И словно в подтверждении слов Ирины, в скором времени в Сурске появился Григорий Богданов. И тут соседи прозрели:
– Кто бы мог подумать? А какая скромница была! Ребёночка тайно прижила от такого красавца!
Первое время Григорий помогал Ирине, пока та не вышла замуж. Затем приезжал всё реже, а потом и вовсе исчез из жизни Ирины и Натальи. Дочь помнить его не могла, слишком уж мала она была в те времена.
Василий с течением времени понял, что женился не той женщине, Ирина его «не отпускала». Через всю жизнь он пронёс любовь к ней и Наталье. А, когда Ирина овдовела, открыто помогал бывшей возлюбленной, чем беспрестанно навлекал на себя гнев жены.
Глава 8
Наталья подошла к покосившемуся крыльцу, с опаской ступила ногой на нижнюю ступеньку. Та предательски скрипнула. И тут, словно чёрт из табакерки, из дома выскочила Верка Телегина.
В руках она держала увесистый ухват, которым деревенские жители достают чугунные горшки из печи.
– Чё надо? – грубо рявкнула она.
Наталья невольно отшатнулась, но быстро сообразила:
– Поговорить пришла…
– О чём мне с тобой малохольной разговаривать? – подозрительно поинтересовалась Верка, по-прежнему держа ухват на изготовке, как солдат винтовку.
– Я из города приехала, живу в доме своей тётки Настасьи Мальцевой…
– А-а-а… – протянула Верка.
– Городская, значит… Ну-ну… Это ты тутошних баб всех перебаламутила?! Они теперь мужиков своих из дома выпускать бояться. Слыхала я про тебя… Вот и свидеться, наконец, пришлось… – И неожиданно миролюбиво добавила: – Заходи, гостьей будешь!
Наталья, воспользовавшись гостеприимством хозяйки, вошла в дом – там царил полный разор.
Верка заметила придирчивый взгляд девушки.
– Извиняйте, убраться было некогда… Пылесосов и домработниц не держим… Проходи, к столу садись.
Наталья села на лавку к загаженному столу. Верка широким жестом извлекла из-под него початую бутыль самогона.
– Будешь? – предложила она, чуть плеснув зелья в мутный стакан.
– Угу…
Наталья залпом осушила содержимое стакана и смачно выдохнула.
– Ядрёный…
– Нако вот, хлебушком закуси… – хозяйка сунула гостье кусок чёрствого хлеба, та не побрезговав, его надкусила.
– Твоё здоровье… – произнесла Верка и также опустошила свой стакан. – Ох… Хорошо… – поморщилась она. – Мамка моя большой кудесницей была по части самогонки… И мне свой секрет передала…
Наталья цепким взором вперилась в свою биологическую мать. Выглядела та старухой, а точнее являла собой подобие Бабы-яги из детской сказки: сухая, словно мумия, отёчное лицо, красно-фиолетовый нос, седые всклокоченные волосы. И наряд подстать: линялое ситцевое платье с разорванным воротом, разбитые мужские ботинки…
– Ох, тяжко мне… – прошамкала подвыпившая хозяйка. – Кабы ты знала… Жизнь моя пропащая… – проскулила она и наполнила свой стакан самогонкой. – Плеснуть? – дружелюбно справилась она у гостьи, та отрицательно покачала головой. – А ведь я красавицей писаной была, коса с кулак толщиной… Все парни деревенские вокруг меня увивалися… Да что там деревенские! И городской хахаль был…
Наталья невольно напряглась.
– Городской? Красавец, наверное? – подлила «масла в огонь» гостья.
– А то как же! Любил меня… Женюсь, говорит… А потом пщик и нету его…
– В город уехал? – осторожно поинтересовалась девушка.
– В город… Точно… уехал… Как сейчас помню… Обещал вернуться… Да только видать недосуг было… – Верка плеснула себе ещё зелья. – Я тебе так скажу: все мужики сволочи! Они тебе что хошь пообещают, лишь бы в постель затащить… А там… поминай, как звали…
– А родственники у вас есть?
Верка всхлипнула…
– Не… Померли все… Хотя может дочь, где-то бродит по белу свету…
Наталья чуть было из-за стола не вскочила: «Я! Я – твоя дочь!» Но сдержалась…
– Вы с ней не общаетесь? – скрывая волнение, спросила Наталья.
– Не… Давно не видела… Почитай лет пятнадцать… – Верка закатила глаза и что-то прикинула. – Да поболе уж будет… Она тогда крошкой была… Ох, если б ты знала, как меня это жжёт изнутри… Ты я вижу девка добрая, моей дочери ровесницей будешь…
Наталья с трудом подавила стон, едва не вырвавшийся из её груди.
– Я дам вам денег… Только прошу вас не воруйте кур.
– А что мне жрать-то? – бесхитростно призналась Верка. – Пенсия по инвалидности мизерная…
– Вот… – Наталья, наконец, вспомнила про свои гостинцы и положила цветастый полиэтиленовый пакет на стол. – Это вам… И ещё… – она нервным движением извлекла деньги из кошелька. – На первое время хватит, а там я ещё зайду…
Верка ошалелым взором смотрела на девушку.
– Это с чего ты такая щедрая? Слыхала я, как там у вас в городе дома заставляют подписывать на всяких маклеров… Грамотные!
– Мне ничего от вас не надо! – поспешила заверить Наталья. – Помощь бескорыстная…
Девушка не выдержала, в горле стоял горький комок, она резко поднялась из-за стола и выбежала прочь из дома, перепрыгнула через разбитые ступеньки, устремившись к перекошенной калитке. И только оказавшись на улице, перевела дух.
Ноги у неё обмякли, из глаз хлынули слёзы… Не выдержав испытания, она присела подле забора на корточки и разревелась в голос.
– Господи… Неужели это моя мать? – шептала она. – До чего же надо опуститься?
…Вечером к ней зашла Прасковья Петровна и спросила напрямик:
– У Веры Телегиной была? Навещала?
Наталья кивнула.
– Дело, конечно, доброе… Только прими о меня совет: ты сильно похожа на мать, хотя что-то и унаследовала от отца… Не привлекай к своим визитам внимания. Иначе всё раскроется…
– Может быть, это и к лучшему… – предположила Наталья. – Чего мне теперь боятся?
– Тебе нечего, а о Верке подумай. Не готова она признать в тебе свою брошенную дочь… Да и по-хорошему, чего уж греха таить, что проку от такого родства? Подумай, сколько женщин остаются без мужиков с малыми детьми на руках! И никто чад своих не бросает!
Наталья опустила очи в долу, в душе соглашаясь с Прасковьей.
– Можно я Светочку из приюта заберу? Пусть у меня живёт, дом просторный… – неожиданно предложила она.
Прасковья усмехнулась.
– Ты хорошо подумала? А коли замуж выйдешь, детей нарожаешь? Ведь ты – сама ещё недавно ребёнком была!
– Светочку не брошу! Меня из детдома забрали, в нормальной семье вырастили… И у племянницы моей семья будет.
– Ну что ж – добро! – согласилась Прасковья. – Дело непростое, но решить его можно. Ты молодая, работоспособная… Светочке приходишься фактически тётей… Помогу! А пока она поживёт у тебя, оформим патронат по всем правилам.
* * *
В конце лета Прасковья оформила патронат, как и обещала, уладив все формальности. Наталья, согласно патронатному договору[1] принимала племянницу на возмездное содержание. Утром патронатная мать и её племянница, фактически дочь, уходили в детский дом. Новоявленная мать приступала к должностным обязанностям, а девочка бегала со своими привычными друзьями. Вечером же они возвращались домой в Мукоудёровку.
Как-то ложась спать, Света спросила:
– Наташа, можно я тебя буду мамой называть? А то девчонки смеются, говорят: ты моя не настоящая мама…
Наташа бережно укрыла девочку одеялом, поправила подушку.
– Конечно, можно. Я – твоя мама. Так и девочкам скажи… – она поцеловала «дочку» в курносый нос. – Мы с тобой даже похожи: у меня глаза голубые и у тебя…
– И волосы у нас одного цвета! – вставила своё веское слово Света и тут же спохватилась: – А ты как моя прежняя мамка самогонку пить не будешь?
У Натальи ёкнуло сердце.
– Я пью сок, чай, молоко, кефир… А самогонка горло жжёт и вообще она противная. Спи! Утро вечера мудренее!
Светочка мирно посапывала в своей комнате. Наталья сидела за столом в горнице и при свете настольной лампы перебирала фотографии, найденные в чемодане на чердаке. Она отобрала несколько из них… Достала из серванта фото Григория Богданова и своей матери Ирины Ильиной. Чёрно-белое фото пожелтело от времени. Видно было, что Григорий и Ирина специально не позировали для фотографа, а просто случайно попали в объектив, который запечатлел их в детдоме. Невольно девушка задумалась: «А, если бы Богданов женился на Вере Телегиной? Какова была моя жизнь сейчас?» Мысленно она строила предположения, развивала сюжетные линии, да так и заснула за столом…
