Остановить элитных пилотов удалось буквально в сотне метров от боевого построения бригады. И хотя безвозвратных потерь подчиненные Варго не понесли, два «Дракона» стандартной модификации получили повреждения от огня противника и были вынуждены выйти из боя. Досталось и одному меху-истребителю. Однако машина Захида была признана способной продолжать бой. Ведя огонь с места. Гораздо хуже было то, что на две последние цели, кроме немалого количества выпущенных «самками» снарядов и ракет, истратили почти такое же количество бронебойных снарядов, как на все остальные полсотни машин второго батальона. Теперь, если верить простой арифметике, на отражение третьей волны у мехов-истребителей суммарно оставалось немногим более сотни болванок. Против полусотни целей полнокровного батальона противника…

Бойцы и командиры которого, похоже, все-таки прониклись зрелищем того, как их предшественники были выбиты полностью за ничтожно малое время. Во всяком случае, вражеский арьергард явно не горел желанием ринуться в стремительную атаку. В прямом смысле этого слова, по телам своих предшественников. Вместо этого развернувшаяся в цепь третья волна атакующих старательно выдерживала дистанцию до великолепно наблюдаемой даже из космоса жутковатой разграничительной линии — уничтоженных ранее тяжелых штурмовых мехов. Лежащих так, как их настигли бронебойные снаряды — почти ровными рядами.

Мое личное мнение о погибших таково: «Туда им и дорога!» Другое дело, что лично для меня сражение уже было выиграно — если арьергард имперцев и возобновит бой, при стрельбе «Фаллосов» с дистанции гарантированного поражения более трех четвертей вражеских мехов будет гарантированно уничтожено. А те полтора десятка машин, на которых у истребителей попросту не хватит снарядов, ликвидируют неповрежденные «самки». При условии грамотного использования численного превосходства наши потери будут минимальны. Самое большее — пара-тройка машин.

Не знающее величины штатного боекомплекта нового оружия командование противника должно было получить при расчетах гораздо худшие результаты. Вплоть до полного уничтожения своих сил еще на сближении. Без малейших потерь для защитников. С отсутствием даже малейших шансов на победу. При таких прогнозах продолжение военных действий становилось нецелесообразным. И приводило только к совершенно бессмысленному расходу боеприпасов, а также уничтожению живой силы и техники проигравших. То есть становилось банальной растратой колоссальных материальных средств. Невыгодной обеим сторонам. И так треть выбитой техники имперцев, обломки которой беспорядочно разбросаны по долине, можно использовать только на запчасти! А всем остальным трофеям также требуется серьезный ремонт.

Поэтому я отдал приказ установить связь с предводителем сил вторжения. Чтобы, во избежание напрасных жертв, предложить ему признать себя побежденным. Однако полковник Джопс, вместо того чтобы начать со мной торг о трофеях и условиях выкупа себя и своих подчиненных, категорически отказался обсуждать даже сам вопрос прекращения сражения. Если, конечно, речь не идет о нашей капитуляции.

— Бой еще не закончен, полковник, — надменно процедил он.

Тон и выражение лица собеседника прямо-таки кричали мне, что если бригада сражается изо всех сил, то наши противники воевать даже и не начинали. А спустя несколько секунд, как гром среди ясного неба, прозвучал рапорт одного из операторов систем контроля периметра. Выслушав который, все, находящиеся на командном пункте, поняли очень простую вещь: для имперцев главное — не проиграть этот бой. Все остальное за них сделает быстро движущаяся по ущелью колонна неопознанных мехов с пехотой на броне. Неумолимо приближающаяся к базе по лабиринту каньонов с запада…

Когда я выслушал доклад о незваных гостях, на несколько секунд моим вниманием безраздельно завладел эпизод, несмотря на свою фантастичность и полную нереальность, продолжающий кочевать из одного военно-патриотического фильма в другой. Когда последний солдат героически погибающего под натиском превосходящих сил противника, но удерживающего позицию отряда с мужественным выражением на залитом кровью лице бросается наперерез вражескому бронированному чудовищу со связкой гранат в руке. Дальше безымянный герой либо выводит бронемонстра из строя метким броском, либо (тому, кто это придумал, надо руки-ноги повыдергать!) с перебитыми вражеской очередью ногами, оставляя за собой кровавый след на песке, доползает до цели. Чтобы взорваться вместе с вражеской техникой. Причем, судя по силе взрыва, в последней явно детонирует боеукладка.

Хотя первое, чему учат пехоту, это простой истине. Тому, что выскакивать из укрытия и бежать навстречу превосходящей тебя в скорости, вооружении и обзоре (не говоря уже о защите) многотонной боевой машине бесполезно. Потому что ни один из тех, кто решился на подобную отчаянную атаку, так никуда и не добежал. Все они легли уже на втором-третьем шаге, прошитые меткими лазерными лучами или пулями. Либо случайными, но от того не менее опасными осколками от близкого разрыва снаряда.

Но картина того, как принесших мне клятву верности бойцов, ради спасения своих близких вставших насмерть на пути вражеского бронированного тарана, уничтожают всех до единого, все равно продолжала стоять перед глазами. Хотя вбитые рефлексы уже взяли свое, и вернувшие чувствительность губы произнесли:

— Говорит командир! «Черная» тревога. Вариант «двенадцать-бис». Повторяю, всем подразделениям, действуем в соответствии с вариантом «двенадцать-бис»!

Прекраснодушные идеалисты в жестоком и кровавом наемничьем ремесле, где предают так же естественно, как дышат, не заживаются. Так что сразу же после подписания протокола о месте и времени боя командование бригады предусмотрело ситуацию, когда не указанный нападающими четвертый бронебатальон сил вторжения, либо любое иное подразделение, единообразное или представляющее собой пестрое сборище мехов самых различных марок, появится из лабиринта каньонов в самый ответственный момент сражения. Подобно «кавалерии из-за холмов».

Чтобы подло (читай, тактически грамотно — ведь любое событие всегда можно и должно трактовать… в зависимости от точки зрения) ударить в спину бойцам. Хотя возможен и более опасный вариант: в самое уязвимое место защитников, по их семьям. Ставя гарнизон, уже переломивший битву в свою пользу, перед страшным выбором: отступить с поля боя в отчаянной попытке спасти жизни своих близких, признав тем самым собственное поражение перед имперцами, или одержать блестящую победу, потеряв при этом все.

Тогда же аналитиками были проделаны расчеты. Из которых однозначно вытекало: оставлять поле боя врагу — бессмысленно. Даже если не учитывать, что в этом случае мы будем вынуждены признать свое поражение (со всеми вытекающими отсюда последствиями), «Драконам» катастрофически не хватало времени! Пятидесятитонные шагающие монстры были физически неспособны перемещаться по столь пересеченной местности со скоростью разведывательных машин. При любом варианте развития событий, к моменту возвращения тяжелых штурмовых мехов в их присутствии в окрестностях базы не было смысла: либо находящиеся в резерве подразделения бригады справлялись сами, либо нападающие преодолевали их ожесточенное сопротивление. И безжалостно выжигали направленными взрывами, огнем и отравляющими веществами комплекс зданий и сооружений базы вместе с большей частью его обитателей…

Так что здесь и сейчас все предстояло решить артиллеристам капитана Эвера. Именно они, совместно с курсантами учебной бронероты, должны были остановить вражескую армаду. Что касается меня… По штатному расписанию, в этом случае я должен был, заняв место в пилотской кабине снятого с консервации «Воина», так сказать, личным примером вдохновить подчиненных. Потому что не командирское это дело — снаряды и ракеты подносить. В то же время, с обязанностями операторов в центре управления отлично справлялись женщины, а просто отсиживаться в безопасности командного пункта, с умным видом руководя боем с командной высоты письменного стола, то есть контролируя, насколько хорошо профессионалы выполняют свои обязанности, — мне не позволяла совесть.