— Сядь!!! — отшвырнув пакетик, Хо с размаха вжало его обратно в сиденье своей правой рукой. — Не рыпайся!

— Отпусти, мразь! Не хочу больше смотреть твою погань!

— Нет, ты будешь смотреть. И досмотришь до конца. Знаешь, почему? Потому что я хочу тебе помочь. Она — твоя болезнь. А я — доктор. Лечение всегда болезненно.

— Что ты со мной сделало?! Я опять вижу сквозь веки! Не хочу смотреть! Закрой мои глаза!

— Ты досмотришь. Хочешь ты того, или нет.

— …нам пришлось расстаться. Долгое время я ничего не знала о его судьбе, но около десяти дней назад злой рок свёл нас вновь. И я узнала, что Евгений поселился в сумеречном мире. Я надеялась, что он поможет мне с друзьями выбраться в реальность, но он не смог нам помочь. Или не захотел.

— Мне кажется, ты слишком предвзято к нему относишься. Парень любит тебя…

— Евгений? Не смеши меня. Он не знает, что такое любовь. Он не умеет любить. Всё, что у него есть — это пустые фантазии.

— А ты умеешь любить?

— Умею.

— И кого же ты любишь?

— Мой любимый человек, к большому сожалению, находится очень далеко от меня. Но я не теряю надежды, что когда-нибудь мы с ним будем вместе.

— Как это похоже на нас с Аней. Я понимаю твои чувства. Наверное, это действительно достойный человек.

— Ты себе даже не представляешь. Он прекрасен. У него изысканные манеры, и идеальный вкус. Его глаза похожи на расплавленное олово. Когда я смотрю в них, то моё сердце замирает. Мы понимаем друг друга с полуслова. После смерти Сергея, я окончательно поняла, что ждать от жизни подачек — глупо. Когда я вернусь в реальность, то начну сама бороться за своё счастье. Я верну своего любимого. И когда мне это удастся, я не отдам его никому.

— А как его зовут?

— Пётр.

— Хорошее имя. Всё-таки прекрасно, когда любовь взаимна. И очень плохо, когда наоборот. Мне жаль этого Евгения.

— Женя рано или поздно всё поймёт. Он должен понять. Ведь он — настоящий человек.

— Она назвала тебя «человек»! — отметило Хо. — Наконец-то, услышали комплимент.

— Надеюсь, что в моей личной жизни тоже всё наладится.

— Я в этом уверена. Просто будь посмелее, и понастойчивее.

— Твоими бы устами, да мёд пить. Но, поживём — увидим.

— Всё зависит от нас самих. В этом рано или поздно убеждаешься.

— Спасибо, что познакомила меня со своим миром. Но, как говорится, пора и честь знать. Предлагаю вернуться в мою «заоблачную высь», и там продолжить нашу беседу.

— С удовольствием.

— Дальше не интересно, — Хо погасило экран, и отпустило Евгения. — Ну? Что же ты теперь не убегаешь?

— Отстань. Не капай на мозги.

— Ты знал об этом Петре?

— Пользовался слухом. Но не думал, что она до сих пор…

— Послушай меня, Евгений. Ты возвёл Ольгу в слишком высокую степень. На самом деле, она — больше кукла, чем человек. Признаёшь ты это, или нет. Её душа мертва. Не пытайся отыскать в ней жизнь.

— Но что мне теперь делать?

— Стань льдом. Забудь её, и выбрось из головы. Начни всё заново. У тебя получится.

— Легко давать подобные советы, когда сам никого не любишь.

— Я не даю советы. Я призываю тебя обратиться к здравому смыслу. Не разменивай себя по мелочам. Ты сумел противостоять даже мне. Но пасуешь перед куклой, которая ни во что тебя не ставит.

— Всё-таки, она не кукла.

— Она сама сделала свой выбор.

— Уйди, Хо. Дай мне побыть одному. Я должен всё это осмыслить, переварить.

— Конечно. Обдумай всё как следует. Если понадоблюсь — зови.

Хо встало с кресла, и бесшумно скрылось в темноте.

Прошло не меньше десяти минут с того момента, как утихли все подозрительные звуки вне каюты. Коридорный свет более не мерцал. Стекло иллюминатора никто не царапал. Но затянувшаяся тишина была обманчивой. Геннадий чувствовал это, сидя под столиком, и напряжённо вглядываясь в светящийся промежуток щели под дверью. Его ноги давно затекли, спину ломило от неудобного положения, но он терпел. Страх был сильнее боли. Он не понимал, почему вдруг смолкли все эти страшные шумы. Может быть, он внезапно оглох на оба уха? А может, и не было никаких видений, никаких зловещих звуков, ничего подобного вообще не происходило, просто он сам начинает терять рассудок.

В дверь постучали. Три ровных удара, точно три пули, вонзились в его голову, заставив сильнее съёжиться, и облиться потом. Что делать? Спросить, «кто там?» Нет. Там никого не может быть. Не должно быть. Корабль пуст. Он сам его осматривал снизу доверху, и никого не обнаружил. Никого! Чёрт, да что же это такое?!!

Тук-тук-тук…

Стук повторился вновь. Теперь он совпадал с сердечным ритмом. Гена зажмурился, стиснув зубы, а когда открыл глаза, то не понял, что с ним произошло. Будто необъяснимая телепортация переместила его в пространстве и во времени, не дав опомниться.

Он стоял перед дверью, при этом, находясь вне каюты, и настойчиво в неё стучался. По коридору разливался мягкий свет. Тихо играла музыка. Бродили какие-то люди. Вокруг было чисто и красиво. Даже воздух казался свежее.

— Ну и чего ты сюда ломишься? — окликнул его сзади мужской голос.

— А чего она заперлась? — ворчливым женским голосом ответил Геннадий, сам того не желая.

— Ты на номер хотя бы посмотри, прежде чем бузить.

— Что с номером-то? — Гена поднял взгляд повыше, и уставился на цифру 54. -Ой.

— Вот тебе и «ой»! — рассмеялся мужчина. — Какая каюта? Пятьдесят четвёртая. А твоя — пятьдесят пятая. Ломишься к соседям, да ещё и ворчишь.

— Ох, голова моя садовая, — Осипов направился к следующей каюте. — Простите, перепутала.

Изменился не только его голос, но и рост, и манера ходьбы. Более того, увидев свою руку, капитан с величайшим удивлением отметил, что она принадлежит совершенно другому человеку. Он буквально вселился в чужое тело.

Тем временем, пассажирка распрощалась со своим провожатым, и вошла в незапертую каюту N55.

— Ну, наконец-то ты вернулась. Замучилась тебя ждать! — встретила её сидевшая в каюте девочка лет пятнадцати.

— Ой, можно подумать, я так долго отсутствовала.

— Конечно, долго. Я чуть не задремала.

— Иди! Иди-иди на свою дискотеку. Она ещё не началась, так что нечего пылить.

— Я не пылю, — девчонка бодрым шагом направилась к выходу. — Всё, я пошла.

— Дуй, — отмахнулся Гена. — Смотри там, осторожнее. Вернёшься — стучи громче. Я сейчас выпью лекарство, и спать лягу.

— Хорошо, — дочь порхнула за дверь.

Женщина, от лица которой Гена следил за событиями, заперла дверь каюты, вернулась к столику, и, открыв сумку, начала рыться в ней, перебирая какие-то тюбики и упаковки.

— Что за жизнь? Думала, что хотя бы на отдыхе нервы в порядок приведу, — бормотала она, копаясь в лекарствах. — Как бы ни так. И тут бессонница мучает. Без снотворного никак. Если бы не Олеська — выбрала бы путёвку в дом отдыха. Да где же этот… Вернёмся — надо будет опять к врачу обратиться. Может, стационар пропишет, курс лечения поэффективнее. А, вот.

Она извлекла тюбик со снотворным, и только лишь собралась открыть, как за окном каюты что-то прошуршало. Свет погас, но через секунду вспыхнул вновь.

— Кто там балуется? — так и не открыв тюбик, Гена выглянул в окно, но никого там не увидел.

Затем внимание пассажирки привлекли странные вопли, доносившиеся из коридора, и сопровождавшиеся топотом множества ног. Свет снова начал моргать. Послышались гулкие удары, и звук бьющегося стекла.

Тюбик со снотворным выпал из руки женщины, и покатился по полу. Она бросилась к двери, и трясущимися руками начала открывать замок, крича:

— Олеся! Олеся!!!

Дверь распахнулась, и ей в лицо брызнула горячая кровь.