В предисловии к сборнику «Бумажные кораблики против течения», вышедшему в 1963 г. (этот сборник, включающий не только рассказы и радиопьесы, но и острые статьи на злободневные темы, обозначил определенный этап творческого пути Йозефа Рединга), он писал: «Тому, что люди моего поколения прожили и пережили третью империю, не сделавшись совиновными, они едва ли обязаны особой силе характера, а просто дате рождения. Поэтому у нас нет права из этого случайного политического алиби делать моральный капитал. Мы потеряем этот незаслуженный дар невиновности, если не будем стремиться честной повседневной работой, установлением предупредительных сигналов остановить возврат на позиции вчерашнего дня»[7].

С этой же точки зрения написаны острые сатирические рассказы Йозефа Рединга на темы политической жизни ФРГ, которые он объединил в сборник, названный — в отступление от обычая — «Мои предложения правительству» («Бутафорский бундестаг», «Тележка для парадов», «Фильтр для мемуаров»). Вошел в этот сборник и рассказ «Доктор Безиллюзио», уничтожающий портрет модного современного пророка, в котором нетрудно увидеть новоявленных властителей дум и развратителей молодежи, во множестве появлявшихся в общественной жизни Запада за последние годы.

Бумажным корабликам, борющимся с течением, писатель уподобляет листки рукописей. Этот образ взят из воспоминаний детства, когда Йозеф Рединг вместе с другими детьми пускал кораблики по каналам родного Рура. Большинство бумажных суденышек гибло, но некоторым удавалось достичь цели за горизонтом. Эта цель означала «простор, незамутненную ясность и воздух, которым все могут дышать свободно»[8].

Дети — частые гости на страницах книг Йозефа Рединга. Он любит писать не только для маленьких, но и о маленьких. Его влечет к себе детское сознание, в котором еще не потускнели представления об истине, добре, справедливости, в котором видимость совпадает с сущностью. Из всех униженных и оскорбленных этого мира дети, по Йозефу Редингу, больше всего нуждаются в защите и более всего достойны зашиты. Но нигде детский взгляд на жизнь не абсолютизируется им — как это часто бывает в современной литературе, — не становится неким символом чистоты в противовес «грязному» миру взрослых, то есть связанному с общественной жизнью. Противоречия этой жизни настигают и его маленьких героев. Человек начинается с детства, характер формируется с самых ранних лет — таков не в последнюю очередь смысл рассказа «Иссоп через два “с”». В рассказе «Воспитание мужества в роду Маллингротов» подросток спас маленькую девочку от неминуемой гибели. Уже после того, как он, подчиняясь безотчетному порыву, вырвал ее из-под колес автомашины, его начинает бить дрожь страха. Отец не успокаивает мальчика; он рассказывает, что и он сам, и его отец не раз в решающие минуты испытывали чувство страха, но это не мешало им действовать так, как они считали правильным. У бедняков свой кодекс чести.

Среди произведений Йозефа Рединга есть немало рассказов о людях искусства, о писателях. Герои их весьма отличаются друг от друга — есть талантливые, а есть ограниченные, есть скромные, а есть самодовольные, есть смелые, а есть и трусы. Герой рассказа «Выстраданное решение» — писатель, который пишет так, что «понятно и молочнице», который не гнушается злобы дня, не боится враждебных нападок, не боится ставить острые вопросы и не предлагает легкие ответы. Таким его сделала война и концлагерь. «Но теперь слова у него стали не такими, как до войны. В них была решимость, была четкая позиция. Строки машинописных листов тыкали читателя носом в неприятное». После его смерти осталась старая, кряхтящая машинка, которую вдова, не без сомнений и колебаний, отдает сыну-школьнику. Сын характером похож на отца. Так передают подмастерью инструмент умершего мастера. Этот писатель — тоже неотъемлемая часть мира, созданного Йозефом Редингом, ибо он взят из жизни.

Рассказы Йозефа Рединга редко бывают назидательны, они полны внутреннего драматизма, в них всегда есть сложное и не «однолинейное» столкновение характеров. Поэтому их так легко превратить в пьесы, а некоторые, по существу, представляют собой готовый сценический текст. В них большую роль играет диалог — короткий, напряженный, оставляющий широкий простор для читательского воображения, позволяющий немногими репликами воссоздать характеры героев, их глубинную человеческую сущность. Сложность человеческой психологии, как и сложность мира, в котором живет человек, входит одной из главных составляющих в мышление Рединга-художника. Его рассказы надо читать медленно, лучше — вслух, потому что каждое слово в них значимо и важно, каждое слово стоит на своем месте.

П. Топер

«Повторный курс для актеров без ангажемента. Часть IV. Нетленное призвание мима. Ведет профессор Турра». Вот что было написано заковыристыми буквами на белом куске картона, прикрепленном к двери. А за дверью…

— Итак, господа, в вас должен вибрировать каждый нерв, вскипать каждая капля крови при мысли о тех задачах, которые встанут перед вами пусть не сегодня, пусть в ближайшем будущем. О эта столь часто поминаемая кровь артиста! Не расточайте ее, столкнувшись с преходящими затруднениями, в балаганах и низкопробных кабаре! Берегите эту творческую субстанцию в ожидании великого часа! Помните одно: истинная творческая потенция, кровь искусства, не имеет цены. Quod erat demonstrandum![9]

Сосущий звук был прерван звяканьем. Резиновый жгут, сжавший руку молодого человека, ослабил хватку. На мгновение подкатила не очень сильная боль: крохотную ранку под иглой смазали йодом. Сверху пластырь. Кровать, стоявшая рядом, отъехала почти бесшумно.

— Все в порядке, — сказал дурно выбритый врач своему ассистенту. — По-моему, переливание прошло удачно. — И, бросив взгляд в тронутое синевой лицо молодого человека, докончил. — А вы можете сразу же идти в кассу, господин, господин…

— Бренкен.

— Ах да, господин Бренкен.

Когда молодой человек сунул карточку в окошко кассы, сестра едва заметно кивнула.

— Вы господин Бренкен, актер без ангажемента. Вторая группа крови, так?

— Так.

— Вы сдали триста кубиков. Распишитесь, пожалуйста. Вам причитается двадцать пять марок. Десять, двадцать, двадцать пять. Верно?

Прошло несколько мгновений, прежде чем раздвинулась черная пелена, уже несколько минут висевшая перед глазами молодого человека.

— Не знаю, — ответил он.

— То есть как?

— Я не знаю, — повторил он.

— Чего не знаете? Триста кубиков крови стоят ровно двадцать пять марок. Вот, пожалуйста, две десятки, одна пятерка. Теперь вы видите, что мы заплатили вам за кровь до последнего пфеннига?

— Да, вероятно, вы правы. Триста кубиков — это двадцать пять марок. Все сходится, точно сходится, — сказал молодой человек и негромко хохотнул.

Молодая дама в иссиня-белом сестринском облачении не поняла, к чему относится этот смех. И окошко решительно захлопнулось.

Молодой человек медленно, неверными шагами вышел на улицу. Он засмеялся еще раз, и смех его был таким же бескровным, как все в нем — мозг, руки, ноги, губы.

— А теперь пусть я буду кладоискатель, — сказал мальчик с тремя перьями в волосах.

— Да, теперь ты будешь кладоискателем! — хором воскликнули девочки, которые только что были «скво» при самом храбром вожде.

Мальчик взял лопату и отправился на луг к змеиному гнезду, где ребята в прошлом году видели чету веретениц. Он решительно вонзил лопату в упругий дерн. Капельки пота заблестели вскоре у него на лбу, под ясными глазами и на крыльях носа. Мальчик отсекал и вынимал неправильные куски дерна. Теперь ржаво-красная лопата проникла во влажную черную глубину. Девочки сели на траву чуть поодаль, плели венки из одуванчиков и отрывались от своего занятия, лишь если мальчик переставал копать и вытирал пот со лба.