничто не может помешать Хо.

— Мы можем! Мы!

— Мы опоздали. Хо добилось своего. Вы погибнете. Из-за меня… Из-за меня!

— Ну так помоги нам! Ты ведь определённо что-то знаешь! Так скажи мне! Каждый пустяк, каждая безделица может послужить ниточкой, ответом!

Евгений помолчал, закрыв глаза. В какой-то момент Ольге показалось, что он перестал дышать. Но вдруг его веки задрожали, губы открылись, и он заговорил.

— Я не знаю, как это может помочь. Но есть кое-что.

— Что?!

Его рука ухватила Ольгу за ворот, и подтащила к себе. От смрадного дыхания девушка едва не лишилась чувств, но то, что безумец ей говорил, имело сейчас первостепенную важность.

— Слушай… Когда Хо проникло в мой разум. Когда оно завладело моим сознанием. Оно обрело то, чего не ожидало обрести. Мои чувства. Ведь оно никогда никого не любило до этого. И вдруг познало, что это такое. На первых порах оно будет изучать эти новые ощущения. Именно этим ты должна воспользоваться!

— Каким образом?! Я должна ответить Хо взаимностью?! Ты это хочешь мне предложить?!

— Думай сама. Это козырь в твоём рукаве. Последний козырь. Как применишь его — тебе решать.

— Посоветуй! Я в растерянности!

— Хо готовится покинуть корабль. Я знаю это твёрдо. Скорее всего, оно не будет использовать тебя как промежуточную хозяйку. Для этой цели ему нужен крепкий организм. Как у Генки. Генка будет последним. Поэтому оно и бережёт его. Разум должен быть незамутнённым до конца, чтобы идеально принять волю сумерек. Ты будешь следующей жертвой. Как только Хо поймёт, что любовь — это проклятье, а не дар. Оно уничтожит причину этого проклятья. А потом покинет «Эвридику» в теле капитана. Но это только предположение. Всего лишь предположение.

— Когда откроется «окно»?! Когда мы сможем бежать?!

Глаза Евгения закатились, и он забормотал что-то бессвязное.

— Когда… Когда солнце… Когда у одних солнце стоит в зените… У других… У других оно оказывается в надире…

— Что?!

— Муками лёгкими… Улаххи-суллар. Ишниллау-хо. Фаххетши суллар… Проект «Затемнение»…

— Женя! Не бросай нас! Пожалуйста.

Глаза Евгения раскрылись. Теперь его взгляд был безразличным и пустым.

— Оля… Оля…

— Что, Жень? — Ольга сжала его руку.

— Всё, Оля… Я ухожу.

— Нет, не говори так. Гена сейчас принесёт носилки, и мы тебя…

— Последняя просьба, Оля. Только одна.

— Какая?

— Поцелуй меня на прощанье.

— Жень, нам рано прощаться. Мы ещё…

— Я понимаю. Я мерзок. Но я не прошу касаться меня губами… Достаточно воздушного поцелуя. Пожалуйста.

Ольга вздохнула, дотронулась губами своих пальцев, и приложила их к его губам. Она почувствовала, как его сухие, похожие на деревяшки, губы, коснулись её подушечек, и сквозь них, вместе с последним выдохом, вырвалось слово: