— В каком смысле? — спросил Михаил.

Аня бросила быстрый взгляд на зашедших в комнату «клиентов» Санатория, снова стала смотреть на свои руки, нервно мнущие свитер. Наконец, поминутно останавливаясь, чтобы подобрать слова, она рассказала все то, что происходило в Горецке и мире с тех пор, как по телевидению объявили о введении комендантского часа и, следом, карантина. Она рассказывала о пожарах в городе; о стрельбе и более подробно, сама не зная почему, о ночном происшествии, когда полуобнаженная троица психов, схватила кого-то и выволокла на улицу. В этом месте Михаил впервые заговорил.

— Это очень интересно.

— О чем ты? — спросил Сергей.

— Потом объясню. Пусть Аня закончит.

И она снова говорила, говорила, пока в комнате не зажегся свет и не разогнал тени по углам, а на улице снова пошел дождь. Наконец, слова иссякли, она замолчала, и некоторое время они просто сидели. Сергей подумал, что он был прав в своем предположении: она повидала больше чем все они. Молчание прервал Степаныч.

— Значит, все оказалось еще хуже, чем можно было предположить, — он помолчал, а потом спросил (окончательно убедив Одинцова в том, что далеко не так глуп, как выглядит): — Кто-нибудь читал романы о мировых катастрофах и всякой такой ерунде?

— Я читал. Только какое это имеет значение? — вопросом на вопрос ответил Михаил. — Хотя нет, понимаю, куда ты клонишь.

Спустя пару минут Аня спросила у Михаила:

— Что ты имел в виду, когда говорил, мол, это интересно? Ну, насчет того, что они напали на человека и потом, на машину? Я не вижу в этом ничего интересного.

— Интересно? Я так сказал, да? — он рассеяно посмотрел на нее, потирая переносицу. — Может быть только для меня, но… — он кашлянул. — Прежде всего, хочу заметить: это какая-то болезнь, и вполне логично предположить, что она не естественного свойства. Сумасшедшие на улицах, напавшие на человека и потом, на грузовик…

— Что в этом такого? — спросил Сергей. — Обычные мародеры. На мой взгляд, вся ситуация есть огромный кусок говна, который очень дурно пахнет, а проблемы некоторых идиотов с улицы — так это их проблемы. Извини, Ань.

Мишка вздохнул.

— Все это так, но… Не знаю, поймете ли вы меня… я и сам не вижу в этом особой логики. Просто я подумал о том, что эта вспышка насилия и, как выразился Сергей, идиотизма не случайна…

Он помолчал, затем тихонько спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:

— А если предположить, что все те, кого видела Аня со своими спутниками, и есть зараженные?

Первой заговорила Аня:

— Кажется, то ли Николай, то ли Макс предполагал что-то такое, — в ее голосе слышалась неуверенность, — только я не могу понять, что это меняет.

— Я и не говорю, что что-то меняет, но лично мне любопытно, что это за такая болезнь, которая превращает людей в безмозглых психов. И может ли существовать такой вирус в том смысле, что создала ли его природа. Лично я в этом очень сомневаюсь, скорее уж это работа военных…

Он замолчал и посмотрел на Сержанта; тот в ответ пожал плечами и сказал:

— Думаю, мы все согласны, что это проделки каких-то особо умных ученых, и не важно, военных или нет. Ты объясни, в чем разница между тем, естественно происходящее, или же виноват человек?

Михаил посмотрел на Аню, его губы кривила тонкая улыбка.

— Разница в том, что началось все с болезни, и, будь это обычная зараза, то на этом бы и закончилось. Если мы все согласились, что это проделки людей, то представляется вполне логичным: следующая стадия — не смертельной, прошу заметить! — болезни — это шатание ночью по улицам и нападение на тех, кто, как надо думать, не болен. Я прав?

— Не понимаю, к чему ты ведешь, — не очень уверенно сказал Сергей, но Аня выпрямилась на своем месте и не спускала взгляда с лица Михаила. Сергей посмотрел на нее, и у него мелькнула мысль, что она-токак раз понимает, о чем идет речь. Понимает и жалеет об этом.

— Я веду к тому, что мы уже видели две стадии, и, друзья, вдумайтесь: не одна из них не является настолько опасной, чтобы угрожать людям. Болезнь не смертельна, — он загнул один палец. — Толпы ублюдков на улицах вполне можно обуздать, хотя бы с помощью грубой силы, для чего, собственного, и нужна всеми нами горячо любимая армия, — Мишка загнул второй палец. — Вроде бы все хорошо и рано или поздно мы сможем покинуть эти гостеприимные стены, искренне благодаря наших спасителей. Верно? Но у этой болезни две стадии. А что если, — он вдруг огляделся, словно боясь, что его услышат, — что если это не последняя стадия? Что будет дальше, а?

Повисла тяжелая пауза, Мишка смотрел на свою руку с двумя загнутыми пальцами. Потом поднял голову и криво улыбнулся, словно извиняясь.

— Да уж, друг, — вздохнул Сергей. — Ты обеспечил спокойную ночь, спасибо тебе.

Они посидели еще пару часов, обмениваясь ничего не значащими фразами. По единогласному молчаливому договору к неприятной теме больше не возвращались, предпочитая говорить о чем угодно другом. За окном наступили ранние осенние сумерки, которые незаметно перешли в вечернюю темноту. Яркий свет, лившийся с потолка, иногда подрагивал и тускнел: тогда все, кто находился в комнате, поднимали головы и с одинаково тревожным выражением лиц, делающим их похожими на братьев и сестер, смотрели на искрящиеся лампочки. Спустя несколько долгих секунд, когда свет начинал гореть ровно, все снова возвращались к своим тихим, в полголоса разговорам.

Аня украдкой зевнула, прикрывая рот ладошкой. Михаил и Слава тихо обсуждали что-то, щедро сдабривая разговор названиями марок автомобилей и наименованиями запчастей. Сергей прислушивался, но, кажется, без особого интереса, чаще поглядывая в темноту за окном.

— Сергей, — тихонько позвала девушка. Одинцов обернулся к ней и улыбнулся. Аня улыбнулась в ответ.

— Сергей… Вы… — она запнулась. — Где вы работали до того, как это все произошло?

— В одной небольшой компании, занимающейся сборкой и установкой всяческих окон, входных групп… Ну, знаете, все эти «евроокна» из пластика или алюминия, белые двери в магазинах. Был начальником отдела по монтажу. А вы?

— Менеджер среднего звена в отделе продаж. Ничего особенного, обычная работа.

— Вы местная?

— Да. Уехала почти сразу после школы в Москву. Хотелось найти место получше, чем в Горецке, побольше зарабатывать, завести контакты и прочая подобная чушь.

— Почему же чушь? Горецк это ведь один большой колхоз и ловить здесь, как говорится, нечего, — он улыбнулся.

— На самом деле, разницы большой нет, что Москва, что Горецк. Если только в размерах, а люди везде одинаковые. И проблемы те же самые. Так что не известно, приобрела ли я что-то, уехав отсюда, но вот потеряла — точно.

Он некоторое время смотрел на нее, не зная, что на это сказать. Наконец, произнес:

— Может и так, только жить здесь все равно, что медленно тонуть в болоте. Все одно и то же, всегда и везде. Теряешь ощущение времени: вроде бы только снял зимнюю дубленку, убрал ее в шкаф, а вот уже снова октябрь и надо начинать подумывать о том, что ты будешь покупать друзьям и родителям на Новый Год.

— Да. Наверное, так и есть. Только… Это не всегда так уж плохо. Я знаю, — она непроизвольно зевнула.

— Наверное, пора расходиться, — Сергей встал и хлопнул Мишку по плечу.

— А? Чего?

— Вас сюда определили? В этот корпус?

— Ага. А что? — он непонимающе посмотрел на приятеля.

— Да нет, ничего. Я лично пошел спать, уже поздно.

Степаныч взглянул на часы, тоже встал, потянулся.

— Действительно, полдевятого, — он огляделся. — Никогда бы не подумал, что окажусь здесь в качестве гостя, а не хозяина.

— У вас какие номера? — спросил Сергей.

— Звучит как будто здесь хорошая гостиница, — хмыкнул Мишка.

— Я бы на твоем месте радовался, если окажешься один в комнате. Полагаю, скоро это будет неслыханной роскошью — народ потихоньку прибывает.