— Понятно, — бросил мой помощник, хотя явно ничего не понял, да, наверное, и не хотел понимать.
— А пока потихоньку разузнай, какое можно достать буровое оборудование, и присмотри приличных буровых мастеров. Если поладим с Именандом, надо иметь все, чтобы немедленно начать детальную разведку. Привлечение рабочей силы оставляю за тобой.
— Без проблем.
— Замечательно. Завтра отправимся на место.
— Завтра?
— Мустафа, у меня кончается время, — мрачно объяснил я.
Я показал ему гостевые помещения и убедился, что он знает, куда идти ужинать. А сам сообщил настоятелю, что уезжаю с гостем на следующее утро. Когда я возвратился в келью, наступили сумерки, и я испытал благодарность за ту передышку, которую дарила мне эта маленькая комнатка. Распаковав астрариум, я поставил его на пол.
Мне показалось, что он смотрит на меня со злобой, и я вновь ощутил порыв уничтожить артефакт ко всем чертям. Но принесет ли это хоть какую-нибудь пользу? Насколько я мог судить, дата моей смерти не изменится, даже если я выведу из строя механизм.
Включив магнитометр, я решил удовлетворить любопытство и узнать, насколько велико магнитное поле астрариума. Но вдруг рука дрогнула на ручке управления. Сидящий во мне ученый жаждал эмпирических объяснений: может быть, устройство действовало на квантовом уровне, и тем самым достигался нелокальный эффект? Но в то же время меня тревожила перспектива убедиться, что астрариум обладает феноменальными физическими качествами, тем более что я до сих пор понятия не имел, из каких материалов он сделан. Но даже если я докажу, что механизм воздействует на окружающую среду, каким образом мне удастся его остановить?
Я навел магнитометр на астрариум — индикатор бешено запикал, а стрелку зашкалило. Мне ни разу не приходилось видеть таких показаний. Каким бы ни был сплав материала, я с таким еще не встречался. Более того: с тех пор как я вернулся из Лондона, магнитное поле, судя по всему, значительно усилилось. И продолжало усиливаться в монастыре. Что могло на него повлиять? Особенности местной породы? Какова бы ни была причина, устройство обретало новую мощь и казалось более живым, чем раньше. Наблюдение нисколько не обнадеживало.
Я достал ключ и ощутил на потной ладони холодок металла. Немного поколебался и принял решение. Попробую еще раз. Вставил ключ в устройство и надавил, рассчитывая изменить на циферблатах даты. Указатель не сдвинулся с места, и я понял: если приложить чуть больше усилий, ключ просто сломается. Оставив попытки, я смотрел на астрариум, чувствуя, как внутри поднимается бессознательный страх. Стрелка свидетельствовала, что жить мне осталось немногим больше трех дней. Ужас душил настолько, что стало нечем дышать. У меня не осталось выбора. Самым большим желанием стало избавиться от этой штуковины и вернуться к осколкам прежней жизни.
Послышался робкий стук в дверь. Я не обратил внимания.
— Мистер Уарнок, к вам еще гость! — крикнул из коридора молодой монах. — Женщина. Мы не можем пропустить ее в спальный корпус. Выйдите к ней сами.
Рэйчел в простом белом платье сидела на краю Колодца Мучеников. Несмотря на встревоженный вид, она была похожа на юную девушку. Я провел ее в маленький закрытый дворик, удивившись в душе, насколько обрадовался ее приезду.
— Мистер Уарнок, мы не позволяем женщинам находиться на территории, — предупредил меня тот же монах. Рэйчел стиснула мне руку.
— Все в порядке. Я остановилась в деревне.
— Прошу всего лишь о получасе разговора с глазу на глаз, — обратился я к монаху, и тот ушел.
— Ибрагим нашел меня в отеле «Сесил». — Рэйчел подала мне письмо. — У него дурные новости. Тебя по-прежнему ищут. Снова ворвались на виллу, несмотря на то что там усилили охрану. Даже перекопали весь сад.
Я быстро пробежал глазами письмо, надеясь найти для себя хоть что-нибудь обнадеживающее. И, не отрываясь от чтения, заметил:
— Он считает, что это были не египтяне. Ему показалось, что бандиты, как он их называет — профессиональные военные. — Я посмотрел на Рэйчел. Выражение ее лица подтвердило мои самые худшие опасения. Я продолжал читать. — Еще меня искал помощник Гермеса Хемидеса. Гермеса арестовали, и он просит, чтобы я посодействовал его освобождению. У египтолога двойное гражданство, и он хочет, чтобы я от его имени обратился к британскому консулу.
— Из того, что ты говорил о Гермесе, похоже, что он играет на твоих страхах, пытается манипулировать тобой, — заметила Рэйчел.
— Какой смысл? В тюрьме он, а не я.
— Может быть, по-прежнему пытается завладеть астрариумом?
Я посмотрел на луну. Испещренный кратерами полумесяц как раз поднимался над стеной.
— Рэйчел, дата моей смерти не меняется. С сегодняшнего утра жить мне останется три дня. И самое ужасное, что я начинаю в это верить.
— Оливер, будь благоразумнее, придерживайся реальных фактов…
— Реальных фактов? Факт таков, что эта штука похитила мою жизнь.
— Ты не умрешь. Во всяком случае, не через три дня.
Я слушал Рэйчел, но ее слова меня нисколько не успокаивали, Я снова вспомнил о месторождении. Складывалось ощущение, что астрариум всячески подталкивает меня туда, но, может быть, в этом таился некий смысл? Все началось с землетрясения, потревожившего пески. Может быть, мне выпало замкнуть цепь, свести начала и концы, отвезти астрариум в Абу-Рудейс и похоронить в глубинах времени, откуда он явился? Идея погребения артефакта в песках внезапно, показалась мне логичной, даже привлекательной. Но каково будет расстаться с астрариумом?
— Слушай, но я приехала к тебе по другой причине. Мой источник не подвел — я собираюсь на тайную встречу, о которой говорила. — Ее слова словно повисли в неподвижном воздухе. — Огромный прорыв. Сенсация века. Мне надо ехать.
— Что это за встреча?
— Американка окинула взглядом двор и понизила голос:
— Меня просили присутствовать на тайной встрече Садата с Беганом и зафиксировать все для потомства. — Рэйчел оглянулась. — Она состоится через пару дней в Порт-Тауфике. Вот и подумала, что по дороге туда заскочу и к тебе. Прошел слух, если встреча пройдет хорошо, Садат лично выступит со своими мирными инициативами в кнессете. — Рэйчел хоть и говорила шепотом, но явно волновалась. — Мир, Оливер, мир. Может быть, Египет наконец встал на свой путь.
И снова у меня возникло ощущение, что все события выстраивались определенным образом вокруг одного полюса. Стало понятно, почему Маджед бешено пытается завладеть астрариумом и наносит удары по болевым точкам Египта. Сильный Египет помешает ему взойти на вершину власти. Визит Садата в израильский парламент — беспрецедентное историческое событие — нарушил бы все его планы.
— Ты серьезно? Садат в кнессете? Представляешь, какой это возымеет революционизирующий эффект. Ни Сирия, ни Саудовская Аравия не потерпят его визита в Израиль.
— Говорю тебе, все так и есть. И я собираюсь присутствовать на встрече. Пятнадцать лет я ждала подобной возможности. Пятнадцать лет, Оливер!
— Ты много для этого сделала. Заслужила.
— Еще бы. — Рэйчел улыбнулась, и ее лицо осветилось таким сильным чувством, которое показалось мне незнакомым и даже странным. Я невольно улыбнулся в ответ. Энтузиазм и отвага американки были заразительны, и меня грело сознание, что она рядом со мной. Возникла эгоистичная мысль, что ее общество и знания будут мне необходимы, если я хочу довести до конца свой план.
— Как ты собираешься добираться в Порт-Тауфик? Завтра я поеду с Мустафой в Абу-Рудейс — надо кое-что проверить на предполагаемом месторождении. Оттуда до Порт-Тауфика рукой подать. Можем тебя подбросить.
— Думаешь, так будет безопасно?
— Мустафа — специалист по объездам и военным блокпостам. К тому времени, когда мы попадем в лагерь, наступит ночь, и меня никто не будет ждать.
— Присоединяюсь.
Я заключил ее в братские объятия, и внезапно моя задача перестала казаться мне пугающей. Из тени раздалось вежливое покашливание, и оттуда появился крестьянский мальчишка, относивший бедуинам мое письмо Мустафе. Мы с улыбками оторвались друг от друга.