Едва земля успела поглотить его, ровно в то место, на котором он лежал, воткнулся своей лопастью большущий корабельный винт, а спустя долю секунды, сверху обрушилась остальная громада обломков. Затем всё исчезло. Остаточная иллюзия Ольгиного мира прекратила своё существование.

На обесточенной палубе царила колючая темнота, совершенно непроглядная для обычного человеческого зрения, но вполне обозримая для глаз иных, более совершенных существ, чьи пути пересекались в этом заполненном тьмой коридоре.

Лиша целеустремлённо бежала по ковровой дорожке зелёной палубы. Она завернула за угол, обогнула забытый посреди дороги пылесос, и с максимальной скоростью, которую только позволяли развить её коротенькие лапки, устремилась вперёд, полная вдохновенной решимости. Глаза ящерки бесстрашно вглядывались в сумрак, чётко различая очертания пути, пролегающего перед ней.

Из противоположного конца тёмного коридора, навстречу ей, неслышно ступая, плавными шагами двигалось Хо. Его прищуренные глаза горели в темноте двумя ярко-зелёными чёрточками. Движения были пластичными и лёгкими, словно оно скользило по темноте.

Расстояние между ними сокращалось, пока, наконец, не достигло критической черты. Сумеречник и ящерица остановились одновременно. В какой-то момент могло показаться, что Хо наступило на Лишу, но это ощущение было обманчивым. Его нога опустилась, не задев её. Лиша, не шевелясь, сидела между двумя когтистыми пальцами сумеречника и, подняв голову, смотрела на него снизу-вверх. А Хо смотрело на неё. Его губы приоткрылись, обнажив пасть, светящуюся тусклой краснотой. Глаза расширились. В ответ на это, ящерка приподнялась на передних лапках, открыла рот, и зашипела. Угроза казалась более чем беспомощной, но, тем не менее, она подействовала. Огромный сумеречник слегка отступил, сделав шаг назад. В позе Хо чувствовалась заметная напряжённость, в то время как Лиша была абсолютно спокойной и невозмутимой.

— Какая удивительная встреча, — проклокотало Хо. — Питомица Евгения собственной персоной. Тебя, кажется, отвергли? Прими мои глубочайшие соболезнования.

— Оставь этот тон для своих кукол. Не забывай, с кем ты разговариваешь! — грозно пропищала ящерица.

— Ах, прошу прощения, будь же снисходительна ко мне. Не легко помнить об этом, когда ты прячешься под маской разумной рептилии.

— Значит, нужно прояснить твою память, зарвавшееся ничтожество!

Вслед за словами Лиши последовала ярчайшая вспышка, которая ослепила Хо, и отбросила его назад. С жалобным хрипом и клёкотом сумеречник грохнулся на пол, протирая глаза руками, но быстро приподнялся, опираясь одной рукой на стену, а другой, продолжая тереть зажмуренные веки.

Тем временем, сгусток ослепительного света продолжал расти и расширяться, освещая коридор и сгорбившееся на полу Хо, отчаянно пытавшееся восстановить своё зрение. Из яркого голубого свечения всё чётче проступала человеческая фигура, от которой в разные стороны, извивающимися лучами, расходились длинные сверкающие щупальца. Время от времени, между этими отростками вспыхивали электрические разряды, выбивая искры при соприкосновении с металлическими деталями коридора.

— Приветствую тебя, о великая Лиша Хранительница. Для меня несказанная честь встретить в своей скромной обители саму представительницу Высших, — Хо поднялось с пола, после чего совершило низкий поклон, освещаемое вспышками электрических разрядов.

— Только не говори, что мой визит оказался сюрпризом для тебя, — ответила Лиша певучим женским голосом.

— Разумеется, нет. Я давно знало, что это ты. Одно оставалось для меня неясным, зачем «небесная канцелярия» направила тебя сюда? Неужто у вас других забот мало?

— Меня не направляли. Это моё личное волеизъявление. Я здесь потому, что так пожелала.

— Хочешь, чтобы я в это поверило? В то, что ты идёшь на сознательное нарушение основных директив по собственному желанию? Не держи меня за идиота, Хранительница. Ты бы так не поступила.

— И не поступлю. Видишь ли, своими действиями я пока не нарушила предписаний ни одной директивы. Я нахожусь здесь на вполне законном основании. Выполняю свою работу. Защищаю подведомственный элемент, представляющий ряд технических интересов, и имеющий определённую ценность для стабилизации балансовой программы.

— С таким пристрастием? — Хо выпрямило спину, и сделало осторожный шаг вперёд, всё ещё прикрывая глаза рукой. — Давай будем откровенны друг с другом. Ты здесь по той же внештатной причине, что и я. Иначе, как ещё объяснить настойчивость, с которой ты помогаешь этим, хм, «подведомственным элементам». Значит, есть у твоего руководства виды на этого Евгения. И виды гораздо более значительные, нежели тривиальное стремление к сохранению мирового баланса.

— А тебе не кажется, что ты начинаешь совать свой нос куда не следует? Не играй с огнём, Хо, сгоришь.

— Я не боюсь сгореть. Мне вообще неведом страх. Потому, что страх — это я само. Но есть то, что постоянно мучает меня. Это вопросы. Много-много вопросов. Они жалят меня, как беспощадные осы, и не дают покоя. Ведь это божественное предназначение, не так ли, Великая Хранительница? Меня создали таким не случайно, точно так же, как и тебя. Мы с тобой уникальны в своём роде. Да, мы стоим на разных ступенях вселенской иерархии, но это не мешает нам быть похожими друг на друга. Тебе, как и мне, на роду написано сломать систему, нарушив тысячелетние уставы, и пожертвовать жизнью ради какой-то великой цели. Я знаю это. Я видело предначертанное.

— Видело, но не поняло. Да, мне действительно суждено погибнуть. Наступит день, когда я преступлю Закон Высших, ради спасения этого мира. Я отдам себя в жертву, ради того, кому суждено предотвратить сумеречный коллапс. Но время ещё не пришло.

— Разве? А как же Евгений? Неужели он не тот самый?

— Нет. Он имеет значение для нас, но не является избранным элементом.

— В таком случае, зачем ты так яро заступаешься за него, пренебрегая основными предписаниями? Ведь таким, как ты, строжайше запрещено прямое вмешательство.

— Пока мы находимся за пределами внешнего мира, мои действия вполне законны. Кроме того, я нахожусь в искусственной периферийной действительности, а мы, как ты помнишь, имеем полное право контролировать такие формации. Тебе нечего мне предъявить по той простой причине, что я всего лишь помогаю подведомственным элементам, не вступая в открытое противостояние с тобой. Я лишь слегка ограничиваю тебя в действиях, чтобы ты не наломало дров. Как видишь, все твои обвинения, не имеют прочной юридической основы. Что же касается Евгения и Ольги, то… Они мне попросту нравятся.

— Ты испытываешь симпатию к ним? Неужели, это чувство знакомо тебе?

— Я — их хранитель. А как можно оберегать тех, кто тебе безразличен? Ты ведь тоже неспроста выбрало Евгения. Само подумай.

— Но ведь эти неблагодарные безумцы отреклись от тебя. Прогнали на все четыре стороны. И после этого, ты всё равно продолжаешь их любить и защищать?

— Да. Таково моё предназначение. Нельзя винить тех, кто не ведает, что творит. Рано или поздно, понимание к ним придёт. Такова их природа.

— Твоё великодушие воистину не знает пределов. Эти неблагодарные людишки так с тобой поступили, после всего, что ты для них сделала. Неужели тебе не обидно?

— Я стою выше низменных обид. Точно так же не может мать таить обиду на своих детей. Они хлопают дверью и уходят из дома, но всегда возвращаются. Всегда. Потому, что они — всего лишь глупые птенцы, находящиеся в плену собственных амбиций.

— Ох, не доведёт тебя до добра это человеколюбие.

— Тебе тоже не следует недооценивать людей. Это тебе не в куклы играть.

— Я учту твоё пожелание, Великая Хранительница. Но мне всё ещё не ясна причина нашей встречи. Ведь мы же неспроста столкнулись в этом узком коридоре. Что представительница Высших желала поведать своему покорному слуге?