Пока девушка хлопотала около стола, Светочка водила депутата по дому.

– Пойдём, я покажу тебе свои игрушки, – бесхитростно предложила она, и Богданов не смог устоять перед детской наивностью.

Пока он запоминал имена многочисленных кукол, Соболевский цепким взором изучал фотографии, развешанные в горнице в обрамлении замысловатого багета. Одна из них особенно привлекла его внимание, на ней была изображена некая женщина, Ирина Николаевна Ильина, и депутат Григорий Александрович Богданов, но только в молодости. Референт, безусловно, узнал своего дядюшку.

Наталья поставила на стол пироги.

– Прошу к столу, всё готово, – сказала она.

Соболевский оторвал взор от фотографии.

– Наталья… – начал он вкрадчивым взором. – Меня заинтересовало одно фото…

– И я даже знаю, какое именно… – спокойно ответила хозяйка.

– А вы не так просты, как кажитесь, госпожа воспитательница… – наконец, понял референт. – И всё же я прошу ответить на мой вопрос.

– Разумеется, отвечу… Но только в присутствии Григория Александровича.

Хозяйка пригласила депутата за стол, попотчевала чаем с пирогами. Съёмочная группа в свою очередь зафиксировала дружеское чаепитие.

Когда же она удалилась, а депутат насытился пирогами, Соболевский встал из-за стола, снял рамку с фото со стены.

– Вот посмотрите… – положил референт рамку перед Богдановым.

– Что это? – удивился тот и начал бегло рассматривать изображения. И вдруг он остановился на своём фото. – Откуда у вас моя фотография?

– Я нашла её здесь в доме, на чердаке, в старом чемодане…

– Припоминаю женщину… Кажется её звали Людмила… Нет-нет…

– Её звали Ирина. Она моя приёмная мама… – призналась Наталья.

Богданов вперился в фото… В глубинах его памяти начали оживать воспоминания… Наталья не сводила с него пристального взгляда. Соболевский сразу же понял: в старой фотографии сокрыта некая тайна…

Богданов изменился в лице, казалось, его пронзила нестерпимая боль.

– Я всё помню… Всё… Это было лет двадцать назад…

– Чуть меньше… – уточнила Наталья.

– Тебя зовут Наталья… – рассуждал Богданов, не отрывая взора от рамки. – Всё сходится… Ты – моя дочь?

Соболевский, не ожидая такого поворота событий, буквально подпрыгнул на стуле.

– Да, я – ваша дочь… – подтвердила девушка. – И поверьте, я не требую от вас никаких объяснений.

– А что тут объяснять? Я бросил беременную женщину, женился на другой… Ради денег, ради положения… Тебя отдали в детский дом…

– Я всё знаю, Григорий Александрович. Не стоит говорить об этом. Я рада, что судьба свела нас вместе и не намерена шантажировать вас.

– Дядя Гриша! Неужели эта девчонка – ваша дочь? – наконец вымолвил опешивший племянник.

– Да, Андрей… Наташа – моя внебрачная дочь… А что стало с Верой Телегиной? Я до сих пор помню, как её зовут…

– Она умерла… – ответила Наташа.

Соболевский быстро пришёл в себя, к нему вернулась деловая хватка.

– Наталья, я убедительно прошу вас, чтобы сегодняшнее открытие оставалось тайной. Иначе это может навредить Григорию Александровичу!

– Ещё раз повторяю: я не намерена использовать открывшееся родство в корыстных целях. Всё останется по-прежнему…

Богданов поднялся из-за стола.

– Сегодня выдался трудный насыщенный день, слишком уж много впечатлений. Благодарю за угощение, Наташа… И хочу сказать на прощанье: ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

А Пензу депутат прибыл поздно, далеко за полночь. За рулём джипа сидел Соболевский, Богданов же всю дорогу молчал, предаваясь тягостным воспоминаниям.

– Я знаю, что Виктория приставила тебя за мной шпионить… – наконец произнёс он, когда машина остановилась перед подъездом его дома.

– Помилуйте, Григорий Александрович… – растерялся референт.

– Я не сужу её за это… И тебя тоже… – спокойно продолжил Богданов. – Хотя должен признать, что ты – парень не промах. По крайней мере, я знаю: кто за мной шпионит…

Андрей молчал. И в данном случае молчание было единственно правильным поведением.

– Тебе кажется, Андрюшка, что ты контролируешь меня и мои дела… Это лишь видимость… – признался депутат.

– Тогда зачем вы меня держите подле себя? – искренне удивился Соболевский.

– Потому, что уверен: ты мне полезен. У тебя есть чутьё и везенье… И я не ошибся…

Соболевский усмехнулся.

– Клянусь вам, Григорий Александрович, я ни словом не обмолвлюсь о Натальи… А тем паче о ваших родственных с ней связях…

– Хорошо… – удовлетворённо произнёс Григорий. – Это я и хотел от тебя услышать. И вот, что я подумал…

Соболевский встрепенулся.

– Детский дом того гляди рухнет… Усадьбу-музей переоформлять из одного ведомства в другое – целая история. Это может занять несколько лет. Тем временем может случиться непоправимое…

Соболевский напрягся, понимая, куда клонит Богданов.

– Вы хотите разместить приют в своём поместье?!

– Да, по крайней мере, временно, пока не уладим все формальности с усадьбой.

– Гениальная идея! – поддержал референт. – Организуем поддержку в прессе и на ТВ! Ваши противники и недоброжелатели потерпят полное фиаско!

Весть о том, что депутат Богданов намерен предоставить детскому дому из Мукоудёровки своё поместье во временное пользование, тотчас облетело всю область. К тому же по местным каналам беспрестанно мелькал сюжет о посещении депутатом выше названного детского учреждения. В области даже зародилось движение в поддержку сирот. В общем, события развивались по сценарию Соболевского и Богданова, так что над головой депутата вскоре засиял «нимб святости». И о его награбленных миллионах как-то вдруг все позабыли…

После нового года приют готовился к переезду. С утра до вечера в детском учреждении стояла полнейшая кутерьма, Прасковья Петровна, воспитатели, нянечки весь персонал сбился с ног. Но это были приятные хлопоты. Правда, поместье Богданова располагалось от Мукоудёровки несколько далековато, каждый день домой не наездишься. Поэтому на общем собрании коллектива решили работать вахтовым методом.

После собрания Прасковья отозвала Наталью в сторонку.

– Вижу мучит тебя что-то… Гложет изнутри… Привязалась я к тебе, как к дочери, и мне не безразлично, что с тобой происходит…

Наталья вздохнула.

– Это из-за Фёдора… – призналась она.

– Тю!!! – рассмеялась директриса. – Парень тебя любит, иссохся весь. Дашку бросил! Носа к ней не кажет! Что тебе ещё надо? Фёдор – работящий, красивый, выпивает в меру…

– Боюсь я… – призналась Наталья.

– Чего любви? Или детей рожать?

Наталья опустила очи в долу.

– И того и другого…

– Ой, девка! Гляди – не погадай! Дело, конечно, твоё! Только за Фёдором ты будешь, как за каменной стеной!

– Я знаю… – со вздохом ответила девушка. – И Светочка к нему привязалась.

Этим же вечером Фёдор зашёл к Наталье. Света бросилась к гостю на шею.

– Федя! Федя! – воскликнула она. Мужчина подхватил девочку на руки. Та чмокнула его в щёку.

Наталья стояла подле стола, скрестив на груди руки, понимая, что должна принять решение. Ибо дальше так продолжаться не может…

– Мама! Мама! А можно я буду дядю Федю папой называть? – задала Света наивный вопрос, который расставил все точки над «i».

– Можно… – со вздохом облегчения ответила Наталья.

Фёдор одарил девушку улыбкой.

– Я думал, что ты никогда не решишься… Уж хотел уехать из деревни в город… – признался он.

– Пойми меня правильно, мне нужно было время, чтобы привыкнуть к тебе и обо всём подумать…

В памяти Натальи всплыло дорогое сердцу воспоминание:

«… – Вы слышали такое выражение: голод сердца? – спросил Петровский, приблизившись к Наталье.

– Голод сердца… – как зачарованная вторила ему Наталья.

– Да, это когда человек долго живёт без любви и уже не надеется её обрести. Но вдруг он встречает того, с кем бы хотел утолить этот голод. И я хочу утолить голод с вами… – неожиданно признался Николай».