— Что же вы исправили?

Зернов спрашивал требовательно. На какие-то мгновения их взгляды встретились: взгляд Зернова, пытливый, ощупывающий, и взгляд капитана, ясный, искренний.

— В детстве я увлекался голубями, товарищ генерал, — смело отвечал Ефимков, — и еще мальчишкой установил одну закономерность: если голубя не выпускать ежедневно в облет, он начинает жиреть и летает хуже. Со мной похожее происходило, только не оттого, что я мало летал, а оттого, что мало учился. Это большая ошибка в моей жизни, но, думаю, поправимая.

— Для человека, имеющего волю, понимающего, что значит честь советского офицера, — вмешался в разговор замполит.

Зернов сочувственно посмотрел на Оботова, будто хотел сказать: «Правильно».

— Но в чем гарантия, что вы справитесь, капитан, с таким полетом?

— Разрешите, товарищ генерал, — вновь заговорил Оботов. — Мы с командиром части все это время наблюдали за капитаном Ефимковым. Он сутками сидел за книгами, тренировался в работе с новой аппаратурой и лучше всех сдал зачет. Мне кажется, товарищ Ефимков действительно многое понял и многое исправил.

— Вы как думаете, Земцов? — повел бровями генерал в сторону командира полка?

— Замполит сказал правильно, — подтвердил Земцов. — Я верю, Ефимков способен выполнить задание.

— Я вложу в полет всю душу, — горячо сказал Кузьма Петрович.

— Тогда желаю удачи, — сдержанно улыбнулся генерал. — Готовьтесь. — Он крепко, пожал руку капитану.

Вечер. Снег падает на землю косматыми тяжелыми хлопьями. В центре аэродрома на бетонированной полосе рокочут снегоочистители. Медленно движутся в сумерках огоньки машин. У здания штаба двумя шеренгами выстроен весь личный состав части. Подполковник Оботов, уставший от беспокойно прошедшего дня, обводит взглядом строй. Глаза у него чуть порезывает, но лицо, похудевшее, заострившееся, выглядит бодрее и энергичнее, чем обычно.

— Товарищи офицеры, сержанты, солдаты! — в голосе замполита слышится волнение. — Помните, что сегодня вы будете выполнять особо ответственную задачу. Скажу больше — по своему значению эта задача равна боевой. Снегоочистители не справятся с расчисткой. Нужно каждому из вас проработать целую ночь, чтобы к утру аэродром был готов. Могу вас порадовать. Генерал принял решение на рассвете выпустить капитана Ефимкова в полет на розыски Мочалова и Спицына. Задача ясна?

И, как из одной груди, вырвалось многоголосое, уверенное:

— Ясна!

— Выполним? — возвысил голос Оботов.

И опять рванулось ему в ответ единодушное непреклонно-твердое:

— Выполним!

Заблестевшими глазами замполит обвел строй с левого до правого фланга.

— А теперь, — скомандовал он, — всем на расчистку! Командиры звеньев, два шага вперед. — Оботов отлично знал аэродром и минут за пять определил каждому звену объем работы. — Старший лейтенант Цыганков будет руководить эскадрильей, — прибавил замполит, — а его звеном во время расчистки приказываю командовать лейтенанту Пальчикову.

Когда все разошлись, Пальчиков приблизился к Оботову. Замполит строго на него посмотрел.

— А вы почему медлите, лейтенант? Команда для всех подана.

— Разрешите обратиться, товарищ подполковник… — Тяжело вздохнув, Пальчиков сжал пальцы в кулаки, потоптался, потом порывисто поднял голову, и в глазах появилась решимость. — Товарищ подполковник, завтра погода будет такая же, как и сегодня. Вы сами летчик и знаете, что там, — лейтенант показал рукой вверх, — ни дорог, ни регулировщиков. Это шоферу хорошо — чуть не так, отвернул в сторону, расспросил куда ехать. А у нас при такой погоде ошибка в воздухе — знак равенства — гибель. У капитана Ефимкова — жена, ребенок… Разрешите мне вместо него полететь. Я все свои знания, все умение вложу, чтобы Бориску Спицына и майора найти. Поговорите с подполковником Земцовым. А?

Пальчиков с надеждой глядел в глаза замполиту, стараясь по глазам узнать, что у него на душе. А на душе у Оботова было хорошо. И хотя стояли они почти вплотную, подполковник шагнул к лейтенанту и крепко потряс ему руку.

— Спасибо, Пальчиков! Верю, что смелый вы и храбрый офицер. Только лететь вам не придется.

Пальчиков разочарованно отступил.

— Подождите, не расстраивайтесь, — подбодрил его замполит. — Во-первых, решение на полет Ефимкова принял не Земцов, а сам генерал. Во-вторых, генерал ни за что не послал бы Ефимкова, если бы не был убежден в благополучном исходе полета. А как по-вашему, в кого он должен был больше поверить: в Ефимкова, летчика с огромным опытом, или в вас?

— Конечно, в Ефимкова…

— Вот и правильно. Идите и трудитесь как следует на расчистке. Ведь и от этого зависит успех завтрашнего полета. А если уж понадобится повторный вылет в горы, даю слово, что доложу о вашем желании.

— Спасибо и за это, товарищ подполковник! Разрешите идти?

— Действуйте.

Лейтенант круто повернулся и почти бегом бросился на свой участок. Его звену предстояло расчищать снег вокруг зачехленной ефимковскои «двойки». Пальчиков схватил широкую деревянную лопату, с силой вонзил ее в сугроб.

— А ну, пошевеливайтесь! — буйно крикнул он сержантам. — Кто будет хорошо работать — тому увольнение в город обещаю. С девушками танцевать будете. А тому, кто плохо, рекомендую скипидар в качестве ускорителя… Взялись!

Механики ответили на шутку смехом, и работа пошла живее.

Через полчаса Пальчиков разрешил сделать пятиминутный перерыв на перекур, чтобы люди не утомились преждевременно. Опершись о лопату, он стоял у истребителя Ефимкова и с тоской наблюдал, как безжалостная метель заносит только что расчищенную площадь.

— Ну, дьяволы-архангелы! — выругался Пальчиков, грозя кулаком в небо. — Все равно с нами не справитесь. Десять, двадцать раз пройдем, а к утру все в ажуре будет.

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — услышал он позади себя хрипловатый голос. Пальчиков быстро обернулся.

— А-а, Железкин! — произнес он почему-то обрадованно.

— Так точно, товарищ лейтенант. Сержант Железкин. Прибыл из краткосрочного отпуска!

Пальчиков протянул ему руку и ощутил крепкое пожатие узловатых пальцев механика.

— Ну, как мамаша?

— Спасибо, товарищ лейтенант, — словоохотливо начал Железкин. — Все обошлось. Как приехал, свез ее в областную поликлинику. В районе у нее рак подозревали, а вышло, что опухоль незлокачественная. Профессор операцию делал. Пошла на поправку. Так что спасибо, — еще раз поблагодарил он, тронутый тем, что Пальчиков, командир не его экипажа, задал такой вопрос.

— Вы когда приехали?

— Прямо с вокзала. Зашел в казарму — там никого, кроме дневального. Он мне и рассказал все про майора Мочалова и лейтенанта Спицына. — Железкин вздохнул. — Скажите, где мне лопату взять, товарищ лейтенант?

— А вы не устали с дороги?

— Да что вы, товарищ лейтенант! У Железкина сил много. Какая усталость, раз такое дело!

Минуту спустя Железкин уже отбрасывал от самолетной стоянки снег.

Ветер не унимался. Небо, темное, беззвездное, смешалось с землей. Подполковник Оботов поглядел на светящийся циферблат ручных часов: половина одиннадцатого. Он пошел против ветра спиной вперед в ту сторону, где под руководством Цыганкова работали летчики, техники и механики мочаловской эскадрильи. Ветер мешал идти. Оботов с теплым чувством думал про свой разговор с Пальчиковым. «Эх, Паша, Паша, — обращался мысленно замполит к самому себе, — а все-таки до чего жалко, что ты сейчас не летаешь. Если бы ты летал, ты бы тоже, подобно этому пылкому лейтенанту, просился на розыски. Разве нет?»

Оботов повернулся и пошел вперед, навстречу метели.

Было около полуночи, когда Григорий Цыганков заехал домой, чтобы выпить стакан горячего чаю и снова возвратиться на расчистку аэродрома. Старший лейтенант устал, ныли мышцы рук, казалось, даже позвоночник был наполнен тупой болью. Он подумал о Валерии: встанет или нет? За последнее время между ними установились какие-то странные отношения. Почему-то жена стала задумчивой, молчаливой. Несколько раз Григорий пытался решительно с нею поговорить, но Валерия перебивала: