Из этого монолога Ольга смогла чётко разобрать лишь несколько предложений. Всё остальное воспринималось слухом как непонятное журчание, состоящее из приглушённого потока неразличимых слов. Фразы становились ясными лишь когда говоривший произносил их громче обычного, а он как назло повышал тон крайне редко. И вообще его манера говорить была довольно странной. Как будто он вслух читал книгу. С прилежным читательским выражением, старательно выводя каждое предложение и соблюдая интонацию.

Этот своеобразный говор вызвал у Ольги ассоциацию с забавным произношением американских евангелистов, которые одно время ежедневно «толкали» свои десятиминутные утренние проповеди по телевидению, на русском языке. Обычно они очень трогательно пыжатся, помогая себе мимикой, придыханиями и задумчивыми паузами, изо всех сил стараясь говорить без акцента, красиво, выразительно, что называется, в неподражаемом русском стиле. Но не смотря на все усердия, язык у них всё равно остаётся корявым и смешным, хотя нельзя не отметить, что в целом для иностранца подобное владение русской речью безусловно является великим достижением, учитывая её сложность. Приемлемо выучить русский язык, а уж тем более свободно говорить на нём, способен далеко не каждый иностранец. Поэтому, даже основательно работающие над своим произношением, западные проповедники время от времени делают глупые и смешные ошибки, коверкая окончания слов, путая род, склонения, падежи и времена.

В отличии от них, незнакомый оратор, не смотря на стиль своего произношения, явно владел русским языком в совершенстве. И упрекнуть его было не в чем. Он не сделал ни одной ошибки, которая выдала бы в нём иностранца. Не чувствовалось в его речи и косноязычия. Он говорил чисто, не «акая» и не «окая». Но всё же что-то указывало на его принадлежность к иной национальности. А что именно — Ольга понять не могла. Пока она слушала, её сознание медленно и незаметно погружалось в дремоту, словно убаюкиваемое неразборчивой исповедью таинственного рассказчика. Сон ласково обнял её, постепенно лишая мысли привычной чёткости, затормаживая их, разгружая разум, измученный неприятными раздумьями. Оля почувствовала что засыпает. Такой тёплой усыпляющей неге было нелегко оказывать сопротивление, да и стоило ли? Может быть сон избавит её от накопившихся тревог и придаст уверенности в себе? А заодно от головной боли избавит. В любом случае, ей не помешает вздремнуть. «Часть твоего разума, контролирующая материальную оболочку — отключена. А та часть, которая контролирует твою моральную, духовную половину, бодрствует, и активна как днём». -Неожиданно всплыли в её памяти слова Евгения, и тут же растаяли. Оплавились как воск, и стекли по гладкому гаснущему экрану потухающего сознания, канув в темноту. Сразу после этого, Ольга покинула реальность, провалившись в разверзшуюся под ней пустоту.

Пространство всколыхнулось, впуская гостью в мир причудливого зазеркалья. Обрывки образов, воспоминаний и мыслей вращались вокруг неё, по неустойчивым орбитам, растекаясь и преломляясь. В этой бессмысленной кутерьме перепутанных кружев постепенно вырисовывалось что-то статичное, монументальное. Временами, в сознании проскальзывало ощущение, что она срывается в бездну, и тогда всё тело девушки непроизвольно дёргалось. Непонятные картины, чьи-то лица и обрывки фраз, налетая на громады тёмных колонн, разбивались вдребезги, осыпаясь на пол фарфоровыми осколками.

Вскоре всё прекратилось: Вращение, метаморфозы, вспышки памяти… Зеркало, без чёткого отражения, дрогнуло в последний раз и замерло. Слишком прохладно вокруг. Почти холодно. Малейшее тепло, исходящее от её тела, моментально поглощалось ледяными стенами серо-голубого цвета, сковывающими пространство вокруг Ольги. Монолитные своды, образующие полукруглый потолок, придавали суровому помещению тяжёлый давящий облик, слово всё оно было высечено в глубине вечной мерзлоты. Лёгкая синеватая дымка витала повсюду. Она то стелилась по полу, то, извиваясь в воздухе, кружилась невесомыми завихрениями. И пол под ногами был необычен. Он сплошь состоял из чёрных и белых плиток, ровно выложенных в шахматном порядке.

Пока девушка пыталась собрать воедино разбредающиеся мысли, беспорядочно блуждающие в её дремлющем сознании, очертания окружающего её коридора плавно изменились, преобразовавшись в зал с колоннами. Оля даже не успела осознать, двигалась ли она по коридору до того как оказалась в зале, или же стояла на месте, а всё что её окружало, вдруг поменяло свою форму. И был ли вообще этот коридор? Может быть, это стены расширились вокруг неё? Тогда откуда появились колонны? Всё плыло перед глазами. Пришлось усилием воли заставить себя встряхнуться от наседающей дремоты, и постараться сконцентрироваться. Это ей удалось на удивление быстро. Контуры помещения выровнялись и определились. Полубредовая череда галлюцинаций и подрагивающих волн перед глазами прекратилась, а вместе с ней и головокружение. Лишь необычайная тяжесть в голове осталась. Зато теперь стало возможным чётко и адекватно воспринимать всё, что её окружает.

Зал, в котором она находилась, был погружён в таинственный полумрак. Массивные колонны вокруг, и всё те же шахматные клетки на гладком полу. Стен практически не было видно. Они едва проступали из темноты. При беглом взгляде казалось, что их нет вообще, и зал является бескрайним и безразмерным. На некоторых колоннах торчали факелы, с трепыхающимся пламенем, разбрасывающим вокруг подёргивающиеся красно-рыжие отблески. Тепла от них не исходило. Огонь был не теплее ледяной корки, повсеместно покрывающей облицовку монолитных колонн.

Ольга выдохнула воздух из лёгких и увидела, как пар, слетев с её губ, разбился на несколько фрагментов, быстро заиндевевших и превратившихся в огромные снежинки, мягко опускающиеся на пол. Эти снежинки были сильно увеличенными копиями настоящих снежинок. Каждая из них имела свой собственный узор и форму. Необычайно красивое зрелище. Оля невольно залюбовалась такой красотой, но голоса, донёсшиеся до слуха, заставили её отвлечься. Теперь они были чёткими, звонкими и очень близкими. Девушка пошла туда, откуда они доносились.

Зал завершался тёмной безликой стеной. Факелы на колоннах слегка освещали ограниченные участки этой стены, с висящими на ней рыцарскими щитами, покрытыми жутковатой геральдикой. Оля продолжала медленно двигаться между колонн, пока те вдруг не расступились перед ней, выпустив на просторный участок зала, в дальней части которого гудел и потрескивал большой камин. Напротив камина стоял простенький столик. На нём виднелась шахматная доска с расставленными фигурами. А по обе стороны от столика, вполоборота располагались два кресла в которых сидели люди. Это их разговор привёл Ольгу сюда.

Стараясь двигаться как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания, девушка тихонько прокралась за колоннами, бесшумно скользя от одного укрытия — к другому, подобно тени. Любопытство подтачивало её всё сильнее. Ей хотелось подобраться как можно ближе к говорящим. Занять позицию поудобнее, чтобы всё видеть и слышать.

Зайдя слева, Ольга подошла к камину так близко, как только могла. Она даже чувствовала тепло, исходившее от него. Прильнув к ледяной колонне, девушка, затаив дыхание, выглянула из-за неё, и сосредоточилась, стараясь не упустить ни малейшей детали. Человек, который сидел к ней лицом, был ей знаком. Это был Женя. В том же самом костюме и чёрных очках, отражавших пламя камина. Его собеседник сидел спиной к Ольге, и одежда его была какой-то странной, отдалённо напоминающей монашескую рясу с накинутым на голову капюшоном.

Беседа велась спокойно и уравновешенно, но почему-то в ней всё-таки ощущалось довольно сильное напряжение. Словно любое неверное слово грозило смертью для одного из говорящих.

— Великое… Великое и мудрое творение человеческого гения — шахматы, — произнёс незнакомец тихим, немного слащавым голосом. — Игра мудрецов. Борьба интеллектов. Триумф рационального мышления. Наконец-то представилась возможность сыграть партию с действительно талантливым противником.