Тому, что он делал сейчас, в истории земного транспорта не было прецедента. Он забрался выше любого самолета. И хотя этот «паучок», как и множество его предшественников, сделал бессчетное число рейсов до отметки двадцать километров и обратно, никому еще не разрешалось забираться выше; потерпевших аварию на большей высоте не удалось бы спасти. Регулярные прогулки «паучков» к основанию башни не предполагались до тех пор, пока оно не окажется гораздо ближе и пока у этой капсулы не появятся как минимум две соперницы-помощницы на соседних лентах. Морган поспешно отогнал непрошеную мысль о том, что заклинься у его одинокого «паучка» какое-нибудь колесико — и семеро узников «подвала» да и он сам обречены на верную гибель.

Пятьдесят километров от Земли; он достиг высоты, на которой при обычных условиях пролегает нижняя граница ионосферы. Естественно, он не ожидал увидеть ничего особенного — и заблуждался.

Первым намеком на предстоящие чудеса стало потрескивание в наушниках, затем боковым зрением он уловил какой-то трепетный свет. Свет исходил откуда-то из-под капсулы, отражаясь в зеркале заднего вида, установленном за окном. Морган развернул кронштейн как мог круче, пока не нацелил зеркало в точку метрах в двух за кормой. На мгновение он обомлел, не веря собственным глазам, потом вызвал центральный пост.

— У меня обнаружился попутчик. Думаю, это по ведомству профессора Сессюи. По ленте сразу вслед за мной бежит огненный шар диаметром — как бы не соврать — примерно двадцать сантиметров. Он держит постоянную дистанцию и, надеюсь, не нарушит ее и дальше. Должен признать, что зрелище очень красивое: шар светит мягким синеватым светом и каждые несколько секунд мерцает. И мерцание отдается треском в наушниках.

Прошла целая минута, прежде чем Кингсли ответил успокаивающе:

— Не тревожься, это всего-навсего огни святого Эльма. Такие же фокусы случались и раньше — вдоль ленты во время грозы. Если бы ты был на «паучке» старой конструкции, у тебя бы волосы встали дыбом в самом прямом смысле слова. А на новом ты сам ничего и не почувствовал — защита у тебя надежная.

— Даже не предполагал, что это может произойти на такой большой высоте.

— Мы тоже не предполагали. Захватил бы ты шарик с собой для профессора…

— Смотри-ка, он гаснет… Распухает и бледнеет… Вот и совсем погас. Наверное, воздух слишком разрежен. А жаль!..

— Ну, это еще цветочки, — заявил Кингсли. — Полюбуйся, что творится у тебя над головой…

В зеркале мелькнул треугольничек звездного неба — Морган развернул кронштейн к зениту. Сначала он не заметил ничего необыкновенного, тогда он погасил все индикаторы на приборной панели и выждал в полной темноте.

Понемногу глаза привыкли к мраку, и в глубине зеркала наметилось красноватое сияние. Сияние разгоралось, ширилось, поглощало звезды, пылая ярче и ярче, и наконец разлилось на полнеба — теперь Морган видел его и без зеркала.

С неба на землю опускалась огненная решетка, прутья решетки вздрагивали и колыхались. В эти минуты инженер, пожалуй, начал понимать людей, которые, подобно профессору Сессюи, посвятили жизнь разгадыванию секретов природы.

Северное сияние, покинув свои владения у полюсов, пожаловало редкостным гостем на экватор.

Даже профессор Сессюи, хотя он и находился на целых пятьсот километров выше, вряд ли удостоился столь величественного зрелища. Магнитная буря разыгралась не на шутку; коротковолновые переговоры, к которым все еще прибегали во многих сферах человеческой деятельности, вероятно, прервались на всем земном шаре. Моргану чудилось, что он слышит слабый шорох, будто где-то неподалеку пересыпали песок или собирали хворост. Не в пример статическим разрядам, вызванным близостью огненного шара, шорох не имел никакого отношения к электронике и продолжался даже тогда, когда инженер выключил всю радиосвязь.

Переливчатые бледно-зеленые полотнища с малиновой каймой тянулись по небу из края в край, тяжело покачиваясь, словно их встряхивала чья-то невидимая рука. Это работал солнечный ветер — его ураганные порывы со скоростью, исчисляемой миллионами километров в час, достигали Земли и уносились далеко за земную орбиту. Наверное, слабенькое сияние озаряло сейчас и недвижимые марсианские небеса, а уж ядовитая пелена, окутывающая Венеру, пылала неистовым пожаром. На несколько минут Морган почти ослеп: из-за складок пламенного занавеса поднялся сноп ярких лучей, лучи развернулись веером, обшаривая горизонт, и, словно прожектор, ударили ему в глаза. Небесный фейерверк набрал такую силу, что при желании можно было читать.

Высота двести километров; «паучок» карабкался все так же бесшумно и легко. Не верилось, что он покинул Шри Канду всего-навсего час назад. Не верилось, что Шри Канда, да и сама планета Земля все еще существуют — Морган взбирался по чудовищной теснине, сжатый со всех сторон стенами огня.

Иллюзия длилась считаные секунды; затем непрочное равновесие магнитных полей и пришедших извне корпускулярных потоков оказалось нарушенным. Но был скоротечный миг, когда Морган и впрямь чуть не уверовал, что вырвался из бездны, по сравнению с которой даже долина Маринерис — «Великий марсианский каньон» — казалась неглубокой царапиной. И вдруг блистающие утесы километров по сто в вышину сделались прозрачными, сквозь них проступили звезды. И Морган вновь осознал, что перед ним лишь исполинские световые миражи.

Как самолет, наконец-то прорезавший густую пелену облаков, «паучок» поднялся выше огненного представления. Пылающий туман со всеми его конвульсиями и метаморфозами остался внизу. Однажды много лет назад Морган попал на борт морского лайнера и вместе с толпой завороженных туристов вглядывался с кормы в тропическую ночь и в неправдоподобно прекрасные, взбитые винтами светящиеся волны. Переливы голубизны и зелени, мерцающие внизу под «паучком», по цвету были очень похожи на свечение моря; но там это свечение порождали мельчайшие частицы планктона, а здесь — здесь, казалось, ведут свои игры невиданные чудовища, населяющие верхние слои атмосферы…

Он позволил себе на какое-то время забыть о своей миссии и даже вздрогнул, когда настала пора вернуться к действительности.

— Как поживает навесная батарея? — осведомился Кингсли. — По расчету, она иссякнет через двадцать минут…

Морган бросил взгляд на приборную панель.

— Мощность упала до девяноста пяти процентов. А скорость, представь себе, возросла. Было двести «щелчков», стало двести десять…

— Все правильно. «Паучок» почуял, что уменьшилась сила тяжести, — на твоей высоте она составляет девять десятых земной…

Одна десятая — такая потеря веса была, разумеется, незаметной, к тому же он был привязан к сиденью ремнями и одет в легкий, но отнюдь не невесомый скафандр. И все же Морган ощущал какую-то необычную бодрость: уж не от избытка ли кислорода?

Но нет, поступление кислорода в пределах нормы. Надо полагать, это просто возбуждение, вызванное величественным зрелищем. Впрочем, зрелище подходило к концу, сполохи суживались, отступали на север и на юг, к своим приполярным владениям. И еще, быть может, сказывалось чувство определенного удовлетворения — задача, недавно казавшаяся невыполнимой, решалась успешно…

Объяснение представлялось достаточно логичным, но не исчерпывающим. Откуда взялось это чувство радостной, почти счастливой уверенности в себе? Уоррен Кингсли, любитель подводного плавания, рассказывал, что испытывает нечто подобное, когда отдается во власть морской стихии. Морган никогда не разделял восторгов помощника, но, наверное, туг что-то есть… Казалось, все треволнения и заботы остались там, на планете, укрытой за ажурными хитросплетениями северного сияния…

Звезды, отступившие было под натиском таинственного гостя с полюсов, вернулись на свои привычные места. Морган вновь направил зеркало в зенит; он не надеялся на немедленную удачу, а все-таки — что, если башня уже видна? Но видны были, и то благодаря последним слабым отблескам сияния, лишь несколько метров узкой ленты, по которой стремительно и плавно бежал «паучок». На этой ленточке сейчас в буквальном смысле слова висели его собственная жизнь и семь других жизней. Скорость не ощущалась — поверхность ленты была предельно ровной, и никакая фантазия не помогала поверить, что металл несется под колесами капсулы со скоростью более двухсот километров в час. И тут, словно эта цифра дала мыслям новый толчок, память внезапно вернула Моргана в детство, и он понял причину своего приподнятого настроения.