— Узнаете вы этого человека? — спросил Раджасингх.

— В жизни его не видел, — мгновенно отозвался Саратх. — И это ради него ты вызвал меня из Махарамбы? Мы только-только собрались вскрывать усыпальницу…

— А мне, — вмешалась Максина Дюваль, и в ее знаменитом контральто проскользнула нотка легкого раздражения, способная любого (кроме таких толстокожих, как профессор Саратх) аккуратненько поставить на отведенное ему в ее присутствии место, — мне пришлось покинуть мой тримаран в самом начале гонок по озеру Саладин. Само собой разумеется, я знаю доктора Моргана. Уж не задумал ли он строить мост с Тапробана в Индустан?..

Раджасингх рассмеялся.

— Да нет, мы уже двести лет вполне обходимся дамбой. Извините, что вытащил вас сюда; впрочем, вы, Максина, обещали выбраться ко мне в гости столько раз, что я сбился со счета.

— Признаю свою вину, — вздохнула она. — Так неотлучно торчу у себя в студии, что подчас совершенно забываю об ином, настоящем мире и о населяющих его тысячах закадычных друзей и миллионах близких знакомых.

— К какой же категории вы относите доктора Моргана?

— Встречалась с ним раза три-четыре. После завершения Гибралтарского моста мы брали у него большое интервью. Весьма незаурядный тип.

«Ого, — подумал Раджасингх, — в устах Максины это прямо-таки комплимент…» Вот уже более трех десятилетий она являлась, пожалуй, одной из самых уважаемых представительниц своего нелегкого ремесла. Она была обладательницей всех высших профессиональных наград: Пулитцеровской премии, специального приза всемирной «Глобал таймс», премии Фроста. И это лишь надводная часть айсберга: совсем недавно, к примеру, она временно отказалась от активной работы, подписав контракт на двухлетний курс лекций на факультете электронной журналистики Колумбийского университета.

Все эти почести несколько смягчили ее нрав, хотя и не избавили от склонности к язвительным остротам. В свое время она пылко воскликнула: «Поскольку женщинам предоставлено исключительное право рожать детей, то, надо думать, милосердная природа приберегла какую-нибудь привилегию и для мужчин. Только я что-то не соображу какую». Теперь она волей-неволей утратила былую непримиримость — и тем не менее недавно отхлестала подвернувшегося под горячую руку директора-распорядителя: «Я женщина, черт возьми, а не просто фамилия в картотеке!..»

В том, что она женщина, никто не посмел бы усомниться: она была замужем четыре раза, а о том, каких она подбирает

себе ассистентов, ходили легенды. От ассистентов-операторов, независимо от пола, требовались молодость и атлетизм: бегать с оборудованием весом до двадцати килограммов — не шутка. Ассистентами Максины Дюваль выступали неизменно мужчины и неизменно самые красивые; в телевизионных кругах ходила давняя эпиграмма: «Коль не красавец ты, едва ль тебя заметит М. Дюваль». Эпиграмма была в сущности беззлобной: Максину любили даже ее профессиональные противники, даже те, кто ей смертельно завидовал.

— Гонок, конечно, жаль, — бросил Раджасингх, — хотя позвольте напомнить, что «Марлин-три» уверенно выиграл и без вас. Думаю, чуть позже вы оба согласитесь, что эта встреча гораздо важнее… Впрочем, пусть Морган скажет сам за себя.

Раджа нажал на кнопку проектора, и неподвижная фигура возродилась к жизни.

— Меня зовут Вэнневар Морган. Я занимаю пост главного инженера наземных проектов Всемирной строительной корпорации. Последний из моих осуществленных проектов — Гибралтарский мост. Но сегодня я хочу рассказать о новом замысле, несравненно более честолюбивом.

Раджасингх посмотрел на собеседников. Морган, как и следовало ожидать, взял их за живое.

Откинувшись в кресле, отставной дипломат готовился вновь выслушать инженера, вновь оценить его невероятную идею. «Странно, — мелькнула мысль, — до чего же быстро мы свыклись с условностями такой заочной беседы и перестали обращать внимание на очевидные погрешности». Ни тот факт, что Морган «двигался», не сходя с места, ни вопиющие искажения перспективы, если «действие» развертывалось за пределами четырех стен, не в силах были разрушить стойкое ощущение реальности.

— Миновали уже почти два столетия космической эры. И с каждым годом наша цивилизация все в большей мере зависела от роя спутников, обращавшихся вокруг Земли. Всемирная связь, предсказание погоды и управление ею, разведка полезных ископаемых и ресурсов океана, информационная служба — случись что-нибудь с космическими системами, обслуживающими эти и другие потребности человека, мы тут же скатились бы обратно к средневековью. Неизбежный хаос, эпидемии, голод свели бы на нет все наши достижения.

А если бросить взгляд за пределы Земли, то люди уже основали экономически самостоятельные колонии на Марсе, Меркурии и на Луне, разрабатывают неисчислимые богатства пояса астероидов и вплотную подошли к зарождению межпланетной торговли. Пусть это заняло чуть больше времени, чем рассчитывали оптимисты, но сегодня всем и каждому ясно, что завоевание воздуха действительно явилось лить скромной прелюдией к завоеванию космического пространства.

Однако ныне мы столкнулись с серьезнейшей проблемой, которая стала без преувеличения преградой на пути прогресса. Спору нет, усилиями ученых нескольких поколений ракета превратилась в надежное средство сообщения…

— Он что, решил изобрести велосипед? — пробормотал Саратх.

— …и тем не менее космические корабли до сих пор крайне неэффективны. Хуже того, они разрушительно действуют на окружающую среду. Несмотря на все попытки придерживаться точно рассчитанных входных коридоров, грохот взлетов и посадок тревожит миллионы людей. Отработанные газы, скопившиеся в верхних слоях атмосферы, уже вызывают перемены климата, которые могут иметь самые плачевные последствия. Вспомните хотя бы повсеместное распространение рака кожи в двадцатых годах и астрономическую стоимость химикатов, использованных для восстановления ионосферы.

И все же если мы проанализируем существующие сегодня тенденции, то убедимся, что интенсивность космических перевозок к концу столетия должна повыситься еще на пятьдесят процентов. И это уже невыполнимо без катастрофического ущерба для нашего образа жизни, а может статься, и без угрозы для самого нашего существования. Конструкторы ракет просто не в силах предложить нам ничего нового — они почти достигли пределов КПД, установленных законами физики.

Какова же альтернатива? Люди столетиями мечтали об антигравитации, о «нуль-транспортировке». Но пока не обнаружено даже намека на то, что такие вещи возможны; современная наука склонна считать, что это, увы, беспочвенные мечты. И тем не менее уже в самое первое десятилетие космической эры нашелся в России дерзкий инженер, разработавший систему, в сравнении с которой ракета может стать архаичной, как трамвай. Прошли годы и годы, прежде чем идеи Юрия Арцутанова были восприняты всерьез. И понадобилось без малого два столетия, чтобы техника достигла уровня, нужного для их реализации…

Проигрывая запись — а он делал это не впервые, — Раджасингх каждый раз ловил себя на мысли, что теперь-то изображение и вправду ожило. И нетрудно было сообразить почему: теперь Морган уже не излагал информацию, полученную из чужих рук, а находился, так сказать, на своей собственной территории. И, невзирая на внутренние сомнения и страхи, Раджа помимо воли заражался его увлеченностью. В конце концов, это качество встречается не так уж и часто…

— Выйдите в ясную ночь на улицу, — продолжал Морган, — и вы увидите обыкновенное чудо нашего века — звезды, которые не восходят и не заходят, а остаются словно бы приколотыми к одной точке неба. Мы, как до нас наши отцы и даже деды, ничуть не удивляемся синхронным спутникам и космическим станциям, движущимся над экватором со скоростью вращения Земли, а потому для нас с вами совершенно неподвижным.

Вопрос, который задал себе Арцутанов, в детской своей наивности граничил с гениальностью. Обыкновенный образованный человек никогда до такого не додумался бы — а если бы и додумался, то немедля прогнал бы эту мысль от себя как заведомо бредовую.