Снова такое же мягкое, шелковистое касание, и на этот раз Морган успел заметить уголком глаза желтое пятнышко. Он всегда отличался хорошей реакцией — взметнувшаяся мгновенно рука не промахнулась.

На ладони лежала раздавленная бабочка — на глазах инженера она прожила последние мгновения своей эфемерной жизни, и привычный мир покачнулся и поплыл перед его глазами. Сверхъестественная неудача вдруг обернулась еще более невероятной победой, но к ощущению триумфа примешивалось какое-то смятенное удивление.

И тут он вспомнил легенду о золотых мотыльках. Ураган взметнул их по склону горы, и они сотнями, если не тысячами, достигли вершины, чтобы найти здесь свою гибель. Армии Калидасы добились своей цели, взяв реванш за поражение, которое потерпели два тысячелетия назад.

— Что, в сущности, произошло? — поинтересовался шейх Абдулла.

«Вот уж вопрос, на который я и сам едва ли найду ответ», — подумал Морган. А вслух сказал:

— Гора теперь наша, господин президент. Монахи уже начали покидать свои владения. Просто в голове не укладывается — легенда, сочиненная в незапамятные времена, и вот на тебе…

Он недоуменно покачал головой.

— Если в легенду верят, она воплощается в жизнь.

— Видимо, так. И все равно — вся цепь событий представляется мне совершенно невозможной.

— Это всегда рискованно — судить, что возможно, а что нет. Разрешите, я расскажу вам кое-что. Мой закадычный друг, большой ученый, к сожалению уже умерший, любил поддразнивать меня, заявляя: поскольку политика — искусство возможного, она была и остается уделом второразрядных умов. Перворазрядные, по его утверждению, увлекаются только невозможным. И знаете, что я отвечал ему?

— Откуда же мне знать, — отвечал Морган с принужденной учтивостью.

— Какое счастье, что нас, второразрядных, так много, иначе некому было бы править миром… В любом случае, раз уж невозможное случилось, примите этот факт с благодарностью.

«Я и принимаю, — отозвался Морган про себя, — хоть и с неохотой. Разве это порядок, когда десяток мертвых мотыльков может решить судьбу башни в миллиарды тонн весом?..»

А если подумать еще и о том, какую двусмысленную роль сыграл здесь досточтимый Паракарма, — вот уж кто должен чувствовать себя теперь игрушкой в руках неких мстительных высших сил! Администратор Службы муссонов был само раскаяние и рассыпался в извинениях, которые Морган принял с неожиданной снисходительностью. Да-да, никто не сомневается, что все именно так и было: выдающийся ученый, доктор Чоум Голдберг, совершивший революцию в микрометеорологии, ставил опыты, существа которых никто не понимал, и в разгар одного из таких опытов с ним, видимо, случился нервный припадок. Администратор заверил, что подобное стечение обстоятельств ни при каких условиях не повторится. Морган передал ученому — вполне искренне — пожелания скорейшего выздоровления, затем, повинуясь инстинкту, выработанному долгой практикой, добавил, что в установленном порядке потребует от Службы муссонов соответствующей компенсации. Администратор произнес положенные любезности и отключил связь, несомненно удивленный тем, что так легко отделался.

— А вы не интересовались, — произнес шейх, — куда эти монахи намерены податься? Я мог бы предложить им воспользоваться нашим гостеприимством. Наша культура всегда проявляла терпимость к другим верованиям.

— Я не знаю их планов. Посол Раджасингх — и тот не знает. Но когда я задал ему такой же вопрос, он ответил: «Они не пропадут. Надо думать, монастырь, просуществовавший на одном месте три тысячи лет, — не нищий».

— Хм… Тогда, быть может, принять их в долю? А то мне сдается, что ваш проект с каждой нашей новой встречей все дорожает…

— Ничего подобного, господин президент. Просто последняя смета включает в себя — точности ради — стоимость подготовительных работ в космосе, финансирование которых принял на себя Марс. Они берутся найти астероид с высоким содержанием углерода и транспортировать его на околоземную орбиту — у них в таких делах изрядный опыт, а для нас это решает одну из самых трудных проблем.

— Но им нужен углерод и для их собственной башни…

— У них его сколько угодно на Деймосе — как раз там, где надо. Народный банк уже прикидывает схему размещения рудников — хотя само производство им, как и нам, придется налаживать в космосе.

— Почему?

— Из-за гравитации. Даже Деймос не свободен от ускорения свободного падения, равного нескольким сантиметрам в секунду за секунду. А супернити можно создавать лишь в условиях полной невесомости. Иначе нельзя обеспечить совершенную кристаллическую структуру, неизменную на протяжении сотен и тысяч километров.

— Спасибо за разъяснение, Вэн. Вы не убьете меня, если я задам вам еще один вопрос: почему вы отказались от своего первоначального замысла? Мне очень нравилась ваша связка из четырех труб: две для движения вверх, две — вниз. Конструкция сродни метрополитену была доступна моему пониманию, даром что вы развернули ее на девяносто градусов.

Не в первый раз — и наверняка не в последний — Морган поразился памяти старика и его хваткому вниманию к мелочам. Лучше было и не рассчитывать, что шейх Абдулла примет хоть что-нибудь на веру; иногда его вопросы были продиктованы чистой любознательностью, чаще — еще и уверенностью в собственной силе, уверенностью столь полной, что он мог не сдерживать любопытства из боязни уронить свое достоинство. Так или иначе, он никогда не упускал из виду ни одной существенной детали.

— Боюсь, что поначалу мы еще не вполне освободились от стандартных земных представлений. Мы уподобились тем первым конструкторам автомобилей, что продолжали делать кареты, только без лошадей. Сегодня мы пришли к идее пустотелой квадратной башни с одной колеей на каждой внешней поверхности. Можете считать, что это четыре железнодорожные линии. Вверху, на орбите, каждая сторона башни достигает сорока метров в ширину, внизу сужается до двадцати.

— Как стал… сталаг…

— Вы хотите сказать — как сталактит. Да, если смотреть снизу вверх. С инженерной точки зрения хорошей аналогией была бы старая Эйфелева башня — если перевернуть ее вверх ногами и вытянуть в сто тысяч раз.

— Неужели в сто тысяч?

— Примерно так.

— Ну что ж, кажется, на Земле нет закона, запрещающего строить башни сверху вниз.

— Не забывайте, что будет еще и башня снизу вверх — от синхронной орбиты к якорной массе, удерживающей всю систему как бы в натянутом состоянии.

— А промежуточная станция? Надеюсь, от нее вы не отказались?

— Нет, она по-прежнему на том же месте — в двадцати пяти тысячах километров над землей.

— Это хорошо. Понимаю, что мне туда никогда не попасть, и все-таки нет-нет да и подумаю: а вдруг?.. — Шейх пробормотал что-то по-арабски, — Видите ли, существует легенда, будто гробница Магомета подвешена на полпути между небом и землей. В точности как промежуточная станция.

— Обещаю вам, господин президент, когда откроется движение, устроить банкет в вашу честь именно там, на промежуточной.

— Если вам удастся ни на секунду не отклониться от графика, — должен признать, что пуск Гибралтарского моста опоздал по сравнению с графиком всего на год, — мне к тому времени стукнет девяносто восемь. Сомневаюсь, что мне суждено дожить до банкета.

«Но я-то доживу, — сказал себе Вэнневар Морган. — Теперь я убедился, что боги на моей стороне, какой бы смысл ни вкладывать в слово «боги»…»

— Ну хоть ты не говори мне, — взмолился Уоррен Кингсли, — что такому сундуку не оторваться от земли.

— Чуть было и в самом деле не сказал, — усмехнулся Морган, осматривая макет капсулы в натуральную величину. — Напоминает железнодорожный вагон, поставленный на попа.