Любопытно и другое: ни о стратфордской, ни о лондонской жизни драматурга сведений никаких не сохранилось, за исключе­нием расписок его должников и завещания, которые до сих пор вызывают недоумение критиков. Вот его текст, составленный за несколько недель до смерти: «Во имя Бога, аминь. Я, Шекспир... в полном здравии и полной памяти совершаю и предписываю эту мою последнюю волю...» Далее на трех страницах следует скрупу­лезное распределение между наследниками — женой и дочерь­ми — нажитого добра, вплоть до домашней утвари и посуды. Но особенно впечатляет то место в документе, где Шекспир завещает законной супруге и матери своих детей кровать, но при этом ого­варивает, что речь идет о «второй по качеству» кровати. Между прочим, не упомянуто в завещании о книгах — весьма дорогих в начале XVII в., которые наверняка должны были быть в его доме, будь он таким разносторонне образованным человеком.

К этому следует добавить, что не уцелело рукописей ни одной из пьес Шекспира, ни одного его письма, ни прижизненных порт­ретов, ни отзывов современников. Сомнительны даже сохранив­шиеся подписи драматурга под несколькими юридическими до­кументами. Здесь тоже возникает вопрос: не подписывались ли нотариусы за клиента, который в таком случае обнаруживает свою неграмотность? Кстати, в самом завещании, процитированном выше, имя Шекспир записано один раз в традиционном начерта­нии, а в другом месте как Шекспер.

Надо сказать, что Шекспер стал Шекспиром по какой-то иронии судьбы, точнее сказать, из-за созвучия его фамилии с псевдонимом того, кто подписывал свои произведения «Shake-speare» — Потря­сающий Копьем. Именно так переводится имя, стоящее под тво­рениями Великого Барда, и именно так, через дефис, оно было написано под его первым произведением — поэмой «Венера и Адо­нис», вышедшей в 1593 г.

Это и множество других несоответствий и породили так назы­ваемый «шекспировский вопрос», который не имеет прецедентов в истории мировой литературы. Начиная с XIX в. шекспироведение разделилось на два враждующих лагеря: стратфордианцев (т. е. при­знающих автором Шекспера из Стратфорда, и нестратфордианцев, пытающихся найти реального автора, скрывающегося под маской). Последние, основываясь на косвенных доказательствах, выдвину­ли несколько «кандидатов в Шекспиры», о чем речь еще впереди.

Проблема заключается в том, что, судя по количеству и высо­кому интеллектуальному наполнению Произведений, их автор обладал гигантским, ни с чем не сравнимым объемом активного лексикона — от 20 до 25 тысяч слов, в то время как у самых обра­зованных и литературно одаренных его современников, скажем, таких как философ Фрэнсис Бэкон, — около 9—10 тысяч слов, у Теккерея — 5—6 тысяч слов. Современный англичанин с высшим образованием употребляет не более 4 тысяч слов. Шекспир же, как сообщает Оксфордский словарь, ввел в английский язык около 3200 новых слов — больше, чем его литературные современники Бэкон, Джонсон и Чапмен, вместе взятые.

Автор пьес хорошо знал французский язык (в «Генрихе V» целая сцена написана на французском), итальянский, латынь, разбирался в греческом, прекрасно ориентировался в истории Англии, в древ­ней истории, мифологии, географии, во многих вопросах государ­ственного управления, что можно встретить лишь у опытного политического деятеля. В некоторых пьесах автор откровенно вы­ражает свои симпатии к аристократии и презрение к черни, до­вольно странные для сына мелкого торговца из небольшого про­винциального городка.

Сюжет «Гамлета» взят из книги француза Бельфоре, переведен­ной на английский только через сто лет. Сюжеты «Отелло» и «Ве­нецианского купца» заимствованы из итальянских сборников, также появившихся на английском только в XVIII в. Сюжет «Двух веронцев» взят из испанского пасторального романа, до появления пьесы никогда не публиковавшегося на английском.

Установлено также, что Шекспиру была прекрасно известна древ­няя и современная литература, он использовал сочинения Гомера, Овидия, Сенеки, Плутарха, причем не только в переводах, но и в оригиналах. Исследованиями ученых подтверждена основа­тельность познаний автора пьес в юриспруденции, риторике, му­зыке, ботанике (специалисты насчитали 63 названия трав, дере­вьев и цветов в его произведениях), медицине, военном и даже морском деле: доказательством тому — команды, отдаваемые боц­маном в «Буре». Прибавим то, что драматург хорошо знал многие места Северной Италии, Падуи, Венеции, естественно, помимо Ан­глии... Короче говоря, в произведениях Шекспира видна личность чрезвычайно эрудированная, высокообразованная, владеющая языками, знающая зарубежные страны, осведомленная о быте высокопоставленных кругов тогдашнего английского общества, включая монархов, личность, знакомая с придворным этикетом, родословными, языком самой высокородной знати.

Теперь о рукописях. В 90-е годы имя Шекспира уже было извест­но издателям, которые буквально охотились за всем, что писал талантливый автор. На этом зарабатывали как сами издатели, так и поэты и драматурги, т. е. все, кроме самого Шекспира, притом, что его пьесы стоили неплохих денег. Куда же они исчезли, если учесть, что с ними работали десятки людей?

Среди немногих достоверно известных моментов биографии Уи­льяма Шекспера есть и еще один факт, вызывающий массу толко­ваний. Это упомянутый выше полный переворот в судьбе тридца­тилетнего человека, который вырос в провинциальном городке, был выгодно женат на женщине, родившей ему троих детей. Но вдруг по какой-то причине Уильям оставляет этот привычный мир и уез­жает в Лондон, где становится комедиантом. Что это означало? Да то, что в глазах обывателей он присоединился к людям, считавшим­ся в то время чуть ли не бродягами, не имевшими даже постоянно­го помещения, где они могли бы заниматься своим ремеслом (пер­вый театр в Лондоне строился уже после того, как Шекспер стал актером). Иными словами, блага, гарантированные прежним соци­альным статусом, он променял на непостоянство фортуны, вовсе не благоволившей к актерам, которых городские власти и, в част­ности, лорд-мэр постоянно изгоняли из деловой части Лондона.

Но, на удивление, молодой стратфордец очень быстро преуспел в новой, непривычной для себя среде. Играя на сцене, перелицо­вывая старые пьесы и создавая собственные, он сумел выделиться на фоне остальных актеров-профессионалов, стать пайщиком труппы и в конце концов вполне состоятельным человеком.

К сожалению, биографам ничего не известно о его реальной жизни в Лондоне. Зато хорошо известна сама атмосфера, в которой вращался драматург. Это был мир комедиантов и их аристократи­ческих покровителей, королевский двор, где они нередко ставили спектакли и могли лицезреть королеву, дома знати, куда писателей приглашали, чтобы заказать им сценарии для живых картин или любительских пьес-масок. Здесь ценились незаурядность, талант, каковыми Шекспер из Стратфорда несомненно обладал, а потому и был сразу же замечен столичной знатью. Сначала на него обратил внимание граф Саутгемптон, который представил даровитого автора молодым, блестящим аристократам графам Эссексу и Рэтлен­ду. Последнего Шекспер очень заинтересовал, пусть и с учетом того, что Рэтленд выбрал его лишь для предполагаемого участия в своей грандиозной литературной мистификации.

И здесь наступает другой поворотный момент в судьбе Шекс­пира, который также не получает внятного объяснения, — его столь же внезапный разрыв с театральным миром и возвращение в Стратфорд. Даже если предположить, что он не был творцом гениальных пьес, неясно, почему преуспевающий делец, каким он видится нестратфордианцам, не остался в столице, где так успеш­но вел дела? Что заставило его вернуться? Чувство долга перед семьей, которая на многие годы была чужда ему и покинута? Бо­лезнь, усталость от неустроенного быта? Философическое умона­строение на закате жизни и сознательное направление ее в новое русло? На эти вопросы тоже нет ответа.

Сомнения относительно личности Шекспира появились еще в XIX в., на закате аристократической эпохи, которую олицетво­ряли истинные джентльмены. В основе неприятий, помимо естес­твенного обывательского изумления перед необыкновенной ода­ренностью и плодовитостью драматурга, лежал, несомненно, и буржуазный снобизм. Многим трудно было признать, что бо­жественным даром наделен человек незнатного происхождения и темной биографии. А главное, каким образом заурядный актер из провинциального Стратфорда сумел затмить высокие универ­ситетские умы и знаменитых столичных драматургов?