Подошел радист Э. Кренкель и передал О. Ю. Шмидту радиотелеграмму, полученную с ледокола «Русанов», идущего следом за ними на Северную Землю для смены зимовщиков и строительства полярной станции на мысе Челюскин. В телеграмме сообщалось, что пролив Вилькицкого забит спрессованными полями крупнобитого льда и вряд ли возможно, чтобы благоприятные ветры скоро вынесли этот лед в море.

Единственная дорога на восток через пролив Вилькицкого была забита льдом. Что же делать? Ждать? Упускать драгоценное время или искать новый путь? Шмидт задумался и еще раз взглянул на карту Ушакова. Она-то и натолкнула его на мысль о поисках нового пути вокруг Северной Земли. Отто Юльевич убедительно стал излагать свои доводы Владимиру Ивановичу Воронину. Осторожный капитан долго не соглашался. Он взвешивал все «за» и «против». На какое-то время он один на корабле придерживался мнения, что с этим вопросом надо повременить. Тогда Шмидт пригласил в каюту Г. А. Ушакова и Н. Н. Урванцева, которые подробно рассказали Воронину о своих многократных наблюдениях за льдом, окружающим Северную Землю. Капитан слушал и молчал. Он отлично сознавал, какая ответственность лежит на нем и начальнике экспедиции. Шмидт не настаивал, не убеждал, не отдавал никаких распоряжений. Он ждал, когда сам капитан придет к окончательному выводу. И не на корабле, а в маленьком домике зимовщиков было окончательно принято смелое решение: искать для Северного морского пути новую дорогу — вокруг Северной Земли… Это было заманчиво, но и рискованно, так как до «Сибирякова» ни одно судно не огибало Северной Земли.

Простившись с зимовщиками, капитан В. И. Воронин по новой карте смело повел судно на север. Шмидт еще больше стал ценить капитана, который, прежде чем решиться на ответственный шаг, все взвесил и рассчитал. Решение руководства экспедиции идти новым путем, где неизвестны были ни глубины, ни течения, ни льды, которые могли стать непроходимыми, получило поддержку всего состава экспедиции.

С 82° северной широты ледокол повернул к югу и пошел вдоль восточных берегов Северной Земли. Если в Карском море мы почти не встречали льда, то в море Лаптевых сразу началось ледяное сражение. «Сибиряков» все чаще и чаще с разгона мял, крошил и колол ледяные преграды. Однако лед становился все упрямее. За четыре часа иногда ледокол проходил всего 25—30 метров. Однако трудности не останавливали участников перехода. Часто на льду вместе с научными сотрудниками, матросами, кочегарами можно было видеть и Шмидта, и капитана, которые окалывали борта заклинившегося в лед корабля.

Жизнь на корабле шла строго по расписанию. На «Сибирякове» велись крупные научные работы. Ученые определяли глубину, брали с различных глубин пробы воды, измеряли температуру разных слоев моря, изучали течения, структуру льда, добывали образцы грунта морского дна, изучали его строение, следили за гидрометеорологическим режимом, вели наблюдения над животным миром. Вместе с экипажем ученые ежедневно выходили на лед, долбили в нем лунки, закладывали аммонал, взрывали ледяные перемычки, мешавшие движению ледокола. В дни обхода Северной Земли еще теснее стала дружба между Отто Юльевичем и капитаном. Вдвоем они стояли на мостике, вдвоем спускались на работу на лед. Вдвоем они жили в одной каюте. Дружба их была замечательным примером для нас.

Выход на чистую воду и завершение обхода Северной Земли с севера, где плавал только один «Сибиряков», вылились в праздник моряков и ученых — для будущих походов мы проложили новую морскую трассу.

Наш приход в устье Лены, где «Сибиряков» должен был принять доставленный по реке из Якутска уголь, совпал с прибытием в бухту Тикси большого речного каравана и началом строительства порта и полярной станции на острове Саго.

Пока шла бункеровка угля, Шмидт мобилизовал научный состав корабля на помощь зимовщикам. Он вместе со всеми таскал кирпич, бревна, доски, помогал плотникам, ловко орудуя топором и пилой.

Перед отходом на восток к капитану Воронину пришли двое якутов и стали убедительно просить взять их колесные пароходы на буксир для доставки в устье реки Колымы. Воронин спокойный человек, но тут не выдержал и вскипел: «На буксир колесные пароходы! Да вы соображаете, что говорите? Первая льдина из-под винта ледокола — и ваша лоханка на дно. Нет, увольте, пожалуйста, от такой затеи». Я подошел в это время к Отто Юльевичу, лежавшему на диване в каюте капитана, и дотронулся до его плеча, чтобы вручить срочную депешу. Шмидт, оказалось, не спал и слышал весь разговор. Когда якуты вышли, он, приподнявшись с дивана, мягко произнес: «У них задание дойти до Колымы. Одни они не пройдут, затонуть могут. Надо помочь. Вы же опытный и осторожный капитан, Владимир Иванович. Помогите».

Воронин стал возражать, а Шмидт попросил его еще раз подумать и решить. В конце концов Воронин согласился.

Два речных широких неустойчивых колесных пароходика были взяты на буксир ледоколом. Смешно и странно было видеть такую процессию. Капитан морщился, поглядывал назад, но, как только появились плавучие льды, он стал следить за ними, не уходя с мостика. Шмидт, беспокоясь за судьбу этих «колесных велосипедов», как выразился капитан, все время был с Ворониным.

На тридцать девятый день плавания, 4 сентября 1932 года, «Сибиряков» входил в бухту Амбарчик, расположенную недалеко от устья Колымы. Здесь ночью, казалось бы, в совершенно пустынном месте, мы увидели поистине фантастическую картину. Бухта ярко освещалась огнями. На рейде стояла эскадра транспортных кораблей, приведенных сюда с востока ледорезом «Литке». Здесь впервые встретились корабли запада и востока. Шмидт с Ворониным посетили начальника Колымской экспедиции профессора Н. Н. Евгенова и капитана А. П. Бочека, которые были поражены дерзким поступком сибиряковцев, доставивших нужные им речные суда из устья Лены в Колыму.

Получив сведения о тяжелых льдах в Чукотском море, «Сибиряков» выбрал якорь и пошел на восток, к мысу Дежнева, в море Беринга. Началось тяжелое ледовое плавание. От мыса Биллингса и дальше сибиряковцы пробивались лишь с помощью аммонала. Инженер-подрывник Б. Малер, боцман А. Загорский с бригадой из матросов П. Сизых, Т. Дурасова, Н. Адаева, Г. Голубина и В. Пузанкова то и дело взрывали лед. Самолета ни на корабле, ни на Чукотской земле не было. Пробивались вперед строго по указанию капитана Воронина, умевшего по цвету и структуре льда распознать наиболее слабые места. До пролива Лонга, отделяющего остров Врангеля от материка, шли крупнобитым льдом, достигавшим восьми — десяти баллов. В таких льдах нашему небольшому ледокольному судну идти было трудно. Отто Юльевич Шмидт, совершавший с капитаном Ворониным третий ледовый поход, хорошо знал его тактику: искусство судовождения во льдах заключается главным образом в умелом маневрировании в разводьях. Капитан все чаще и чаще стал подниматься в наблюдательную бочку, в свое «воронье гнездо», так как разводья становились все меньше и меньше, и у мыса Шелагского их не стало совсем. Кругом, куда ни кинешь взгляд, лед, лед без конца и края, и только под берегом, точно черное ожерелье, лежала открытая вода, по которой капитан повел «Сибирякова» от мыса к мысу. Мы уже миновали мыс Биллингса, мыс Уваргин, мыс Якан, мыс Рыркарпия (ныне Шмидта), мыс Ванкарем и у острова Волючино, в 240 милях от Берингова пролива, 10 сентября произошло несчастье.

«Сибиряков» попал во льды, толщина которых доходила до 4—5 метров. Во время одной из атак ледяного пакового поля гребной винт несколько раз ударился о подвернувшуюся льдину, и судно сразу потеряло ход. От страшного сотрясения ледокол вздрогнул и замер. В судовом журнале после осмотра появилась запись:

«Сибиряков» бороться со льдами больше не мог. Отто Юльевич на экстренном открытом партийном собрании, на которое пришли все участники экспедиции, сказал, что мы не можем допустить, чтобы задание партии и правительства находилось под угрозой срыва.