Лицо излучало милую, детскую привлекательность. Серьёзность мальчика, и обворожительность девочки. Намалёванные на пухленьких щёчках румяные кружки, подкрашенные глазёнки, подведённая краской от краешков алых, сдержанно сжатых губ, широкая улыбка от уха до уха.

Остановившись в конце людского коридора, и гордо подбоченившись, Хо бросило на лысого слугу, снизу-вверх, презрительный сердитый взгляд своих прожигающих, ядовито-зелёных немигающих глаз, правое из которых было покрыто вокруг глазницы чёрным ромбиком грима. И сухая долговязая фигура, казавшаяся минуту назад неприступной преградой, сгорбилась, съёжилась, поникла перед этим жалким и хрупким существом, пожирающим его безжалостными глазами. «Отпустив» лакея, Хо плавно перевело свой взор на стоявшего в отдалении Евгения, приветливо ему улыбнулось, и помахало. Бубенчики на его колпаке весело зазвенели. Протянув к нему обе руки, кисти которых высовывались из прорезей в длиннющих, несуразных рукавах, оно поманило его к себе сложенными воедино пальчиками, и испустило милый, задорный смешок.

Все взгляды тут же переметнулись на Евгения. Глаза, глаза, глаза: карие, зелёные, голубые, серые… Все уставились на него одного в каком-то любопытном, дрожащем ожидании. И он двинулся с места. Медленно, неуверенно, но пошёл обратно. К лакею, к гостям, к Хо. Вот, он уже вновь на том месте, на котором его задержали. Остановился. Сложил руки за спиной. Потупил взгляд.

— Господин Суров не нарушил традиций, — звонко воскликнуло Хо, осуждающе посмотрев на хмурого придворного, всё ещё стоявшего на пути Евгения. — Он явился сюда, как и полагается, в компании прекрасной, и достойной этого почтенного общества дамы!

По залу прошёлся завороженный ропот взволнованных голосов.

— Да, но где эта уважаемая особа, позвольте спросить? — всё ещё пытался отстаивать свою правоту упорный слуга.

Но в голосе его уже заметно поубавилось былой непоколебимости, и тон стал каким-то беззащитным, несмелым.

— Она явится с минуты на минуту, — Хо сверкнуло зелёными огоньками своих озорных глаз, и, простодушно расхохотавшись, продолжило. — Это же дама! А дамам пунктуальность не свойственна. При том, стоит заметить, что небольшое опоздание только лишь придаёт ей больше загадочности.

Оно бросило взгляд на мрачного Евгения, и бойко ему подмигнуло.

И тут по залу разнёсся тугой, переливающийся, величественный звон. Словно гигантские часы пробили один раз. Звук прокатился волной по широкому помещению, и затих в его дальних уголках умирающим эхом. Сразу после этого, тишину рассёк радостный возглас маленького шута:

— А вот и она! Встречайте!

Все присутствующие словно ожили. Отошли от оцепенения. Живой коридор сломался, превратившись в беспорядочную волну пышных наряженных фигур, которая единой своей массой вдруг двинулась с места, и начала быстро смещаться ближе к левой стене, освобождая пространство справа. Никто не произносил не слова. Лишь редкие вздохи время от времени долетали до слуха.

— Ещё раз прошу покорнейше меня простить. Желаю вам приятно провести время, достопочтенный сударь, — почтительно склонился перед Евгением дрожащий лакей, так неожиданно осознавший свою грубую ошибку.

И отошёл в сторону, и растворился, как будто бы его и не было вовсе. Но гость, задыхающийся от волнения, уже не обратил на это никакого внимания, и даже не заметил этого, озадаченно глядя на людей, поспешно отступающих от правой стены зала. Он смотрел, боясь двинуться с места. Не смея пошевелиться. Словно парализованный.

Наконец, в центре зала они остались вдвоём — друг напротив друга. Евгений и Хо. Высокий строгий мужчина, и маленький нелепый гном. Глаза-болота напротив глаз-изумрудов. Хроническая тоска напротив безумного задора. Они смотрели друг на друга, отделяя рассредоточившихся возле левой стены гостей, от правой, опустевшей части величественного зала.

Хо улыбалось, и счастье струилось из его глубоких, детских глаз. Оно казалось неподдельным, это счастье. Но Евгений не верил ему. Он чувствовал подвох. Подсознательно, непроизвольно. И мороз блуждал по его ноющему от напряжения позвоночнику. И горло пересохло. И дышать было тяжело. Но он смотрел и смотрел, ожидая что-то, без разницы что, но уж точно нехорошее. А оно улыбалось в ответ. Оно играло.

Подняв свою лёгкую руку, маленький шут медленно отвёл её в сторону, указывая на правую стену. И сам повернулся туда, задыхаясь от предвкушения своего грядущего сюрприза. Евгению ничего не оставалось, кроме как повернуть голову в том направлении, и взглянуть на то, что таила в себе правая стена зала, на которой он до этого практически не останавливал своё внимание.

Он вздрогнул от удивления, увидев там высокие золотые парадные двери, две массивные створки которых ослепляли своим блеском. На них изображалось огромное солнце со снопами ровных тонких лучей, окружённое множеством фигурок в виде беззаботно порхающих райских птичек, идеально выполненных, кажущихся невероятно живыми. Над дверями плавно сходилась величественная мраморная арка, которая венчалась слегка выступающим из стены, расписанным рельефными фресками, карнизом, поддерживаемым снизу парой могучих каменных атлантов, сурово изнемогающих под тяжестью своей ноши.

Мгновение. И вот уже тяжёлые створы расходятся в стороны, ровно разламывая золотой солнечный диск пополам. Отворяются внутрь. Медленно, но уверенно, плавно, без единого стона или скрипа. Снаружи их аккуратно толкает пара безмолвных слуг. Там, за этими дверями, взгляду открывается длинная анфилада, уходящая, кажется, в бесконечность. Украшенная шеренгами стройных кариатид, освещаемых множеством люстр.

На полу, от самых дверей тянется торжественная тёмно-красная ковровая дорожка. Вдоль стен поблёскивают рыцарские доспехи, и слегка покачиваются на призрачном сквозняке триумфальные штандарты. Евгений присмотрелся, и опешил. По коридору двигалась воздушно-лёгкая, светлая, до боли в сердце знакомая женская фигурка. Всё ближе и ближе. Шурша оборками своего прекрасного платья, поигрывая белоснежным веером, сверкая неземной сказочной улыбкой.

И чей-то голос важно и чётко объявил на весь зал:

— Княгиня Ольга Верховцева!

Взволнованно-безмолвное людское озеро моментально откликнулось шелестом восторженных голосов. За спиной различались сбивчивые фразы:

— Неужели она?

— Дама сердца нашего Евгения, собственной персоной…

— Идёт! Идёт!

— Боже, какая она миленькая!

— Хм, она почти такая же, как на портрете…

— Да нет, что Вы, что Вы! Гораздо! Гораздо красивее!

— Богиня!

— Говорят, она не по годам мудра…

— Само очарованье!

А Евгений стоял, вконец обескураженный таким поворотом событий. Он смотрел на приближающуюся издалека барышню, и захлёбывался от переполняющих его чувств. Предательские слёзы подкатывались к горлу, к глазам, и он с величайшим трудом сдерживал их неуместный поток. Ноги как будто вросли в пол. В животе завозился клубок холодных змей, покалывающих стенки брюшины своей жёсткой шершавой чешуёй. Из утробы, к гортани взметнулся фонтан невероятных эмоций. Сердцебиение, почти остановившееся пять минут назад, участилось, заработав с новой силой.

Не зная, радоваться ему, или ждать беды, он стоял, точно витязь на распутье. Всё перемешалось в голове. Всё пошло вращаться дикой бесовской каруселью. Что же это?! Разум вопил — «Уходи»!!! Но сердце шептало — «Останься». Движение по коридору, шорох голосов за спиной, улыбка Хо, блеск открытых дверей — всё смешалось в сплошную кутерьму невероятного золотого иллюзиона. Нереальной реальности.

Она шла к нему. Его мечта, его отрада, его любовь. И пламя тысяч свечей подрагивало, когда она проходила мимо них, неся с собой ароматную, воздушную свежесть.

Слуги почтительно склонили свои напудренные головы. Гости шептались всё с большим и большим оживлением. Хо отступало назад, продолжая беззаветно улыбаться. Пятилось прочь, оставляя человека один на один со своей судьбой.

Наконец, Ольга миновала длинный коридор, и её аккуратная ножка, скрытая от посторонних взоров подолом длинного широкого платья, обутая в перламутровую туфельку, ступила с мягкой, поглощающей звуки шагов, ковровой дорожки, на твёрдый гладкий пол церемониального зала. И как только послышался первый короткий стук её каблучка по прохладному мрамору, оркестр воскрес, неожиданно наводнив пространство притихшего помещения долгожданными торжественными звуками бодрящей душу, живительной музыки. Словно Ольга запустила волшебную музыкальную машину, нажав каблучком на потайную кнопку, скрытую в полу.