Он вздрогнул и схватился за рацию, потянул ее из нагрудного кармана. Никаких сомнений больше не было. Часовой вдавил маленькую кнопку и быстро сказал в трещавшую статикой коробочку:

— Северо-запад, второй пост. У меня движение.

Не дожидаясь ответа, чувствуя болезненное возбуждение, он, не глядя, сунул рацию обратно, подхватил стоящий под рукой автомат и, не думая, что делает, мягко снял АК с предохранителя.

— Капитан, у нас проблема.

Вепрев поднял голову и посмотрел налитыми кровью глазами на лейтенанта, стоявшего перед ним навытяжку. Десантник шаркнул рукой по щеке, ощущая покалывание щетинок. Господи, как же он устал. Просто вымотан до предела.

— Что случилось? — голос Евгения Вепрева прозвучал хрипло, будто у простуженного.

— Не знаю точно. Северо-западная башня. Часовой засек движение.

— Движение? Что это значит, черт побери? Собака? Лисица? Леший?

— Никак нет, товарищ капитан. Похоже, там человек.

Вепрев некоторое время просто смотрел на лейтенанта, с трудом соображая, что сие означает. Человек. Какого черта кому-то делать за территорией части ночью? Это было глупо и опасно. Если только, конечно, это был ихчеловек.

Капитан встал, усилием воли отгоняя сонливость. Он провел ладонью по лицу, словно стараясь стянуть с него маску усталости, повел плечами, выпрямился. Взял со стола автомат и пошел к выходу из комнаты.

— Дай Бог, чтобы твой дежурный не ошибся. Иначе ему будет не отделаться тремя нарядами вне очереди. Пошли.

Быстрым шагом офицеры вышли в дождь. Они направлялись к северо-западному углу стены с твердым намерением взобраться наверх и посмотреть самим на то, что увидел солдат. Было 9:31.

9:32.

Малышев зашел в кабинет полковника и мысленно вздохнул: конечно же, все уже здесь, он последний. Иногда у него возникала мысль, что они специально сговорились приходить пораньше, чтобы выставлять его идиотом. Он привычным жестом потер виски, где зарождалась головная боль. Этого еще не хватало…

Майор молча прошел на свободное место, сел почти на самом углу длинного стола. Все это время Маслов не спускал с него тяжелого взгляда. Константин Малышев невозмутимо положил перед собой папку, достал несколько листочков с отчетами и посмотрел прямо в глаза набычившемуся полковнику. Головная боль разрасталась от висков, уходя к затылку, но он не опускал взгляда. Наконец, Маслов пожевал губами, словно пробуя на вкус что-то неприятное, открыл свой широкий рыбий рот и сказал:

— Что ж… Все здесь. Наконец-то, — быстрый взгляд в сторону Малышева. — Начнем. Прежде всего, как у нас обстоят дела с ГСМ. Василий Петрович, будьте добры.

Василий Петрович — сержант, который сидел на должности заведующего горюче-смазочными уже более пятнадцати лет — поднялся, провел черной от въевшегося мазута рукой по лысине, и начал, спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, рассказывать о том, сколько за два дня удалось экспроприировать (то есть стащить) бензина, керосина, солярки и прочего нужного в хозяйстве горючего и смазывающего добра.

Малышев с отсутствующим видом поглядывал на костистого Петровича, вертя в руках дешевую авторучку «Бик». Господи, зачем это все? Чертовы сборища были никому не нужной тратой времени. Неужели они не понимали, что надо было что-то срочно решать, что-то делать, а не сидеть здесь за стенами как свора поджавших хвосты псов? Вместо этого они, как какие-то сумасшедшие белки, тащат к себе все, попавшееся под руку.

Он качнулся на задних ножках стула, ощущая, как боль ввинчивается в виски наподобие раскаленных болтов. Хотелось встать и уйти — и хрен с ними со всеми. Пусть сидят тут дальше и занимаются своей болтологией хоть до посинения. А он лучше…

За окном взревел двигатель бронетранспортера, Василий Петрович, только что со вкусом перечислявший количество бочек с соляркой, споткнулся, замолчал. Офицеры повернулись к единственному окну, послышался шепоток, похожий на шелест упавшей листвы.

— Что еще такое? — Маслов тяжело поднялся со своего места. — Какого черта там происходит, кто-нибудь может мне объяснить?

Малышев прислушивался к звукам за окном, ощущая, как головная боль уходит. Неожиданно у него возникло острое чувство: сейчас что-то должно произойти. Не особо раздумывая, что и зачем делает, подчиняясь только интуиции, он выронил ручку из рук. Брякнув по столу, она отскочила и скатилась куда-то вниз, под ноги. Кряхтя, майор нагнулся, желая ее поднять, и в этот момент ожила рация, стоявшая на столе.

—  Это Вепрев. Товарищ полковник, у нас что-то происходит на периметре. Повторяю…(небольшая пауза в несколько секунд ) Что случилось? Эй?.. Не… НЕ СТРЕЛЯТЬ СТОЙ ТВОЮ МАТЬ!

Словно в ответ раздалась короткая очередь, следом чей-то крик, а потом ночь взорвалась грохотом выстрелов.

«Они пришли, — мелькнула мысль в сознании Малышева. — Они долго ждали, но теперь пришли».

Действительно, они пришли.

Самарин услышал их во сне. Конечно, не то чтобы услышал, но объяснить лучше он не мог. Андрей понимал общую природу того, что происходило, но выразить словами не получалось. Да и не перед кем было упражняться в словесной эквилибристике.

Его белесый, лишенный сновидений сон подернулся дымкой, когда до него дошли первые слова/чувства. Некоторое время он боролся с этими непрошенными образами, не желая просыпаться, но белый туман, окутывающий сознание поредел, пошел прорехами и он открыл глаза, просыпаясь. Они были где-то рядом. И они к чему-то готовились.

( Не согласен. Рано. Мы не готовы).

( Мы готовы. Зачем ждать? Самое время. Если нас станет еще больше, то будем мешать друг другу. Я считаю)

Андрей затряс головой, прогоняя последние остатки сна. Он привстал на своем неудобном лежбище, оттолкнул в сторону рюкзак и посмотрел в сторону, откуда доносилсяэтот разговор. Он прислушался, но тотчас понял — бесполезно. Ничего, кроме бормочущего дремотного леса вокруг. Они не говорили. Они обменивались.

Парень присел на корточки, снял капюшон и неосознанно приподнял подбородок, вдыхая промозглый ночной воздух. Легкий ветерок дул в иссушенное лицо. Где-то рядом, но где именно… А потом как удар, вонзившийся в открытый разум:

( Пойдет с той стороны. Никаких обманных маневров — у нас преимущество в внезапности, плюс мы точно знаем где они и сколько их.)

( А остальные? Те. Несут оружие.)

Оружие?

( В основном, пойдут с нами. Двое на каждую вышку с противоположной стороны. Пятеро — вместе с теми, кто идет к воротам. Там самое слабое место — во всяком случае, они подумают так. Но нас интересуют бочки.)

Трое. Общалось — другого слова не подобрать — трое. Он чувствовал их, вдыхал их обостренный адреналином запах, пропитанный кислым ароматом болезни. Теперь, окончательно проснувшись, Самарии почувствовал скопившуюся неподалеку массу больных людей. Безмозглых игрушек, подчиняющихся приказам. Но эти трое не были безмозглыми. Отнюдь.

( Мы пойдем следом и поддержим тех, у ворот, чем сможем, но еще раз повторяю — это не главное. До утра мы должны проникнуть на территорию. Там еда и тот, кто мне нужен.)

Андрей сморщился и сжал пальцами нос, из которого заструилась кровь. Он почувствовал, как во всех тех тысячах, что молчаливо ждали вокруг окончания совещания своих лидеров, поднялось одно и то же чувство: голод. Дикий, ненасытный, пронизывающий до костей голод, напоминающий запахом и вкусом заледеневшую свернувшуюся кровь. Рот наполнила горечь, и он покачнулся, по-прежнему не отнимая от кровоточащего носа пальцев. Но ему надо было знать. Он медленно, нехотя опустил руки.

( Хорошо. Я не вижу другого пути. Когда?)

Все затихло, ожидая решения. Андрей напрягся, «вслушиваясь» в окружающую его темноту, страстно желая знать когда.

( Сегодня ночью, до рассвета. Дождя нет, это нам на руку. Начнем за пятнадцать минут до восхода. В этот момент они наиболее уязвимы.)