Эта доктрина освящена и возвеличена всеми элементами имперской религии. Основной храм этой религии — это священный дворец, и церемонии, которые в нем проходят, внешне очень похожи на богослужения. Церемониал, таким образом, устанавливал, что в присутствии императора тишина — обязательное требование, что те, кто что-либо получают от императора, покрывают свои руки полой его мантии, обычай, также схожий с одним из элементов литургии, — каждый посетитель с того места, где он стоит, будет почти что принесен двумя сановниками к ступеням трона. Преклонение перед императором (проскинесис) было одновременно обязанностью и привилегией, которой стремились добиться чиновники. Учрежденная государством, эта церемония, в частности, придавала законный характер каждому вступлению в должность. Ставшая менее частой с течением времени, она, тем не менее, не утратила своего рабского характера: генуэзский подеста, допущенный поклониться императору, в связи с союзным договором, заключенным Михаилом VIII с Генуей, должен был преклонить колени перед императором, поцеловать его ноги, руку и щеку, после того как обнажил голову.

Императорская литургия включала в себя несколько обрядов римского происхождения, которые заимствовала церковь, например обычай использовать во время церемоний свечи и ладан, или одеяния императора и высших сановников, которые было особенно пышным на праздниках или торжествах. К таким обрядам относятся размеренные восклицания, хоры, поющие под звуки органа, содержание песнопений менялось в зависимости от обстоятельств. «Звезда предшествует солнцу, Христос, восходящий в Вифлееме из чрева Богородицы», — запевали певцы во время прохода императорской процессии, отправлявшейся из дворца в Святую Софию в Рождество. «Мягкая весна, которая приходит вновь, приносит радость и здоровье, а также, по воле Божьей, мужество и победу василевсу ромеев» прославлялась во время Масленицы. Последними возгласами всегда были пожелания долгих лет жизни и продолжительного правления императору, которые назывались полихронии («Многие лета») и которые к последнему периоду существования империи стали простой формулой вежливости, когда сановники обращались к правителю, отвечавшему им тем же.

То же ритуальное значение придавалось культу императорских изображений, которые узаконивали те государственные дела, которые совершались перед ними: принятие присяги, административное решение или приговор суда. В провинции эти изображения принимали с самыми большими почестями: папа римский Григорий в 603 г. получил в Риме императорские изображения Фоки и Леонтии, собравшиеся в Латеране сенат и духовенство устроили им овацию, а затем поместили в часовню Святой Цезарии на Палатине. Еще в XIV в. сохранялся обычай нести в торжественных процессиях, которые сопровождали большие религиозные праздники, изображения василевсов среди икон святых. Портрет императора, отчеканенный на монетах, на клеймах, удостоверяющих качество драгоценных металлов, на гирях и мерах, на официальных костюмах высших сановников, был знаком подлинности и отношения к законной власти.

Как и духовное богослужение, культ императора имел свой календарь и свои собственные праздники: день освящения Константинополя — 11 мая, в честь которого устраивали скачки на ипподроме, день святого Константина, 21 мая — когда император посещал могилу основателя империи в церкви Святых Апостолов, праздник святого Илии и многие другие. Самыми частыми церемониями были императорские аудиенции в хрисотриклинии, принятие послов в Магнавре, процессии, пиршества, которыми заканчивалась большая часть праздников, развлечения, игры, скачки, представления. Наконец, значительным событием были похороны императора, во время которых выставлялось тело усопшего со всеми регалиями императорской власти. Эта церемония включала преклонение сановников, пение поминальных молитв, похоронное бдение священников, горящие свечи, иногда последующую канонизацию, которая представляла собой настоящий апофеоз (как обряд обожествления римских императоров).

Императорская религия имела свою иконографию, римскую и христианскую. Это были портреты императора — поясной портрет, в полный рост, сидящего на троне или в группе; картины, на которых был изображен крест, символ императорской победы, император, победитель демона или варваров, император на коне, император, получающий дары от побежденных, император на охоте, император на ипподроме; изображения преклонения, передачи власти императору Спасителем, Богородицей, ангелом или кем-нибудь из святых, императора, возглавляющего совет, императора и Христа. Здесь представлены основные знаки императорского величия, особенно следует отметить, что постепенно подобные изображения стали частью христианской иконографии, но их языческое происхождение не было забыто.

Императорская доктрина было основанием политического и административного управления Византийской империей. Поставленный Богом во главе государства, император был живым законом, его воля не могла быть ограничена, она простиралась на всех и вся, даже на церковь, и все были его подданными или слугами, вплоть до того, что одно слово douloi обозначало и тех, и других. Священный дворец был одновременно частным местом обитания императора и его семьи, его личного штата и военной свиты и центром управления: все государственные должности были с ним связаны. Любой гражданский чиновник имел ранжированное дворцовое звание. Император, таким образом, управлял через агентов, связанных с ним более или менее почетной дворцовой должностью, и мог поручить какую-либо административную функцию служителю своего дворца, так же как он передавал управление правительством по своему выбору любому человеку, принадлежащему к чиновничьему аппарату или к императорской свите. Система управления в Византии заимствована у восточных монархий древности через эллинистические государства и Рим периода императора Августа. Итак, Византия была централизованным государством, в котором импульс из императорского дворца мог предписывать волю империи всему проживающему на ее огромной территории населению, несмотря на его этническое разнообразие и разность интересов.

Слуги василевса и одновременно слуги государства или общественных интересов (koinon), чиновники создавали единый корпус. Они получали приказы от императора, которые должны были тщательно выполнять, под угрозой тяжкого наказания, поскольку они обладали, даже если поручение было единовременным, частью государственной власти: «Вот почему… — предписывает Лев VI в конце IX в., в одной из своих новелл, — данный нам нашими предшественниками [речь идет о Юстиниане I и Василии I] закон предписывает самое тяжелое наказание — когда ошибка карается смертной казнью — тем, кто был назначен сборщиком государственных налогов… если они осмеливались увеличивать собираемое сверх суммы, установленной законом. Ввиду того, что мы признаем чрезмерно жесткий характер подобного закона, который карает виновных подобным наказанием, мы отвергаем применение подобного наказания по ряду законов, и мы приказываем, что каждый, кто будет уличен в подобном преступлении, если он совершил его впервые, будет наказан тем, что он должен отдать вдвое от той суммы, которую он собрал несправедливо. Если он упорствует в своих действиях, он возмещает ту сумму, которую он собрал несправедливо, вчетверо и будет с позором изгнан с той службы, которую ему доверили. Отныне таким будет наказание за подобные преступления». Другое постановление того же императора определяет, что «тот, кто позовет хирурга для этого преступного действия [кастрация], чтобы он произвел свои действия, если призвавший входит в список людей на службе у императора, то он будет, прежде всего, вычеркнут из этого списка, а затем подвергнется штрафу размером десять литр золота, которые он должен внести в государственную казну, после чего он наказывается ссылкой сроком на десять лет».

Все чиновники были связаны с императором клятвой, которую они торжественно приносили, произнося следующие слова: «Клянусь Господом Всемогущим, Его единородным сыном Иисусом Христом, Господом нашим, Святым Духом, Марией, святой и славной Богоматерью, непорочной, четырьмя Евангелиями, которые я держу в руках, святыми архангелами Михаилом и Гавриилом, что я сохраню совесть чистой по отношению к нашим божественным и благим владыкам, Юстиниану и Феодоре, что я буду нести верную службу ради них, исполняя те поручения, которые были даны мне их любовью. Я охотно приму любые трудности и тяготы, которые принесет мне моя должность, которую мне доверили в интересах империи и государства. Я нахожусь в лоне святой, кафолической, апостольской Божьей Церкви, ни под каким видом ни в чем я не буду противостоять ей, и, всей полнотой моей власти, я не позволю никому делать этого. Я также клянусь, что действительно ничего никому не дал и не дам за то, что получил должность, которую мне доверили, или для того, чтобы добиться покровительства; что я не обещал и не соглашался на отправление чего бы то ни было из провинции ни главным префектам, ни знаменитым личностям, которые возглавляют управление, ни их окружению и ни кому другому, для того, чтобы добиться одобрения императора; что я получил свою должность, если можно так выразиться, без какой-либо платы, и могу, таким образом, казаться незапятнанным в глазах подданных наших святых императоров, оставаясь довольным тем содержанием, которое мне назначило государство…» Таким было обязательство, которое принял на себя в VI в. префект претории Иллирия. Он распространял это обязательство на весь административный персонал, который подчинялся ему, он обещал старательность и бескорыстие в сборе налогов, справедливость и правосудие, перед тем как перейти к заключительной части: «И если я не исполню всего, что обещал, то пусть я буду наказан страшным приговором нашего великого господина, Бога, и нашего Спасителя, Иисуса Христа, на этом и на том свете, судьбой Иуды, проказой Гиезия [мошенник из Библии], ужасом Каина, пусть меня подвергнут тем наказаниям, которые предусматривает закон любви Божией». Эта клятва верности римского происхождения в V в., вне всякого сомнения, стала настоящим религиозным действием, оставаясь таковым до самого падения империи. Обычная формулировка в XIV в. звучала так: «Я клянусь Богом и святыми Евангелиями, славимым и животворящим крестом, святой Богоматерью Одигитрией, всеми святыми, что я буду для нашего правителя и императора могущественного и святого N. (имя императора) верным слугой в течение всей моей жизни, верным не только на словах, но и в делах, которые совершают добрые слуги для своих хозяев. И я таким буду не только по отношению к нему самому, но и по отношению к величию, которое он имеет и будет иметь. Я друг его друзей и враг его врагов, я никогда не буду сам готовить никакого замысла, а также не приму участия и не соглашусь ни с чьим замыслом против его друзей и против его величия. Я не совершу ни измены, ни злонамеренного действия, я разоблачу перед императором любые направленные против него заговоры и назову имена ответственных за них. Верный и истинный слуга императора, я буду им, если он будет править счастливо, точно следуя истине и не уклоняясь от нее, настолько, насколько истина действительно требует быть настоящим слугой, верным своему господину. И, если по воле Божьей с императором случится несчастье или он будет изгнан, я буду сопровождать его, разделю его страдания и подвергнусь тем же опасностям, что и он, вплоть до самой смерти и в течение всей моей жизни». Эти написанные клятвы обновлялись с избранием нового императора, складывались в архивы дворца и вносились в списки. Вероятно, с VIII в. патриарх Константинополя и прелаты церкви были принуждены приносить такие же клятвы (Н. Своронос).