— Спасибо, Валерия, побегу обед готовить, — заторопилась Галина Сергеевна.

— Не забудьте про вино, — улыбнулась Цыганкова.

…Не было еще и двенадцати, когда слитный гул турбин известил обитателей Энска о приближении полка. Из домов на улицу выбегали ребятишки, в распахнутых окнах появлялись головы женщин, оторвавшихся от домашних дел, чтобы увидеть, как промчатся над Энском стремительные тени самолетов, чтобы, по крайней мере, выделить из общего строя ту дюжину сверкающих на солнце истребителей, в составе которой летит муж.

Принимать полк на аэродром приехал исполняющий обязанности командира дивизии полковник Шиханский. Он стоял на СКП, держа в руке микрофон. На первый взгляд могло показаться, что полковник нервничает и лишь поэтому так крепко вдавливает черную пластмассу микрофона в ладонь. Но нет ничего более обманчивого, чем первое впечатление. Шиханский был расчетливым человеком, привыкшим прежде всего все хорошо взвесить, а потом решать. Зная, что Мочалов один из лучших командиров, он не стал вмешиваться и сдержался, ни слова не послал в эфир даже в тот миг, когда молодой лейтенант Ларин слишком поздно выровнял свою машину, а потом так небрежно приземлился, что едва не чиркнул плоскостью о бетонку.

Шиханский только плотнее сжал зубы и нахмурился.

Один за другим заходили на посадку истребители, и была во всем этом стремительном движении строгая последовательность, доступная лишь тем, кто много и упорно тренировался. Высокие хвосты самолетов уплывали в сторону от бетонки, скрываясь в коричневатой пыли.

Шиханский хмурился, но хмурился сдержанно. Сквозь эту сдержанность так и пыталась пробиться улыбка, и если бы не способность полковника всегда оставаться внешне непроницаемым, пожалуй, улыбке это бы удалось. Шиханский накануне получил сообщение о важной доверенной ему задаче. Трезво оценив возможности своих командиров, он пришел к выводу, что задача по силам прежде всего подполковнику Мочалову. Пусть Мочалов немного педантичен и своенравен, все равно никто лучше его летчиков не сможет выполнить эту задачу. Вот почему всегда требовательный и взыскательный полковник Шиханский готов был на этот раз простить командиру энского полка некоторые прегрешения его подчиненных в технике пилотирования.

Постепенно гул турбин затихал над аэродромом. У машин собирались техники, механики, младшие авиаспециалисты. Керосинозаправщики тотчас же подъезжали к истребителям, чтобы наполнить горючим опустевшие баки, — боевые машины на приграничном аэродроме всегда должны быть готовы к взлету.

Из окна СКП Шиханский видел, как мчался через аэродром открытый «газик». В нем сидели Мочалов, его заместитель Ефимков. Спустя минуту узкая лесенка, ведущая на второй этаж СКП, задрожала от тяжелых шагов. Полковник Шиханский с равнодушным видом повернулся спиной к выходу. Лицо его, располневшее, чуть желтоватое, моментально приобрело замкнутое выражение. Застыли глаза, и резче обозначились на щеках складки. Можно было подумать, что это смотрит человек, которому глубоко безразлично, сколько самолетов прилетело, как они совершили посадку и произвели рулежку и, тем более, кто придет к нему сейчас. Именно в таком подчеркнутом спокойствии усматривал Шиханский способность старшего начальника заставить подчиненных проникнуться к себе уважением и почувствовать некоторую боязнь. И действительно, шаги у него за спиной стихли значительно раньше, чем раздался голос Мочалова:

— Товарищ полковник, разрешите войти.

— Да, да, — рассеянно отозвался Шиханский, словно только что очнулся от задумчивости.

Мочалов, запыхавшийся от быстрой ходьбы, вытянулся в положении «смирно». За ним, комкая в руках шлемофон, стоял Ефимков.

— Товарищ полковник, — громко доложил Мочалов, — полк закончил переучивание и прибыл на место базирования. Перелет выполнен без происшествий.

Шиханский шагнул к нему, внезапно заулыбался, приветливо сощурились глаза под редкими бровями. Он протянул Мочалову руку и бодро сказал:

— Вольно, подполковник. Однако вы упустили в своем рапорте одно слово. Надо было сказать не просто «прибыл», а «благополучно прибыл». Именно благополучно, если, конечно, не брать во внимание корявую посадку офицера Ларина.

Шиханский опять улыбнулся, а Мочалов смущенно кашлянул, уловив в этом полушутливом замечании укор. Он хотел что-то ответить и сделал порывистое движение, но полковник жестом остановил его.

— Ничего, Мочалов, ничего. Эта посадка не ложка, а малюсенькая капля дегтя в хорошо выполненном перелете на новых машинах. Будем считать, что все благополучно, тем более, что последний отрезок маршрута вы шли в трудных условиях. Я доволен, полк вы привели вполне прилично. Летный состав, вероятно, устал?

— Так точно, товарищ полковник.

— Распустите его немедленно по домам. Сегодня никаких совещаний и никаких разборов. Вас всех семьи заждались.

— Не только семьи нас, — загудел Кузьма, — и мы их.

— Ну, можно сказать, вы уже на пороге радостной встречи, — быстро произнес полковник, снова принимая озабоченный вид. — Завтра — отдых. Затем даю вам три дня на то, чтобы боевая техника была приведена в полный порядок. А потом за учебу. Помните, что полеты потребуют от вас большого напряжения.

— Да, товарищ полковник, — подтвердил Сергей, — пользоваться прибором в полетах наперехват дело сложнее. Я уже раз попробовал и убедился.

Шиханский ладонью провел по худой щеке и вздернул плечами:

— Сложное? — прищурился он, словно от солнца. — Ну, Мочалов, разочаровываете вы меня. Я на вас как на каменную гору надеюсь, а вы пасовать перед трудностями собираетесь.

— Вы меня не совсем верно поняли, — поправился Сергей, — сложная задача — это не значит невыполнимая.

— Вот именно, подполковник, — одобрительно кивнул головой Шиханский. — Ваши слова дают мне основание верить, что выполните вы и новую, более трудную задачу, возложенную на ваш полк. Вам предстоит в ближайшее время испытать новую машину в полетах на высоту. Для этой цели сюда путь держит конструктор генерал Северцев.

— Северцев! — воскликнул Сергей, — тот самый…

Сергей Степанович тотчас же вспомнил лицо пожилого человека, так хорошо знакомое по портретам каждому летчику-реактивщику.

— Да, тот самый, — подтвердил Шиханский, — он страшно хочет, чтобы эту машину как следует-погонял на высоте не заводской испытатель, а строевой летчик, основной потребитель конструкции. К тому же на одну из машин поставят кое-какое новое оборудование, облегчающее на высоте пилотаж.

Лейтенант Ларин сидел у себя в комнате и листал толстый черный альбом. В альбоме хранились фотографии родных и знакомых. Но сейчас он искал там другое. Бережно вынул он заложенные между двумя листами альбома голубые курсантские погоны. Это были те самые погоны, которые он впервые нашил на свою гимнастерку в авиационном училище, куда поступил, закончив спецшколу ВВС. Губы лейтенанта сложились в горькую усмешку. Ларин бережно провел пальцами сначала по одному, затем по другому погону, пробуя, не запылились ли они. Нет, погоны были чистыми. Он поднес их к лицу, даже понюхал и положил на место.

Потом он перевернул в альбоме еще одну страницу и увидел вырезку из многотиражки. В небольшой заметке рассказывалось о его успехах в обучении летному делу. Заметку эту Ларин знал наизусть, слово в слово, но сейчас начал читать ее опять. Услышав за спиной шаги, он торопливо встал.

— Дверь у вас не заперта, лейтенант, — прозвучал надтреснутый тенорок Пальчикова, — вот я и вошел без спроса. Совсем по пословице: «нежданный гость хуже татарина». Может, во мне и впрямь есть что-то от татарина, а? Где у вас зеркало, лейтенант?

Пальчиков подошел к висевшему в углу зеркалу, поправил волосы и весело присвистнул:

— Ничего нет. Истинно русское лицо. Чем занимаетесь, лейтенант?

— Альбом вот со всякими детскими и курсантскими снимками рассматриваю.

— А-а, мемуарное настроение? Надо о будущем, о завтрашнем дне подумать, а вы о прошлом.