— Дикость…

— Ты так думаешь? Не только сумеречники так поступают, но и люди. В некоторых восточных странах животных употребляют в пищу живыми. Это считается целебным деликатесом. Свежая кровь очень ценится. Живым змеям отрезают головы, сливают кровь в бокал, затем их, ещё извивающихся, разделывают и подают на стол. С живых летучих собак сдирают кожу. Живых обезьян закрепляют зажимами на столах, оставляя на поверхности только головы, которые затем пробиваются посетителями, желающими полакомиться обезьяньими мозгами. Продолжать?

— Довольно. Восточная культура чужда европейцам. Я не разделяю этого.

— И тем не менее. Это такие же люди, как и ты. Не сумеречники.

Евгений промолчал. Когда туша, вращаясь на вертеле, повернулась к нему распластанным брюхом, внутри которого зловеще виднелись рёбра, он отвернулся. Мясо продолжало жариться. Кожа лопалась, с хлопками и шипением источая жир. Запах становился ещё сильнее.

— Как ни странно в этом признаваться, Хо, — шёпотом заговорил Женя, глядя в другую сторону, — но я, кажется, действительно начинаю тебя понимать.

Его лицо снова оборотилось к собеседнику:

— Но вместе с этим, я начинаю осознавать, насколько высока и непреодолима в действительности преграда, разделяющая наши с тобой культуры. И от этого в моей душе сильнее разгорается пламя желания одержать над тобой верх. Ты — чуждый мне организм. Вредный и опасный. Тебя нужно искоренять, как чуму. И уж коль на мою долю «выпала эта честь» — я сделаю всё, чтобы нейтрализовать тебя раз и навсегда, — Евгений надменно усмехнулся. — Но после того, что ты мне поведало, я по крайней мере перестал тебя презирать.

— Ты перестал меня бояться, — Хо улыбнулось. — Но не потому ли, что я перестало тебя пугать? Ведь я само решило заменить пытки цивилизованным диалогом.

— Твои пытки были бесполезными, само видишь, — развёл руками Евгений. — Я выработал к ним стойкий иммунитет. Да и что мне теперь тебя бояться? Я уже не один.

— Нет, мой друг, ты один.

— Ольга со мной!

— Она сама по себе. А ты — лишь инструмент в её руках. Материал, для достижения её целей. Источник занимательных познаний.

— Ты не знаешь, что такое любовь.

— Я же не виновато, что мне так повезло, — Хо гулко захохотало, дёргаясь всем телом.

— Смейся-смейся. Недолго тебе осталось смеяться, — кивнул Евгений, поднимаясь на ноги, и стряхивая с колен прилипшие травинки. — Приятного аппетита желать тебе я не собираюсь. Ты уж не серчай. На языке крутится только фраза «чтоб ты подавилось!».

— Береги себя, Евгений, — обернулось к нему прищурившееся Хо. — Она тебя погубит.

Женя надменно рассмеялся, и отправился обратно в темноту. И ещё долго из ночной темноты доносился его удаляющийся заливистый смех.

Взмокшие ребята остановились возле тяжёлой двери морозильника, и опустили свою страшную ношу на пол. Геннадий отправился открывать камеру, а Сергей с Бекасом остались на месте, отдыхая после транспортировки столь нелёгкого груза. В Геранине было явно не менее сотни килограмм. Его труп, завёрнутый в простыню, казался неподъёмным. Друзья сделали немало остановок с передышками, прежде чем добрались от пятьдесят пятой каюты до камбуза. Но на тяжесть никто не жаловался. Даже в мыслях. Все понимали, что они несут и куда. Всем было не по себе. Никому не хотелось возвращаться в жуткое замкнутое помещение, в котором уже лежал один труп, но выбора у них не было. Покойника нужно было убрать.

Открывая дверь импровизированного морга, Осипов не сразу решился войти внутрь. В его памяти резко всплыло воспоминание ужасного лица Насти. Прогнав эти будоражащие мысли, Гена пересилил себя, и шагнул в морозильник, решительно включив свет. Смотреть в дальний угол камеры было уже выше его сил, поэтому он тут же развернулся, и быстро направился к ожидавшим его ребятам.

— Так, потащили, — буркнул он себе под нос, поднимая закутанное тело.

Друзья послушно подхватили мертвеца с двух сторон, после чего вся троица, шипя и чертыхаясь, поволокла его в морозильник. Оказавшись внутри помещения, Гена, идущий впереди, скрепя сердце обернулся, чтобы прикинуть расстояние до конечной точки и заранее определить, куда лучше положить труп, после чего вдруг, неожиданно для остальных, выпустил свою ношу из рук и громко воскликнул:

— Что за…?! Где она?!

Там, где он ожидал увидеть тело Анастасии, было пустое место. Труп девушки исчез. Приятели в полнейшем недоумении уставились на капитана. Обернувшись к ним, тот пару раз беззвучно разинул рот, а затем выдавил из себя:

— Где Настя?!

— Не понял, — оторопел Сергей.

— В смысле, — Бекас слегка склонился в сторону, так как капитан загораживал ему обзор.

— Её нет. Позавчера я оставил её здесь, у дальней стенки…

— Ну. Она и сейчас там, — удивлённо посмотрел на него Иван. — Что тебя удивляет-то?

— Где, там? — Геннадий обернулся и увидел, что покойница действительно лежала на том самом месте, куда её положили — головой к стенке.

Произнеся какое-то ругательство, капитан втянул голову в плечи и поёжился.

— Что не так? — осторожно спросил у него Серёжка.

— Ничего. Всё так, — пробурчал Осипов, растирая уставшие глаза, и наклоняясь, чтобы поднять покойного. — Давайте дотащим его наконец. Положим рядом с ней.

Они донесли его до стены, и аккуратно положили рядом с мёртвой подругой. Не желая оставаться в этом склепе более ни минуты, все трое тут же поспешили на выход.

— К чёртовой матери, уходим отсюда! — восклицал капитан. — Вот и не верь в мистику…

— А что случилось-то, объясни? — продолжал вопрошать Сергей.

— Ничего…

Не оборачиваясь, троица покинула морозильник. Погасив свет, Геннадий, дрожащими руками, поспешно запер дверь, и лишь после этого смог вздохнуть спокойно.

Близилось утро, но заснуть они уже не могли, не смотря на ужасную усталость. Сказывалось нервное напряжение. Все, кроме Ольги, заявились в ресторан и, достав из бара заветные бутылки, уселись за облюбованным столиком. Они уже сидели вот так однажды, в траурном молчании, провожая Настю. Теперь же их собрание касалось безвременного ухода из жизни Владимира Геранина.

Практически никто из собравшихся не испытывал проникновенной жалости к усопшему. Естественная человеческая жалось и скорбь по умершему, разумеется, присутствовали в их душах, но Володькина смерть определённо не являлась очень уж тяжёлым ударом для каждого из них. Гораздо более сильным было чувство страха. Все понимали, что завтра такая же участь может постигнуть кого-то из них. Подсознательно все ощущали нависшую над ними угрозу, но никто даже близко не мог представить, в чём же она заключалась и что из себя представляла.

Разговор начался с традиционных поминальных речей и минуты молчания. Затем ребята плавно перешли к обсуждению того, каким был Геранин. Гена налегал на спиртное больше всех, в то время как Сергей и Бекас в этот раз употребляли горячительные напитки в умеренных дозах. Было видно, что они настроены решительно, а выпивка сбивает их с конструктивного лада.

— Бегали с ним по двору, пацанами, играли, — говорил Сергей. — Как будто бы только вчера это было. И вот, его уже нет с нами. Не верится в это. Как хотите, ребят. Не верится!

— Да, — согласился Бекас, приложив руку к груди. — Действительно, такое чувство в душе, словно Вовка прикалывается над нами. Как будто он вот-вот зайдёт сюда, сядет за этот стол, выпьет с нами.

— Всё-таки, неплохим он был парнем. Никогда не жадничал. По ресторанам нас водил постоянно, по клубам, на яхте катал — и всё за свой счёт.

— Согласен. Нормальным он был чуваком. Жаль его. Жаль, — Иван вздохнул.

— Я не могу, не могу вынести это, — дрожащим голосом прошептала Лидия. — Он был таким бодрым, и вот, умер. Ни с того, ни с сего. Вдруг! Это кошмар. Да, у нас с ним были прения, разногласия, но… Как говорится «о мёртвых либо хорошо, либо ничего». Царство ему небесное.