— Раз уж вы знаете, что мы остановились в «Деле», значит, уже с ним беседовали. Ну и что он вам поведал?
— Что Кейт при беседе не присутствовала.
— Правильно. Мы с ним пообщались как коп с копом.
— Именно этого я и опасался. И что?
— А почему он вам этого не рассказал?
— Он рассказал мне, что вы сообщили ему о нашем пари. Надеюсь, сегодня вы в более приличном настроении.
Это был высший класс юмора, на какой вообще способен Том Уолш, и мне захотелось еще дальше продвинуть его в том же направлении. Поэтому я засмеялся.
— Вы что, пили? — спросил он.
— Нет, сэр. Мы все еще пьем.
— Понятно… Ну ладно…
— Вы, мне кажется, должны были позвонить Шефферу до нашего приезда и сообщить, что мы с Кейт официально назначены расследовать это дело, не так ли?
— По всей видимости, даже в пьяном виде вы не забываете о некоторых оплошностях с моей стороны.
— Том, даже будучи мертвым, я бы не забыл, как вы меня затрахали.
— Вам следует научиться вести нормальный разговор, не поддаваясь эмоциям, — посоветовал мистер Уолш.
— Зачем? Это единственное, что мотивирует мое участие в работе.
Уолш пропустил мою реплику мимо ушей.
— Шеффер вам помог? Вы что-нибудь у него узнали?
— Том, Шеффер сказал мне то же, что и вам. Он просто обожает ФБР.
— Думаю, нам следует продолжить этот разговор, когда вы немного отдохнете.
— Я в полном порядке.
— Ну хорошо, — вздохнул он. — Значит, так, для вашего сведения. Тело Харри сейчас перевозят вертолетом в Нью-Йорк для вскрытия. Насколько я понял, на теле имеются следы насилия.
Я не ответил.
— Это явно не несчастный случай на охоте, — продолжал Уолш. — Бюро рассматривает его как убийство.
— Что послужило первым доказательством? — спросил я и тут же добавил: — Перешлите мне факсом полный отчет о вскрытии. Через Шеффера.
Это он проигнорировал и продолжил:
— Группа агентов из Нью-Йорка и Вашингтона уже на месте. Они хотят побеседовать с вами завтра утром.
— Если они не собираются нас арестовать, мы с ними побеседуем.
— Не впадайте в паранойю. Они просто хотят получить от вас всю информацию.
— Хорошо. А пока что вам следует обратиться к федеральному судье за ордером на обыск клуба «Кастер-Хилл» — и дома, и всей территории.
— Этот вопрос обсуждается.
Тут встряла Кейт:
— Том, мы с Джоном считаем, что Бэйн Мэдокс участвует в заговоре, выходящем за рамки игр на повышение цен на нефть.
На том конце воцарилось молчание.
— И какого рода заговор? — наконец выдавил Уолш.
— Мы не знаем. — Она посмотрела на меня и одними губами произнесла: — МЭД, ЯДЕ и СНЧ.
Я помотал головой.
— Так какого он рода?
— Не знаю, — ответила Кейт.
— Тогда почему вы так решили?
— Мы…
— Давайте обсудим это, когда вы протрезвеете, Том, — вмешался я.
— Ладно, позвоните мне утром. Я знаю, там нет внешних телефонов в номерах, а сотовая связь неустойчивая, но все равно — не дурите мне голову. И даже не думайте представить в бухгалтерию счет за это заведение! — И отключил связь.
— Твоя очередь, — кивнул я Кейт.
Она бросила на стол три синих чипа и заявила:
— Все равно я тебя переиграю. — Предъявила червовую флешь-рояль с джокером и подгребла все чипы из банка к себе. — А у тебя что было?
— Не твое дело.
Она собрала карты и перетасовала колоду.
— Хороший лузер — все равно лузер.
— Ишь ты, тоже мне мачо!
— Ничего, переживешь.
Мы сыграли еще несколько партий, и я даже немного выиграл — в покер мне везло больше, чем в пул. Потом предложил:
— А давай сразимся в дартс. По баксу за очко.
— Да ты уже стакан ко рту поднести не можешь! — засмеялась она. — Лучше уж я не буду так рисковать, оставаясь в комнате, где ты торчишь с дротиком в руке.
— Да ладно тебе. — Я встал, чуть покачнувшись. — Это вроде как салунное троеборье: покер, пул и дартс.
Я повесил мишень, отошел от нее футов на десять и начал метать дротики. Одна попала в шит, остальные, к сожалению, ушли «в молоко», причем последняя пришпилила к стене портьеру.
Кейт решила, что это смешно, и я предложил:
— Давай поглядим, как получится у тебя.
— А я не играю в дартс, — сообщила она. — Так что можешь попробовать еще разок. — И рассмеялась.
Вернулась Эми и принесла закрытый салфеткой поднос.
— Вот, пожалуйста. У него были сосиски из индейки, копченные на яблоневых поленьях.
Прежде чем я успел сообщить ей, что Пьеру следовало сделать с этими сосисками из индейки, Кейт сказала:
— Спасибо.
Эми посмотрела на торчащие из стены дротики, но промолчала, лишь поинтересовалась:
— Вы что-нибудь выбрали на завтрак?
Мы изучили меню и сделали заказ, который не мог бы испортить даже повар-француз.
Я хотел посмотреть вечерние новости и спросил Эми:
— А где у вас тут телевизор?
— В «Деле» нет телевизоров, — ответила она.
— А если наступит конец света? Мы же не сможем его увидеть по телевизору.
Она улыбнулась — так всегда улыбаются люди, понимая, что имеют дело с нетрезвой личностью. И обратилась к Кейт, которую, видимо, считала трезвой:
— У нас, типа, уже была такая проблема — одиннадцатого сентября. Понимаете? И тогда телевизор поставили здесь, в баре. Чтобы все могли смотреть. Как это было ужасно!
Мы с Кейт обошлись без комментариев, и Эми, пожелав нам доброго вечера, бросила еще один взгляд на дартс и вышла.
Я снял салфетку с подноса и изучил сосиски из индюшатины, запеченные в чем-то вроде теста из каких-то листьев.
— Это что еще за дерьмо?
— Завтра же уезжаем отсюда! — поддержала Кейт.
— А мне тут нравится.
— Тогда прекрати жаловаться и ешь свои траханые сосиски!
— А горчица где? Горчицу забыли!
— Пора спать, Джон. — Она протянула мне кожанку, надела свою куртку, собрала сумочку и портфель и потащила меня к двери.
Я достал «глок» из кобуры и сунул за пояс — на случай встречи с медведями. И предложил Кейт сделать то же самое, но она отвергла мой добрый совет.
Было холодно — я видел, как дыхание превращается в туман, — а в темном небе сверкали тысячи звездочек. Пахло соснами и дымом от дров, горящих в главном здании. Повсюду царила тишина.
Я люблю городской шум, ощущение бетона под ногами и не скучаю по звездам на небе, потому что огни Манхэттена создают свою собственную вселенную, а восемь миллионов людей более интересны мне, чем восемь миллионов деревьев.
И тем не менее это было несомненно прекрасное зрелище, и при других обстоятельствах я, весьма возможно, расслабился бы и отдался на милость дикой природы, обретя душевный покой и поглощая изделия французского шеф-повара вместе с двумя десятками незнакомых людей, которые, вероятно, нажили свои состояния, обдуривая американский народ.
— Как здесь тихо и спокойно! — восхитилась Кейт. — Чувствуешь, как уходят усталость и напряжение?
— Да я вроде по-прежнему их ощущаю.
— А надо расслабиться. Пусть природа торжествует.
— Точно. Вообще-то я как раз начинаю сливаться со своей примитивной природой.
— Джон, тебя это, возможно, удивит, но ты уже давно слился со своей примитивной природой. Говоря по правде, я до сих пор не видела тебя другим.
Я не понял, то ли это комплимент, то ли критическое замечание, поэтому ничего не ответил.
Мы обошли главное здание и вышли к каменной террасе. Сквозь огромные окна был виден интерьер большого холла, и я мог понаблюдать за постояльцами, сидящими вокруг двух столов и прилагающими титанические усилия, чтобы вести себя соответствующе. Местных среди них, конечно, не было, и откуда бы они ни приехали, путь им пришлось проделать немалый.
Потом я подумал о Бэйне Мэдоксе — сидит там себе в своем огромном холле, рядом камин, собака, охотничьи трофеи, выдержанное шотландское виски, слуга и, вероятно, подружка, а то и две. Для девяноста девяти процентов человечества более чем достаточно. Но Бэйном Мэдоксом — хотя он, вероятно, был весьма доволен своими достижениями и богатством — руководил какой-то внутренний голос, склоняющий его в сторону зла.