Альтея считала, что судить — не ее дело.

Некоторые священники ведут паству за собой личным примером. Другие с кафедры говорят вам, в каком направлении двигаться. По мнению Альтеи, указывать путь мог только тот, кто сам где-то побывал.

Томас, понимала она, действительно побывал в аду и вернулся.

Оставив почту на столе, Альтея бесшумно выскользнула из кабинета и притворила за собой дверь. Надела пальто, шляпку, идеальным почерком написала записку и положила ее на пол возле его двери. Потом выдвинула нижний ящик стола и схватила пачку «Лаки страйк». И, впервые за последние двадцать лет, ушла с работы пораньше.

— От них добра не жди, — сказал Бен Харрингтон, поглядывая через плечо.

За угловым столиком, обхватив ладонями чашки с кофе и придвинувшись друг к другу поближе, сидели Альтея и Летти.

— Надо бы издать закон против женских сборищ, — заявил шериф, глотнув кофе.

— Иногда они просто шепчутся, — сказал Вилли, высунувшись в окошко. Его взгляд был прикован к бедрам Дот, склонившейся, чтобы взять поднос, — а иногда — шепчутся.

— Будь моя воля, я бы вообще всем женщинам удалял голосовые связки, как коккер-спаниелю Энн Лестер, — сказал шериф, фыркнув.

— И аминь, — кивнул Бен.

Теперь Вилли понял, почему оба они не женаты.

Каждый день, взяв с собой сынишку, Адам отправлялся на стройплощадку — взглянуть, как идут дела с больницей. И каждый день Бун встречал их с двумя касками: одна для Адама, а другая, поменьше, для мальчугана.

Они шагали мимо стучащих молотками и орудующих пилами рабочих, и Буну приходилось орать, чтобы пробиться сквозь этот шум. Адам кивал так, будто ему все было понятно. Когда они подошли к канаве, Бун машинально подхватил ребенка под мышки и перетащил на другую сторону. Когда они проходили под строительными лесами, где несколько работяг старательно что-то приколачивали, Бун заботливо велел мальчику пригнуть голову.

— А я и не знал, что у мистера Диксона есть сын, — сказал плотник, вставлявший рамы.

— Нет у него никакого сына, — возразил его напарник, достав изо рта гвоздь и принявшись его забивать. — Он даже не женат.

Плотник снова посмотрел на мальчишку: непослушный ежик черных волос, темные глаза и телосложение крошечного боксера.

— Да ладно, ты меня разыгрываешь! — воскликнул он.

— Лучше тебе поверить в этот розыгрыш, если не хочешь проблем.

Пока Адам тратил все свободное время на больницу, Лидия с головой погрузилась в деятельность Благотворительной организации женщин-христианок. Она наконец нашла свое призвание.

Это ей первой пришло в голову завязать с распродажами выпечки и перейти прямо к делу.

— Вы хотите сказать, что мы должны открыто просить у людей деньги? — не веря своим ушам, спросила Энн Лестер.

— И в чем тут интерес? — проворчала Клара.

Когда Лидия пришла на собрание с чеком от Шарлотты Белл — сумма оказалась больше, чем распродажи выпечки приносили за пять лет, — Клара пронесла чашку мимо рта и пролила чай на колени. На распродажах Шарлотта ни разу даже печенья не купила.

Чтобы не уступать Лидии ни в чем, Энн Лестер тоже пришла с чеком — от Джаджа. Так и пошло.

Кончилось тем, что дамы собрали достаточно средств не только, чтобы построить в Стрингтауне парк с качелями и каруселями, но и чтобы заасфальтировать соседний пустырь и установить там баскетбольные корзины.

Потом у Лидии возникла идея обойти все церкви в городе и купить для стрингтаунских детей новую школьную форму.

— Но протестантская церковь каждый год собирает подержанную одежду, — возразила Энн Лестер.

— Если протестанты могут себе позволить отправлять миссионеров в Африку, — сухо заметила Лидия, — то смогут и купить новые ботинки стрингтаунским детям. От них не убудет.

Лидия лично нанесла визит в обувной магазин Бейкера и рассказала о своей программе. Джон Бейкер настолько подпал под ее чары, что не просто продал ей обувь по себестоимости, но еще и добавил дюжину пар бесплатно.

Позже Лидия придумала вместо раздачи денег беднякам давать им ссуды.

— Одалживать деньги беднякам?! — изумленно переспросила Энн Лестер.

— Дайте человеку рыбу, и он будет сыт весь день, — объяснила Лидия. — Одолжите ему денег на рыбную ферму, и он будет сыт весь остаток жизни, да еще и десятерых работников прокормит.

Остальные дамы пока не понимали что к сему, однако начали подозревать, что за Лидией стоит еще кто-то.

Во второй половине дня, пока Адам и Адам-младший уезжали на строительство больницы, Лидия переправлялась на другой берег реки, в Стрингтаун.

Она останавливала машину возле игровой площадки и опускала стекло. Ей нравилось смотреть, как дети качаются на качелях. Решительно сжав челюсти, они откидывались назад, задирая ноги выше головы, отталкивались все сильнее и сильнее, пока не взлетали над верхней перекладиной. На какую-то долю секунды казалось, будто они, преодолев силу тяготения, зависают в воздухе, глаза горят, лица полны надежды, что их вот-вот подхватит ветер и унесет далеко-далеко. Вцепившись в руль так, что костяшки пальцев белели, Лидия задерживала дыхание вместе с ними. Она сама от себя такого не ожидала.

Мемориальный госпиталь Монтгомери открыл свои двери на исходе 1947 года. Пока репортер из нэшвильской газеты фотографировал, как власти разрезают красную ленточку, в новенькой родильной палате появился на свет первый младенец.

Сын Кайенн и Левона Севье весил семь фунтов и восемь унций. У него был мягкий черный чубчик, а ресницы закручивались, как пружинка от карманных часов. Он пришел в этот мир с широко распахнутыми глазами и тянулся ручонками к свету.

— Ты станешь образованным человеком, — сказала Кайенн, целуя крошечные пальчики своего малыша, — прямо как твой папочка.

Левон стоял возле кровати и любовался своей женой. Он был так горд, что думал — сердце вот-вот разорвется.

На церемонии открытия собралась половина всего Массачусетса. Джейн Филд-Тейлор удалось очаровать и заманить на праздник журналиста из «Бостон Глоб». Местным жителям казалось, что в их края снова вторглись янки.

— Коллис Тейлор, мой супруг, внес в строительство самый первый и самый крупный вклад, — распиналась Джейн перед группой репортеров. — Тот самый Тейлор из «Тейлор Импорт».

Подписи под фотографиями на висевшей в вестибюле доске почета напоминали список выдающихся жителей Бостона. Наряду с Тейлором и Монтгомери там значились Лайонс, Мерсер, Сьюэлл, Дуган, Нэш и многие другие.

— Впечатляющий список, — заметил бостонский репортер, пробежавшись глазами по списку.

— Да, не поспоришь, — добавил стоявший рядом мужчина.

— Слышал, первый родившийся здесь ребенок — негритенок, — продолжал репортер. — Полагаю, кое-кому из местных может прийтись не по вкусу, что в больнице нет особого отделения для цветных.

— Тогда пусть они отправляются в бостонскую больницу, а если и впрямь серьезно больны — то прямо в ад.

— Позволите процитировать эту фразу в газете?

— Да отчего же нет, — ответил собеседник и продиктовал свое имя.

Репортер оторвался от блокнота.

— Постойте, я слышал, что человек по фамилии Мерсер баллотируется в массачусетский сенат.

— Это мой брат.

— А что же вы раньше не сказали?

Репортер открыл в блокноте новую страничку.

— Скажите, а вы тоже участвуете в избирательной кампании?

— Руковожу избирательным штабом.

— Как представитель штаба, можете ли вы высказаться от имени своего брата?

— Никто не высказывается за Игана Мерсера, кроме самого Игана Мерсера.

— Но могу ли я написать в газете, что национальная терпимость — один из главных пунктов в программе мистера Мерсера?

—  Этовы можете хоть вырезать на скрижалях, — заявил Тедди.