Он откинулся на подушку, чувствуя противную слабость и тошноту. Болел правый бок, болела грудь… болело вообще все. Потрогал нос, который послушно отозвался уколом боли. В голове проносились бессвязные мысли. Блин, похоже, его неплохо отделали. Но кто, когда? Он даже не знал, сколько провалялся в бессознательном состоянии. Хорошо хоть, вообще живой…
Макс уже начал уплывать на волне беспамятства, но тут о себе снова напомнил мочевой пузырь. Парень скривился: похоже, все-таки придется вставать. Он напрягся, ожидая возвращения боли, и снова попытался сесть. Давай, Максимка, не дрейфь, не такое еще бывало… Застонал, но все-таки сделал над собой усилие и сел на койке, свесив ноги вниз. Накатил новый приступ дурноты, такой сильный, что Максим склонил голову вперед, вытянув шею и ожидая, что сейчас-то его точно вывернет прямо на пол.
Замечательно, братишка, теперь тебя еще и охрана отпинает. Так держать.
Он не помнил, сколько просидел так, борясь с тошнотой и обхватив разламывающуюся голову руками. Перед зажмуренными глазами мелькали разноцветные пятна, вызывая своим мельтешением еще более сильные приступы дурноты и слабости. В ушах стоял противный звон, от которого вибрировали и начинали слезиться глаза. Он, похоже, ко всему прочему набору заработал еще и сотрясение мозга.
Наконец, ощущение, что комната медленно вращается вокруг него, исчезло, и Макс смог открыть глаза. Тошнота осталась, но была уже весьма терпимой… по крайней мере по сравнению с тем, что было совсем недавно. Максим дрожащей рукой вытер со лба пот. М-да, чуть не отключился, сев на кровати, а теперь еще предстояло встать на ноги и доковылять до унитаза в угол камеры: хорошо хоть всего шагов пять, не больше. Хотя в его состоянии это могло быть и пять километров, разницы большой нет; с другой стороны, обсыкаться тоже не хотелось. Максим тяжело вздохнул и, опираясь обеими руками о койку, медленно поднялся. Как Макс и ожидал, сразу же вернулось головокружение и тошнота, но не такие сильные, как он боялся. Парень постоял несколько долгих минут на трясущихся ногах, борясь с желанием упасть на карачки и доползти до толчка, либо просто помочиться на грязный пол и будь что будет. Будь оно все проклято, как же ему хреново! Максим попытался вспомнить, было ли ему хоть раз в жизни так плохо, но почему-то в голову только лезло воспоминание о том, как он вернулся из армии в свой город и в тот же вечер напился до состояния риз, а наутро очнулся на площади возле памятника Ленину в обнимку с ногой вождя. По полу пробежал здоровый рыжий таракан, и Макс искренне позавидовал его бодрости.
Максим чертыхнулся, сейчас его волновали гораздо более насущные проблемы, чем воспоминания прошлого: мочевой пузырь готов был лопнуть. Все, терпеть больше не было сил: охая и ахая, он заковылял к манящему «очку», на ходу стягивая застиранные полосатые «семейники». Со вздохом облегчения парень буквально рухнул на унитаз (в спине что-то подозрительно хрустнуло, но он не обратил на это внимания) и тотчас хлынула мощная струя. Макс застонал от облегчения: на несколько секунд он и думать забыл о боли.
Впрочем, не надолго. Слабость вернулась, и парень беспомощно уперся локтями в колени. Все-таки его здорово отделали, надо признать. Теперь, когда он избавился от одной проблемы, голова стала соображать лучше, и он более или менее отчетливо вспомнил, что с ним произошло. Как его забрали с улицы, эта совершенно неожиданная и непонятная потасовка… Хорошо, его хоть не выкинули на холод: он смутно помнил, как его обследовала фельдшер, сказавшая, что надо отлежаться, а уж потом ехать домой.
Голова болела по-прежнему, но сейчас Максим чувствовал еще и медленно поднимающуюся в нем злость. Нет, даже не на полицию, и не на Сержанта, как он по-прежнему называл того патрульного. Они были виноваты не больше него. Он злился на того идиота, которого привезли в отдел позже. Интересно, почему они не надели на него наручники? Хотя Макс догадывался почему: совсем не часто задержанные сходят с ума и начинают крушить все вокруг.
2.
Максим и не думал, что полиция может привязаться на ровном месте. Когда патрульная «Газель» затормозила, и официально звучащий голос окликнул его, Макс не стал останавливаться, резонно полагая, что обращаются не к нему. В конце концов, с каких это пор полиция начала останавливать немного выпивших людей на улице? Ну и что с того, что сейчас полпервого ночи? Он ведь не буянил, к прохожим не приставал (да и не было в такое время никого).
— Эй, ты, не слышишь что ли? — послышался повторный окрик. Максим остановился и, прикрыв рукой уставшие глаза, посмотрел на два приближающихся к нему силуэта. В горле пересохло, колени предательски дрогнули, и он заранее почувствовал себя виноватым. Черт побери, наверное, у каждого, к кому обращается полицейский, возникает такая реакция.
— Здравствуйте сержнткрков предъявите документы пожалуйста, — оттарабанил подошедший патрульный и Макс с тупым отчаянием увидел на лице полицейского ехидную ухмылку. Черт. Похоже, влип.
— Извините, представьтесь еще раз, я не расслышал, — попросил Максим, стараясь чтобы голос звучал нейтрально.
Полицейский ухмыльнулся и еще более неразборчиво сказал:
— Сержн-тков, — и с удовольствием посмотрел на Макса. Подошедший напарник хмыкнул. — Вы не расслышали? Повторить еще раз?
— Нет, спасибо, — парень устало покачал головой.
— Покажите документы, пожалуйста, — повторил «сержнтков».
— Извините, у меня их нет при себе. Я живу в этом доме, во-он в том подъезде, мы можем пройти и я…
— Значит, документиков не имеем, — протянул первый патрульный и Максим только сейчас понял, что тот, похоже, зол как черт. Из-за чего? Из-за того, что его вытянули среди ночи на патрулирование, и ему сейчас приходилось ездить по улицам в раздолбанной «Газели», вместо того чтобы сидеть в дежурке, попивая чаек и смотря ночные передачи? Или начальство устроило выволочку, и он решил отыграться на ком-нибудь?
Будь осторожней. Не важно, что случилось, но этот парень явно не в духе.
Хороший совет. Макс заставил себя улыбнуться и посмотреть в глаза патрульному. Тень злости проскользнула по лицу Сержанта, как про себя назвал его Макс. Ох, дело и вправду дрянь. Парень огляделся, но улица была пуста.
— Фамилия, имя, отчество, год рождения, где проживаете? — отчеканил полицейский. Он продолжал со злостью смотреть на Максима, отчего улыбка последнего постепенно увяла. Похоже, лучше было не перечить.
— Дробышев Максим Алексеевич, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения, — сказал он. Второй патрульный достал рацию и что-то забубнил в нее. Макс переступил с ноги на ногу, во внутреннем кармане куртки звякнули друг о друга две бутылки «Балтики», купленные «на потом». Сержант хмыкнул и с недоброй улыбкой посмотрел на него. Б..яяя…
— Адрес прописки?
— Я же вам сказал, я живу вот в этом доме, в последнем… — начал он, но Сержант перебил его:
— Адрес?
— Витязева, дом шестнадцать, квартира сорок семь.
Второй патрульный снова забормотал в рацию.
— Покажите руки.
Максим послушно вытянул руки ладонями вверх, Сержант-кто-то-там взял их в свои и болезненным движением крутанул. Парень вздрогнул, но промолчал, заметив быстрый взгляд полицейского. Тот, внимательно осмотрел руки Макса в свете ламп автомобиля, особое внимание уделяя «костяшкам» пальцев. Наконец, патрульный закончил осмотр и посмотрел на своего коллегу, тот едва заметно кивнул.
— По нашим данным вы прописаны по другому адресу, — обратился второй полицейский к Максу.
Максим сначала непонимающе захлопал глазами, а потом до него дошло. Господи, как же можно было так стормозить?
— Я прописан у родителей, но снимаю квартиру здесь. Знаете, в центре все-таки удобней жить. Работа рядом, все знакомые…
— Пройдемте в машину, пожалуйста, — прервал его Сержант.
Макс заморгал.
— В машину, я сказал, — повторил первый патрульный. — Или тебе помочь?