«С Бобом Фаррелом мы встречались три года назад, когда он прилетал на Титан. Посол хорошо меня помнит. Так это или нет, но говорил он вполне убедительно. Возможно, умение производить нужное впечатление — неотъемлемое искусство каждого дипломата. Фаррел держался очень дружелюбно, всем своим видом выражая готовность помочь. Тем не менее мне показалось, что он что-то недоговаривает и исподволь старается что-то от меня узнать. Я понимаю двойственность его положения: будучи терранцем, представлять интересы другой планеты. Когда-нибудь у нас из-за этого могут возникнуть трудности, но пока что заменить Фаррела некем. Никто из титанцев не смог бы постоянно жить на Земле…»

«К счастью, никаких острых неотложных проблем пока не вырисовывается. До начала восьмидесятых годов «Соглашение о поставках водорода» пересматриваться не будет. Но есть десятки мелких вопросов, список которых я передал Фаррелу. Например: можем ли мы быстрее получать заказываемое оборудование; как можно оптимизировать графики поставок; почему буксует новый обмен студентами — и так далее. Фаррел пообещал свести меня с нужными людьми, способными разрешить эти проблемы. Но я намекнул ему, что хотел уделить какое-то время знакомству с Землей. И потом, он ведь не только наш человек в Вашингтоне, но и полномочный представитель на всей планете…»

«Похоже, Фаррел изрядно удивился, узнав, что я намереваюсь провести здесь около года. Думаю, пока лучше не раскрывать ему главной причины. Впрочем, наверное, он и так догадается. Когда он тактично поинтересовался моим бюджетом, я сообщил ему о любезности, оказанной мне Комитетом по празднованию пятисотлетия Соединенных Штатов, а также добавил, что на счету Макензи во Всемирном банке имеется определенная сумма, которой я намерен воспользоваться. «Понимаю, — сказал Фаррел. — Старине Малькольму сейчас должно быть больше ста двадцати. Даже на Земле люди стараются понадежнее упрятать денежки, чтобы Общественному фонду досталось как можно меньше». Я не совсем понял, о чем речь, но расспрашивать не стал. Затем Боб (правда, без особого энтузиазма) сообщил, что любой персональный счет можно на законных основаниях завещать посольству для оплаты его текущих расходов. Я дипломатично ответил, что мысль интересная и что я обязательно ее запомню…»

«Фаррел вызвался помогать мне во всем, что касается составления приветственной речи. Очень любезно с его стороны. Я сообщил ему, что продолжаю работать над речью. По словам Фаррела, окончательный проект желательно завершить к концу июня, чтобы у всех влиятельных комментаторов было время заранее с ним ознакомиться. В противном случае моя речь рискует потонуть в словесных потоках великого июльского дня. Очень ценный совет, сам бы я не догадался. Потом я спросил: «А разве другие гости не поступят аналогичным образом?» — «Конечно, — ответил наш посол. — Но у меня есть хорошие друзья во всех средствах массовой информации. К тому же Земля проявляет большой интерес к Титану. Вы и по сей день остаетесь бесстрашными первопроходцами, прорубающими путь человеческой цивилизации в дальнем уголке Солнечной системы. По правде говоря, на Земле мало кто горит желанием влиться в ваши ряды. Но нам нравится слушать рассказы первопроходцев». Мне показалось, что мы неплохо понимаем друг друга, и я рискнул спросить Фаррела: «А что, Земля действительно приходит в упадок?» На мой вопрос он усмехнулся и быстро ответил: «Нет, мы не в упадке». Затем помолчал и добавил: «Но со следующим поколением на Землю придет упадок». Знать бы, какова доля правды в его шутке…»

«Потом мы минут десять говорили об общих друзьях. Он вспомнил Хелмеров, Вонгов, Морганов и Ли. Похоже, он хорошо знает всех влиятельных людей Титана. Наконец Фаррел спросил меня о бабушке Элен, и я ответил, что она такая же, как всегда. Он правильно понял мой ответ… На этом наша беседа с послом окончилась. Вернулся Джордж и повез меня на свою ферму… Я впервые увидел местность, по которой можно ходить без кислородной маски и специального костюма. Это впечатление я перевариваю до сих пор…»

— Не стоит слишком уж всерьез относиться к программе торжеств, — посоветовал Дункану Джордж Вашингтон, — Ее до сих пор окончательно не утрясли. Чуть ли не каждый день какие-нибудь изменения. Но ваши основные встречи — я их пометил — меняться не будут. Особенно четвертого июля.

Дункан перелистал небольшой буклет, врученный ему Д жорджем в салоне лимузина. Ему стало не по себе. Страницы изобиловали именами, адресами и датами всевозможных торжественных встреч, приемов, балов и концертов. Похоже, в начале июля люди будут спать лишь урывками. Понимая, сколько обязательных церемоний выпадает на долю Клэр Хансен, он искренне посочувствовал нынешнему президенту Соединенных Штатов.

Как ему объяснил Джордж, госпожа Хансен удостоилась в этом году особой чести быть президентом не только Соединенных Штатов, но и президентом Земли. Разумеется, сама она ни о том ни о другом не просила. Если бы она предложила свою кандидатуру… точнее, если бы ее лишь заподозрили в этом, политическая карьера Клэр Хансен тут же закончилась бы раз и навсегда. В течение последних ста лет практически все политические руководители высшего ранга избирались не людьми, а компьютером. Составлялся список кандидатур, пригодных для той или иной должности. Выбор, сделанный электронными мозгами, был произвольным и совершенно беспристрастным. Людям же понадобилось несколько тысяч лет, чтобы убедиться: есть должности, где категорически не должны работать люди, стремящиеся к подобному виду деятельности. В особенности если они проявляют излишний энтузиазм. Один проницательный политический комментатор как-то остроумно сказал об этом: «Нам нужен президент, которого придется чуть ли не палкой загонять в Белый дом, но который будет прекрасно справляться со своими обязанностями и даже получит дополнительный отпуск за свое усердие».

Дункан отложил буклет. У него еще будет время прочитать эту книжицу от корки до корки. А сейчас он должен, так сказать, весь обратиться в зрение, чтобы впитывать и запоминать просторы планеты Земля, одновременно наслаждаясь ясным солнечным днем.

Но вместо наслаждения Дункан столкнулся с новой проблемой. Он еще никогда не видел столь яркого солнечного света. Нестерпимое сияние его ошеломило и даже испугало. Теоретически Дункан знал, что на Земле яркость солнечного света раз в сто выше, чем на Титане. Но он слишком привык видеть скромную далекую звездочку, и то в редкие ясные дни. Пока лимузин неслышно несся через предместья Вашингтона, Дункан нацепил специальные очки и подобрал себе комфортный уровень затемнения.

Здесь он был как новорожденный младенец, впервые увидевший окружающий мир. Многих предметов, попадавших в поле зрения, он просто не знал; иные узнавал, пробудив в памяти прочитанное и увиденное. Впечатления напирали на него со всех сторон, не давая передохнуть. Дункан был близок к отчаянию и уже собирался просто закрыть глаза, когда явилась спасительная мысль: эту лавину образов нужно упорядочить. Сосредоточиться на какой-то одной категории предметов, а все остальные игнорировать, как бы они ни пытались завладеть его вниманием.

Он решил сосредоточиться на деревьях. Опять-таки теоретически Дункан знал: на Земле растут миллионы деревьев.

Но тогда они были для него чем-то отвлеченным, не более чем картинками из учебника ботаники. А здесь — такое разнообразие пород, и все они отличаются видом, размерами и цветом листьев. Каждая порода имела свое название, которого он не знал. Дункан со стыдом подумал, что не знает названий даже тех нескольких деревьев, что росли в его родном Меридиен-парке. Здесь же перед ним разворачивалась целая древесная вселенная. С незапамятных времен она сопровождала земное человечество. Увы, он мог лишь очумело молчать, поскольку в его языке не хватало нужных слов.

Еще одним потрясением стали цветы. Вначале Дункан не мог понять, что это за пестрые пятна, затем догадался. Цветы росли и в искусственных городах Титана, но скромными клумбочками. Как и деревья, они были очень дорогими и требовали к себе постоянного внимания. А в окрестностях Вашингтона цветы росли сами по себе, поражая еще большим разнообразием, чем деревья. И снова ему оставалось только глазеть, ведь он не знал названия ни одного цветка. Окружающий мир был полон невыразимых красот. Невыразимых в полном смысле этого слова. Летя сюда, Дункан считал, что земные впечатления вызовут в нем если не восторг и удивление, то хотя бы тихую, спокойную радость. Но подавленности от впечатлений он никак не ожидал…