Макс перебил ее:

— Это сибирская язва, передавали же по новостям. Из-за опасности заражения остальных и введен комендантский час.

— Почему тогда этим занимается не СЭС, а военные? — спросил Николай.

— Кто?

— Санитарно эпидемиологическая служба, — пояснил мужчина. — Это находится в их введении, насколько я знаю. Даже сибирская язва.

— Как ты можешь быть уверен? — спросил Макс.

— Я и не говорю, что уверен. Мой старый приятель работает в местном СЭС, поэтому кое о чем я могу говорить более менее опираясь на факты. Но уверенности у меня, конечно, нет.

Макс задумался, потом спросил:

— Может, стоит позвонить ему?

Николай покачал головой:

— Я пробовал. Никто не берет трубку.

Они помолчали.

— Как бы то ни было, в ведении это СЭС или нет, но факт остается фактом — этим занимаются военные. Вы ведь не будете спорить, что этот комендантский час, по сути, карантин? — Аня посмотрела на них.

Максим медленно сказал:

— Да, это карантин. И судя по тому, что междугородняя связь не работает, сотовые отключены — полагаю, Интернет тоже недоступен — можно сделать вывод, что…

— Мы в блокаде, — закончила за него Аня, и Максим кивнул.

Николай сказал:

— Может быть, это просто утечка какой-то химической гадости? Все-таки в Ракушино строят этот завод по переработке отходов. Какая-то авария, что-то пролили… Такое ведь возможно.

Максим задумался, потом покачал головой.

— Возможно. Но я сомневаюсь, что им бы тогда так просто удалось замять это дело, да еще и так, что никто даже об этом не слышал.

— Почему? — спросила Аня.

— Этот завод строят американцы, — пояснил Макс. — Нет, наверняка, работают там наши, русские, но контролируют американцы. Так что если бы там что-то произошло, то сомневаюсь, что наше правительство упустило бы такую возможность охаять США. Мы же сейчас имеем изолированный от внешнего мира город, набитый федеральными войсками и якобы эпидемию сибирской язвы.

— Тогда что? — спросила Аня.

Мужчины переглянулись, Макс пожал плечами и сказал:

— Вариантов море, гадать можно сколько угодно: утечка отходов, атака террористов, падение отравленного метеорита… да что угодно.

Николай кашлянул и сказал:

— Согласен, и, мне кажется, для нас это не имеет большого значения Это уже произошло, и нам надо предпринять какие-то меры, чтобы избежать… этого, чем бы оно ни было.

Аня недоуменно посмотрела на него, Максим же просто кивнул. Он уже понял, к чему ведет Николай.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Аня.

— Все просто. Нам надо уходить из города, — ответил Николай.

Максим встал и подошел к окну. Он не ошибся в своих предположениях.

— Я не поняла… — в голосе девушки слышалось недоумение. — Зачем нам уходить отсюда? Мы вроде как в безопасности, рано или поздно положение исправится.

Николай поправил свои учительские очки:

— Я в этом сомневаюсь. Похоже, ситуация гораздо серьезней, чем мы себе представляем. Вмешательство военных уже само по себе наводит на эту мысль. Вы не согласны?

— Что-то я не вижу трупов на улице, приятель, — пробурчал Максим.

— Их и не будет, — пожал плечами Николай. — Армия — вот уж странно — оказалась здесь вовремя. Уж если они способны перекрыть все средства связи, то убрать тела для них точно не будет проблемой.

— А родственники? Неужели ты думаешь, что их близкие будут равнодушно наблюдать и молчать?

— Родственников можно поместить в карантин, чтобы они никому ничего не сказали. К тому же, если болезнь передается от человека к человеку, то у военных будет повод запереть слишком громкоголосых в отдельные маленькие палатки. На благо остальных, сам понимаешь.

— И куда идти? — спросила Аня.

Минуту помолчав, Николай начал отвечать:

— Я думаю, нам надо выбираться из города. Как можно быстрее. Взять еды, я не знаю, одежды, что ли… Наверное, все центральные выезды заблокированы, но можно попробовать выбраться по проселочным дорогам. Во всяком случае, я прямо сейчас, не задумываясь, могу назвать две дороги, которые почти наверняка не закрыты: о них мало кто знает, только местные, да, быть может, дачники. Уж на картах их точно нет. Мы можем попробовать выбраться из города в восточном направлении, а там, кто знает, поймать попутку и добраться до ближайшего города… Ну, хотя бы до Челябинска. Что скажете?

Он замолчал, глядя на них. Максим задумчиво водил сигаретой в воздухе, оставляя дымные колечки, поднимающиеся к потолку. Аня опустила глаза и теребила кружку с наверняка уже остывшим кофе.

— Коль я… я не пойду, извини, — наконец, сказал Макс. Услышав эти слова, Николай как-то съежился, взгляд, казалось, потух. — Во многом я с тобой согласен, но не думаю, что все так уж плохо, как ты говоришь. Все равно они не смогут держать весь город в карантине вечно. Рано или поздно это кончится.

Он помолчал, и мягко добавил:

— Мне, пожалуй, пора домой — я и так у тебя загостился. Спасибо за гостеприимство.

Аня бросила на него быстрый, испуганный взгляд, закусила губу, но промолчала.

— Ладно… Ладно, Макс, я тебя понял, — Николай снял очки, его лицо сразу стало каким-то беззащитным. — Когда?

— Не знаю. Если ты не против, я еще немного подожду — уж во всяком случае мне надо дождаться окончания комендантского часа — а потом… Потом пойду.

— Конечно, — кивнул Николай, подумал, словно хотел сказать что-то еще, пожал плечами и вышел из кухни, оставив двух молодых людей одних. Они так и сидели, не глядя друг на друга, занятые своими мыслями и пили кофе. За окном пошел дождь, вскоре по асфальту побежали ручьи, разнося заразу. В городе пока что было тихо.

Сергей Одинцов внимательно следил за новостями. Они находились в Санатории вторые сутки, и он старался не пропускать ни одного выпуска новостей, потому что знал: рано или поздно увидит то, что ожидал и боялся услышать. Не то чтобы это должно было быть что-то конкретное, но он не сомневался: когда он это услышит, то поймет. И в среду, в вечернем выпуске новостей он, наконец-то, дождался.

Одинцов сидел в комнате отдыха на втором этаже Санатория, куда их поместили военные. По телевизору шел какой-то очередной сериал, он смотрел на экран, но не видел, что там происходит. Гораздо больше его волновало происходящее здесь.

Санаторий находился на территории военного городка и состоял из пяти трехэтажных корпусов, покрашенных в унылый серый цвет. Сам городок был огорожен стенами с натянутой поверху «колючкой», по углам стояли вышки, так что Санаторий скорее напоминал тюрьму ослабленного режима, нежели место отдыха. Он еще тогда подумал: какими же должны быть неприхотливыми военнослужащие и их семьи, чтобы жить здесь. Впрочем, теперь здесь находились они, в карантине.

Территория Санатория постоянно патрулировалась солдатами в респираторах, у него — как и у всех других — периодически брали анализы, но результатов не сообщали. Вопросы попросту игнорировались, и он быстро понял: спрашивать что-то бесполезно… да и не безопасно. Это его пугало, потому что… Ну, потому что он был гражданином своей страны, а это тупое равнодушие солдат и отношение к нему, как будто он был подопытной свинкой, наталкивало на мысли, что произошло что-то серьезное. Настолько серьезное, что если он об этом каким-то образом узнает, то, вполне возможно, он попросту… ну, исчезнет. Как в старых шпионских фильмах. Это, знаете ли, не та мысль, осознание которой позволяет спокойно спать по ночам.

Поэтому он молчал, внимательно за всем наблюдал и смотрел новости, ожидая чего-то, что может проскочить в эфире. И сегодня дождался.

Когда началась заставка новостей, он тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли, и стал внимательно смотреть. Как обычно, показывали какую-то ерунду: нарастание напряженности в Северной Корее, Америка продолжает нанесение серии высокоточных бомбовых ударов в Иране, сборная России по хоккею проиграла очередной отборочный матч… Как всегда, ничего. Он разочарованно откинулся на спинку стула и прикрыл рукой глаза. Пойти что ли, пораньше лечь спать? Все равно больше делать нечего. Было бы неплохо повидаться с Рыжим и Мишкой, но их, похоже, поселили в другом здании, а выходить на улицу запрещалось. Да, пожалуй, действительно стоило пораньше лечь спать. Хоть какое-то занятие.